Озеро призраков - Любопытнов Юрий Николаевич - Страница 59

Николай сел на пол и огляделся. Как оказалось, они ночевали в помещении, напоминающим предбанник. Стены и потолок, как они вчера определили, были обшиты вагонкой. Окна были небольшими и снаружи их прикрывали ставни. При детальном рассмотрении Николай определил, что помещение можно было назвать небольшим спортивным залом. В углу был теннисный стол, чуть далее напротив окна с потолка свешивался мешок с опилками и песком для отработки удара в боксе, турник и ещё некоторые принадлежности, позволяющие говорить, что в этом доме живёт спортивная семья.

Солнце заглянуло в маленькое оконце в торце помещения очень высоко над полом, когда дверь отворилась, и на пороге вырос высокий мужчина. Он придержал дверь и пропустил вперёд себя другого охранника с подносом в руках. Тот поставил еду на теннисный стол и, молча, ушёл. Дверь закрылась и скрежетнул ключ в замке.

На подносе в три миски было наложено гороховое жёлто-зелёное пюре, несколько кусков хлеба, три ложки и три стакана с бесцветной жидкостью. На пробу это оказалось обыкновенной водопроводной сырой водой.

Ни слова не говоря, дуровцы подкрепились, и настроение у них улучшилось.

Они начали обсуждать своё положение, когда услышали за дверью голоса. Разговаривал мужчина и женщина. По разговору было можно понять, что мужчина занимал подчинённое положение. Сначала трудно было понять, о чём шёл разговор, но по мере приближения говоривших к входной двери, смысл разговора стал ясен.

— Вы мне не чините препятствий, — выговаривала мужчине женщина. — Это моя дача, и я могу и хочу делать здесь всё, что мне заблагорассудится.

— Но Павел Никодимыч распорядился никого сюда не пускать.

— Никого чужого, но только не меня. Так ведь?

— О вас никакого разговору не было.

— Вот видите.

— Но всё равно я вас не могу пустить…

— Я имею право знать, что у меня творится на даче и поэтому вы должны пропустить меня. Кого вы держите в зале: бандитов или ещё кого?

Мужчина уже готов был сдаться и открыть дверь перед напористой женщиной, как она вдруг ослабила первоначальный натиск и сдалась:

— Впрочем, что я нервничаю, — устало проговорила она. — Бог с вами, держите там, кого хотите. Я только вам одно скажу — переведите их из зала в чулан. Знаете, там слева от входа. Он довольно просторный, окон там за исключением одного маленького нет. Пусть там побудут. Оно пустует и как раз будет использовано целесообразно.

— Вот это другой разговор, Ирэна Арнольдовна, — проговорил смиренно мужчина. — А то мы действительно не знали, куда этих бродяг засунуть.

— А что они натворили?

Дуровцам показалось, что женщина пытается выведать у охранника причину появления на даче людей. Голос её был вкрадчивый и льстивый.

— Павел Никодимыч не говорил нам. У него свои дела с ними. Он разберётся.

Голоса затихли — говорившие удалились.

— Выходит, мы дорогу перешли, как выразился наш охранник, какому-то Павлу Никодимычу, — резюмировал Афанасий. — Кто-нибудь из вас знает такого? — Он посмотрел на друзей.

Николай пожал плечами, покачал головой и Лазутин.

— Значит, не Харон нас повязал, — выпятил губу Афанасий.

Однако через час с небольшим всё прояснилось.

Их перевели из зала в квадратное полусумрачное помещение на первом этаже. Кирпичные стены были оштукатурены и вдоль них стояли различной величины то ли шкафы, то ли стеллажи, на которых когда-то что-то лежало, но сейчас они были пусты. В каморку принесли три фабричных табурета и сняли с задержанных наручники.

Ближе к обеду дверь в каморку отворилась, и на пороге показался высокий жилистый человек в наглаженных брюках, из-под штанин которых высовывались носки огромных ботинок, в широком пиджаке, рукава которого были закатаны на один оборот и обнажали крепкие руки с сильными пальцами. Сухое лицо было загорелым, но через загар пробивался, как бы высвечивался серо-пергаментный цвет, небольшие глаза глядели пронзительно, тая усмешку, высокий лоб незаметно переходил в темя, словно занимал полголовы.

Дуровцы вздрогнули. Человек очень напоминал Изгоя, только лицо не было обмотано шарфом и не было шляпы с плащом.

Вошёл тот бесцеремонно, взял табуретку за ножку и сел на неё.

— Начну без околичностей, — сказал он. — Харону нужен ваш, как вы называете «камень». Когда мы его получим, вас отпустят.

— Мы не знаем никакого Харона, — произнёс Николай.

— Не прикидывайтесь. Имя-то вы знаете, а что до личности — зачем вам знать. Так как?

— А Харон — это Павел Никодимыч? — в упор спросил Афанасий.

Лицо вошедшего оставалось бесстрастным, но дуровцам показалось, что человек несколько оторопел, хотя попытался скрыть это.

— Какая вам от этого разница, — повернув голову в их сторону, безразлично произнёс он. — Нам нужен «камень».

— О каком камне вы говорите? — спросил Лазутин.

— Не притворяйся, человек, — жёстко произнёс долговязый. — Всё вы знаете. Вы этот предмет называете «камнем». Мы его зовём иначе. — В слове «иначе» ударение он сделал на первом слоге. На всё про всё даю вам сутки. Думайте, решайте. Отдаете «камень», и ваше дело в шляпе — вас отпустят, а ежели будете упрямиться — с вами разберутся.

— Ты нам угрожаешь? — набычился Афанасий.

— Предупреждаю, — ответил долговязый, встал со стула и исчез в дверях, не оглянувшись.

— Это Жердяй, ребята, — произнёс Николай. — Об этом мужике нам толковал Павел. Это он приходил с толстяком в вагончик к Косте-капитану. А, Афанасий?

— Похож на описанного Павлом, как две капли воды.

— И помните, это он с толстяком за нами на «Саабе» гонялся?

— Подручный Харона?

— Наверняка.

— И что будем делать?

— Подождём.

На обед им принесли жидкую картофельную похлебку, по куску хлеба и сырой воды.

— С такой жратвой ноги протянешь, — нахмурился Афанасий, поднося к губам ложку.

— Не всё равно, как умирать — с набитым желудком, или пустым, — невесело усмехнулся Лазутин.

— Рано ты умирать собрался, — неодобрительно посмотрел на него Николай.

— Такие люди, как долговязый, зря слов на ветер не бросают, — ответил Лазутин.

— Ты считаешь, что «камень» не надо отдавать? — спросил Афанасий.

— Даже если мы отдадим, они прибьют нас.

Афанасий замолчал — слова Лазутина заставили его задуматься.

Примерно через час после обеда ключ в замочной скважине дважды повернулся. Дверь открылась, и на пороге в свете, падающим из продолговатого окна напротив, появилась черноволосая женщина в спортивном костюме. На ногах были перламутровые туфли, и была она похожа на Шахерезаду из сказок тысячи и одной ночи.

Она приблизилась уверенно к пленным и густым голосом сказала:

— Стул предложите даме?

Лазутин поднялся и подвинул ей стул. Она села. Достала из кармана пачку импортных сигарет и зажигалку. Небрежно бросила на стол:

— Курите!

Николай взял сигарету и затянулся.

Лицо внезапно появившейся дамы было или загорелым, или покрыто густым гримом. Из-под густо накрашенных губ, блестели ослепительно белые ровные зубы.

— Вы удивлены, — усмехнулась она, видя недоумённые лица друзей. — Я не имею ничего общего с людьми, которые вас сюда привезли.

Дуровцы, молча, сгрудились у стеллажа, внимательно глядя на женщину и не произнося ни слова.

— Вы что в рот воды набрали? — с усмешкой произнесла она.

— Мы не знаем, что вам ответить, — первым нашелся Николай, глядя на шокирующе красивую женщину, от ослепительной красоты которой хотелось зажмурить глаза.

— Я хочу вам помочь.

Она сделала паузу, внимательно глядя на троих мужчин.

— Долговязый нам тоже обещал выпустить отсюда, если мы ему окажем кое-какую услугу. Вам какая услуга нужна?

— Жердяй вас обманет. А мне нужна не услуга. Это я вам делаю услугу… Я хочу помочь вам, но, конечно, не безвозмездно. — Глаза её сверкнули.

— И что вы нам предлагаете? — спросил заинтересованный Афанасий.

— Я могу сообщить вашим друзьям, где вас искать. Это всё, что я могу вам предложить.