Зачем Сталин создал Израиль? - Млечин Леонид Михайлович - Страница 80

Советская дипломатия и не заметила, как утратила самостоятельность. Она лишь обслуживала интересы Египта и Сирии. Дипломаты даже не решались выразить сомнение, когда в Каире и Дамаске совершали гибельные для себя шаги. Таким образом, советское руководство нисколько не помогло своим арабским друзьям в трудную минуту. Напротив, благословило их на пути к военной катастрофе.

Девятнадцатого мая генеральный секретарь ООН У Тан доложил Совету Безопасности: «Отчеты наблюдателей ООН подтвердили отсутствие концентрации и крупных передвижений воинских частей по обеим сторонам линии перемирия».

Советские дипломаты и разведчики в Израиле и без наблюдателей ООН могли удостовериться в том, что армия обороны Израиля не приведена в боевую готовность и мобилизация не объявлена. Но они вовсе не собирались успокаивать египтян и сирийцев. Совсем наоборот.

Девятнадцатого мая в Москве сменился председатель КГБ. Вместо Владимира Ефимовича Семичастного, сосланного на Украину, комитет госбезопасности возглавил Юрий Владимирович Андропов. Но оценка происходящего на Ближнем Востоке аппаратом разведки не изменилась.

Резидентуры военной и политической разведки работали с полным напряжением сил. Советские дипломаты и разведчики постоянно передавали Египту информацию о ситуации в Израиле, о расположении частей израильской армии и их передвижении.

Двадцать второго мая посол Дмитрий Пожидаев побывал у Насера и доложил в Москву: «Насер выразил Советскому правительству благодарность за ценные соображения относительно напряженности на Ближнем Востоке, а также за информацию, переданную ранее военному министру ОАР Бадрану. Президент отметил, что до получения этой информации они находились в затруднении, поскольку не имели достаточных сведений о численности и дислокации израильских войск…»

В этот день Насер заявил, что закрывает Тиранский пролив для израильских судов, а также для неизраильских, доставляющих в Израиль грузы стратегического назначения. Иначе говоря, Египет блокировал важнейший израильский порт Эйлат, имевший выход к Красному морю.

Советскому послу Насер пояснил: «Израиль грозил всегда, что в случае закрытия Акабского залива он развяжет войну. ОАР не намерена дальше осложнять ситуацию. Но если Израиль прибегнет к военной силе, то ОАР будет отвечать на это всеми имеющимися средствами…»

Историкам и по сей день неясно, хотел ли Насер воевать. Но он сделал все, чтобы война началась. Он словно сознательно провоцировал Израиль. Возможно, он пребывал в уверенности, что еврейское государство, боясь осуждения со стороны мирового сообщества, не решится нанести удар первым.

Руководители Израиля казались ему людьми нерешительными: они все время что-то обсуждали, советовались с депутатами, прислушивались к мнению общественнности и прессы. Нет, эти люди не рискнут начать войну… А в такой выигрышной ситуации, наверное, думал Насер, можно получить многое из того, что раньше казалось невозможным.

Двадцать третьего мая премьер-министр Эшкол сказал в кнессете, что попытки помешать проходу израильских судов через Тиранский пролив будут рассматриваться правительством Израиля как акт агрессии. Эти слова были адресованы не только депутатам кнессета, но и египетскому руководству. В отсутствие дипломатических отношений объясняться приходилось либо путем публичных деклараций, либо через посредников.

Леви Эшкол, хотя и слыл наиболее преданным помощником Бен-Гуриона, был в реальности человеком компромиссов. Каждый раз, когда это было возможно, он откладывал принятие решения на завтра.

К середине шестидесятых Израиль достиг экономического благополучия. Никогда еще израильтяне не жили так хорошо, и думать о войне не хотелось. Потом наступил период экономических трудностей, с которыми правительство Эшкола справиться не могло. Так что меньше всего он хотел войны. Арабским властителям казалось, что Израиль ослаб и превратился в легкую добычу.

Лишь немногие арабские политики призывали к умеренности. Президент Туниса Хабиб Бургиба, считая ненависть арабов к Израилю ошибочной, говорил:

— У нас, арабов, эмоции оправдывают инертность. Мы, арабы, кричим, наносим оскорбления, мы погрязли в ругани, мы проклинаем и думаем, что таким образом выполняем свой долг. За всем этим стоит комплекс неполноценности. Я считаю, что никто не должен говорить о сбрасывании Израиля в море, поскольку никто не в состоянии этого сделать. Даже воздержание от разговоров на эту тему может содействовать сосуществованию между арабами и евреями.

Президент Бургиба объехал арабские страны с предложением что-то предпринять, найти возможность покончить с враждой. Он долго разговаривал с Насером наедине.

Потом Бургиба изложил содержание беседы. Он говорил египетскому президенту:

— У нас нет ни сил, ни средств, чтобы вести сражение. Надо идти на компромисс. Согласны?

— Да, — подтвердил Насер.

— Это прекрасно, — обрадовался Бургиба. — Мы должны изложить наши взгляды публично. Важнее всего признать резолюцию ООН, в соответствии с которой был образован Израиль. Вы согласны с ней?

— Да, — уверенно повторил Насер. И тут же отказался от своих слов: — Арабские массы не примут ничего, что походило бы на признание Израиля.

В других случаях египетский президент не очень спрашивал массы, чего они хотят.

Словом, усилия тунисского президента ни к чему не привели. Ни Насер, ни кто-либо другой из арабских политиков, от которых это зависело, не хотели признавать еврейское государство и вести переговоры о мире.

Двадцать пятого мая советский посол в Каире получил срочную телеграмму Громыко с поручением посетить Насера или министра иностранных дел Махмуда Риада и сказать следующее:

«В Советском Союзе вызывает удовлетворение решительная позиция арабских государств, сплотившихся вокруг Объединенной Арабской Республики и создавших общий фронт в защиту Сирии перед лицом империалистического заговора…

Правительство СССР считает оправданным требование правительства ОАР о выводе войск ООН из района Газы и Синайского полуострова. Такое требование является бесспорным правом Объединенной Арабской Республики. Мы считаем эту меру сильным шагом, который произвел соответствующее положительное действие…»

Послание Громыко свидетельствовало о том, как плохо советские дипломаты понимали ситуацию на Ближнем Востоке. Москва по-существу подталкивала Насера к войне.

Громыко информировал Насера о послании американского президента Линдона Джонсона с оценкой ситуации на Ближнем Востоке. Насера беспокоила возможность совместных действий великих держав. Громыко успокоил египетского президента, сообщив, что это исключено.

Андрей Андреевич также передал Насеру слова израильского министра иностранных дел Аббы Эбана, сказанные советскому послу в Тель-Авиве: Израиль ни в коем случае не хотел бы военного столкновения с Египтом.

Беседуя с советским послом, Эбан высказался за взаимную «деэскалацию», то есть предлагал политическими мерами решить возникшие проблемы. Он надеялся, что его слова будут переданы египтянам.

Но Громыко не стал рекомендовать Насеру наладить какой-то диалог с Израилем через посредников и тем самым избежать вооруженного конфликта. Напротив, министр сказал Насеру, что советский посол дал «твердый ответ Эбану», то есть сказал, что снижения напряженности не будет.

Это был еще один шаг к войне.

Двадцать четвертого мая Египет заявил, что приступает к минированию вод в Акабском заливе и приводит в боевую готовность флот и авиацию.

Нефть в Израиль доставляли суда, которые шли под либерийским флагом. Президент Либерии уведомил Насера, что его суда больше не будут возить нефть еврейскому государству.

Двадцать пятого мая египетская военная делегация во главе с министром обороны Бадраном демонстративно вылетела в Москву. Египтяне провели в Москве четыре дня. Принимали их не только Гречко и Громыко, но и, чтобы подчеркнуть полную поддержку Египта, глава правительства Косыгин.