Хозяин лета. История в двенадцати патронах - Могилевцев Дмитрий - Страница 42

– Да ради бога, – пожал плечами Ступнев.

ПАТРОН ВОСЬМОЙ:

ВАРЕВО

Людей приходило много. Новости о стычке с черно-пятнистыми разбежались, как блохи из горсти, обросли фантастическими подробностями, распухли, расплодились. Пошли слухи про американцев, высадивших в пуще десант, про непрерывные, уже неделю длящиеся бои в Городе, про переворот, про литовскую танковую бригаду в нарочанских лесах и «диких братьев». Говорили, армия восстала, президента свергает. А президентские воюют с милицией. Нет, наоборот, силовики с черно-пятнистыми восстали на президента, его нужно спасать, и всем дадут пенсии как партизанам войны.

На следующий после стычки день явилась половина мужчин города. Юнцов, норовивших протолкнуться вперед, брали за шиворот и велели идти играть в солдатики, пока молоко на губах не обсохнет. Приезжали из окрестных деревень на тракторах и грузовиках. Приезжали из соседних городов. База не вместила бы и десятой доли прибывших, да и Матвей Иванович, боясь, что его силы рассеются и разложатся в наплывшей массе, всех отправлял в Сергей-Мироновск.

Местную милицию и особистов поголовно заняли снабжением, размещением и проверкой прибывших. Принимали всех, но выдавали оружие и допускали на базу очень немногих, прежде всего – отставников, егерей и дезертиров. Особенно радовались роте контрактников седьмой дивизии. Рота дезертировала в полном составе, с оружием и бронетранспортерами. Контрактники сбежали, испугавшись арестов и слухов, и рассказали про концлагерь под Городом.

Заполонившая Сергей-Мироновск братия бурно негодовала, требовала немедленно выступать и опустошила все четыре универсальных магазина. На газонах стояли палатки, новоприбывших поселяли в сараи и гаражи, по приказу Матвея Ивановича город усеяли дощатыми сортирами, реквизировали всё продовольствие со складов и зерно с элеватора. Директор местного хлебозавода под дулом автомата вернул с собственного подворья и, руководя ошалелыми своими подчиненными, за одну ночь установил и отладил так и не украденную финскую пекарную линию. Горожане сразу сошлись во мнении, что такого вкусного хлеба никогда не ели.

Всех прибывших кормили и даже поили бесплатно. Но беспорядков, своеволия и драк не терпели. Всю милицию плюс взвод контрактников-дезертиров сразу определили в силы поддержки порядка. Агрессивно пьяных и забияк не били, а, по возможности, без членовредительства выкидывали из города и предупреждали: если еще раз покажут нос – останутся без зубов. Мародерство и грабежи пресекались беспощадно: двоих недорослей, отнявших у торговки окорок, судили прямо на площади, при большом стечении народа. Им предложили съесть украденное целиком – раз они, по их словам, мучались голодом и потому украли. Недоросли ели, пока их не стало тошнить, а потом им, под хохот и сальные шуточки собравшихся, стянув штаны, начали заталкивать рубленый бекон в задницу. Затем беднягам напихали в штаны ядовитой молодой крапивы и погнали из города.

Повариться в собственном соку, познакомиться разномастной, полутрезвой и осмотрительно бесшабашной братии, более всего напоминавшей посполитое ополчение времен Потопа, дали сутки. Новоприбывших определяли к довольствию и занимали работами по устройству жилья, никак не отвечая на вопросы касательно революционного будущего. Кто копать ямы для нужников не соглашался – тех отправляли восвояси, но без скандала, объясняя, что дисциплина превыше всего, и всякий военный успех начинается с работы лопатой. Впрочем, артачившихся оказалось немного, в основном молодежь.

Управляться со всеми сомнительно совершеннолетними Матвей Иванович поставил Диму. Тот, похожий на помесь Сесила Родса с тонтон-макутом, не расстающийся с сигарой и черными очками, с кобурой под мышкой и парой каменных «эскадрерос» за плечами, вызывал священный трепет. Юнцы, протестующие против недопущения их в революцию, немели, глядя на него, и безропотно отправлялись восвояси. Правда, когда отправленных скопилось с полсотни, среди них нашлась пара активистов, и толпа обиженных пришла на площадь перед градоуправлением требовать справедливости. Дима встретил их спокойно и, не отвечая на выкрики, велел построиться. Негромко, вполголоса. Один из активистов протолкался вперед и открыл рот – но как раз в этот момент Сергей, вздувая жилы на шее, заорал по-старшински страшно, нечленораздельно, проревел тем особым, вбитым в учебке голосом, доходящим сквозь кожу и кость прямо до мозжечка:

– Строй-сс-сяяяя!!

Толпа испуганно притихла и, толкаясь и спотыкаясь, попыталась превратиться в шеренгу.

– Хорошо, – сказал Дима негромко. – Хорошо. Значит, хотите воевать?

Шеренга нестройно закивала.

– А вы знаете, где у автомата приклад?

– Мы узнаем! – с вызовом выкрикнул активист, бицепсастый парень лет семнадцати в майке и с татуировкой на плече.

– Да, – кивнул Дима равнодушно. – Узнаете. И научитесь. Конечно. Скажу больше – вояки из вас получатся лучшие, чем из большей части здешней пропитой, заскорузлой публики.

Шеренга одобрительно загудела.

– Но, – Дима выпустил колечко дыма, – нам сейчас нужен не учебный материал, пусть и хороший. Сегодня нам солдаты нужны. Те, кто уже знает и умеет. Вы умеете? Повторяю вопрос: вы умеете?

– Атвеечать!! – рявкнул Сергей.

– Нет, – сознался татуированный активист.

– Хорошо, – сказал Дима. – Здесь остается тренировочная база. Думаю, за две недели вас натаскают. Кроме того, кому-то нужно будет поддерживать порядок, потому что милиция почти вся пойдет с нами. Понятно? Хорошо. Разойтись!

Когда толпа разбрелась, Павел покачал головой:

– С ними будут проблемы.

– Не наши проблемы, – ответил на это Дима. – Через день, максимум через два мы отсюда уйдем. Кто-то останется. Нельзя же оставлять Город без охраны. Пускай и тренируют малолеток – дело полезное.

– А мы че? – подал голос Сергей. – Да я б из них мясо за три дня сделал. Мальцы – они шустрые.

– Серый, – Павел вздохнул, – тебе всё командовать неймется. Да куда им. Ты сопли им будешь вытирать?

– Не, я не понял – мужиков навалило полон Город, у старика под рукой сброд, из них вояк настоящих – десяток без дюжины, а нас пацанов заставляют футболить. Он че, нам не верит? После всего?

– А чего нам верить? – Павел усмехнулся.

– Думается мне, – сказал Дима лениво, выдохнув плотный белый завиток, – без подчиненных мы не останемся.

– Откуда им взяться? Пацанье, что ли, всё-таки брать будем?

– Пацанье, – произнес Дима глубокомысленно. – Тебе, кстати, сколько?

– Двадцать. Скоро, – ответил Сергей. – А че? Меня с двенадцати знаешь как мудохали? В спортшколе, а потом в учебке.

– Угу, – сказал Дима и затянулся. Глянул на часы: – У нас есть время до двух. В два на заднем дворе – нам подгонят машину. До скорого.

Глядя Диме вслед, Павел сказал:

– Не понимаю нашего нового шефа. Знает он, про что говорит, или просто лапшу на уши вешает? И всем вокруг, и нам. Если б я своими глазами не видел, если б не знал, кто он…

– То что?

– То подумал бы – никакой он не гэбэшник. Не бывает таких гэбэшников. Студент сопливый. Мелкий фраер. Пустышка, фуфло. Сигара, очки. Дешевка вальяжная. А я ведь и не знаю, кто он. Мы про него только и знаем, что сами навоображали.

– А по-моему, завидуешь ты, Павло. Завидуешь, – усмехнулся Сергей.

– Чему завидовать? Динамика у него хреновая, двигаться толком не умеет, ствол не держит.

– А зачем ему? Он тобой командует. А ты умеешь.

– Факт, командует – пока я согласен.

– А будешь не согласен, я тебе жопу на уши натяну.

– Ничего себе! – Павел хохотнул. – Скажите на милость! Откуда такая преданность?

– Оттуда. Ты че, не видел, как старик со своей кодлой на него смотрят? И как на нас? Если тебе своей задницы не жалко, так лучше я тебе ее сам оторву. Тогда, может, моя в целости останется.

– Ох, Серега. Если б хоть раз в жизни задумался!

– Такие, как ты, умники в болоте остались, – буркнул Сергей. – А я живой, нажратый и буду дело делать. Не из лохов бабки выколачивать, а дело делать. Типа ты не видишь, что тут поднялось. Матвей старикан конкретный, и Димон знает, что делает. Страну делает. А ты, умник, шестеркой был и опять стать хочешь.