Земля вечной войны - Могилевцев Дмитрий - Страница 68

– Вот мы и прибыли, – прошептал Юс. – Слышишь, крылатый? Спасибо. Я и не думал, что доберусь. Спасибо.

Над ровным зеркалом воды плясали блики. Щурясь, Юс отвязал проволоку, обвивавшую его запястье. Раскрыл чемоданчик. Повернул тумблер, отжал тугую красную кнопку. Аккуратно уложил в выем свернутую проволоку. Закрыл крышку, защелкнул.

Чемодан долго уходил вниз. Ровно, не кувыркаясь, уменьшаясь постепенно, обволакиваясь аквамарином. Потом исчез.

Юс размял затекшие кисти. Потянул за шнур стартера. Мотор зачихал. Юс уселся рядом, прикрывая глаза рукой от жаркого синего блеска. И развернул нос лодки туда, где скалы растворялись в синем блеске, – на север.

Усталость навалилась внезапно – как просевший от ветхости потолок. И с ней – голод. Они будто отстали, не угнавшись за вертолетом, а теперь перевалили через хребет, нашли, углядели с высоты и побежали вниз, к нему. Юс сперва попробовал усидеть у мотора, опустившись на дно лодки, на измазанную маслом мокрую ветошь. Мотор тарахтел, чихал над ухом. Болели щеки и лоб. Юс потрогал их пальцем. Конечно. Солнце – и на перевале, и здесь. Облезет. Если успеет. Суставы ныли так, будто туда насыпали толченого стекла. Невозможно. Юс пошевелил доску сиденья. Снял, уложил на дно лодки. Лег на нее, закрыв лицо рукой.

Он не слышал, как закашлял и, выплюнув струю дыма, заглох мотор. Как прилетевший с востока ветер развернул лодку и медленно потащил, покачивая на мелкой волне. Как, мерно гудя, поднялся со станции и пошел над озером вертолет, как завис над лодкой. Как опасливо и медленно, озираясь, спустился по веревочному трапу пристегнутый к вертолету за обвязку Рахим и, спрыгнув в лодку, упал на колени. Встал, зашипев от боли, и, вытянув из кармана шприц-пистолет, прижал его к шее Юса.

В сумерках, когда брызги на камнях начали схватываться ледком, незваные гости явились и на базу. Сработали сразу три ловушки: две на нижней тропе, одна на западной перевальной. Сработали незаметно для гостей. Неслышимо и невидимо. Каримжон, усмехнувшись, вытянул из кармана приемник, посмотрел на серо-зеленый экранчик, послушал. Отдал своим людям пару коротких команд. А сам, допив чай, взял винтовку, стоявшую тут же прислоненной к столу. Расчехлил и свинтил оптический прицел. Нахлобучил поверх шапки, ругнувшись вполголоса, спецназовскую каску с прибором ночного видения, застегнул ремешок. Вылез на крышу. Ветер подхватил полы халата, затрепал. Каримжон, морщась и покряхтывая, улегся на расстеленный толь, уложил цевье на заранее припасенный, прикрученный толстой проволокой полешек.

Вскоре он их увидел – красные пятна, такие яркие на стремительно выстывавших камнях. Каримжон прицелился в третье. Медленно выдохнув, спустил курок. Ветер подхватил щелчок выстрела, закрутил, ударил о камни, раздробил, рассеял тысячью слабых отголосков. Проглотил.

Каримжон понаблюдал немного за третьим пятном. Потом прицелился в первое. Потом – во второе.

Каримжон был хороший охотник. Терпеливый, аккуратный. Флегматичный. Очень спокойный. И потому очень редко промахивающийся.

– Ешь, ешь, – сказал хаджи Ибрагим, – ешь, не бойся. Здесь еще много. Съешь – Юсуф еще принесет. Набирайся сил. Тебе они еще ой-ей-ей как понадобятся. Жить будешь, работать. Рисовать. А то – умирать собрался. Аллах знает, зачем. Зачем умирать? Ты же воин. Хороший воин. И художник. Мне показывали твои последние рисунки. Филигрань. Продашь, заработаешь деньги. Много денег, – хаджи Ибрагим рассмеялся дребезжащим, добродушным старческим смешком. – Но это если наберешься сил. А то ведь чуть не умер, какой холодный был, и глаза стеклянные. Сколько дней лежал. Думали, все уже, так тихо и остынешь совсем. А, вот видишь, проснулся все-таки… Ешь, мой личный повар готовил, и какой повар. В десятом колене повар, и внуки сейчас тоже учатся кашеварить. Едва уговорил его со мной ехать. Все хотел в доме остаться, говорил, где найду очаг такой, и огонь такой, и казан такой, где найду. Его прадеды ханам Коканда плов делали, ох, какой плов.

Юс с усилием приподнял отяжелевшую голову. Вокруг все немного плыло, будто глаза никак не могли сфокусироваться. Хотелось спать. Вернее, измученный, издерганный рассудок просил сна, а тело кричало: еще. И вот неслышно убрали опустевший ляган, и поставили второй, с шафранно-огненной рассыпчатой горою. Юс, покачнувшись, запустил в него ладонь.

– Молодец, молодец, – похвалил полузасыпанный подушками и подушечками хаджи, – как хорошо ешь, скоро сил наберешься.

– А потом? – выговорил Юс, прожевав.

– Потом… да, у нас большое «потом», вот увидишь. Очень большое.

– Вы меня отпустите?

– Могу и отпустить. Только куда? Наши судьбы, мой мальчик, теперь прочно переплелись. Ты нужен мне. А я – тебе. И кроме той жизни, которую могу дать тебе я, у тебя нет ничего. Твоя прежняя жизнь осталась там, – хаджи вяло махнул морщинистой рукой, – осталась вся, без остатка. В подвале. В машине. На вокзале Новосибирска даже, последними лоскутами. Все, что могло умереть в твоей прошлой жизни, умерло. Все, что могло жить, – выжило, и живет. И с тобой, и без тебя. Тебе будет, наверное, интересно узнать, что одной твоей знакомой присвоили очередное звание подполковник. За блестяще проведенную операцию. Ах, какая все-таки женщина! Ее именем на Алае теперь пугают детей. А еще она взяла под крылышко другую твою знакомую. Мне бы на старости лет такую опеку… Да, Юзеф Казимирович. Человек может многажды умереть и многажды рождаться. Оставив за спиной все прошлое, даже свое прежнее имя. Прошлое часто бывает несовместимо с жизнью. С нынешним твоим прошлым за плечами, с нынешним содержимым твоей головы, – как думаешь, много ли ты проживешь, появившись там, в твоей прежней жизни? А ты ведь хочешь жить, я знаю. Сильно. Так сильно, как никто из всех, кого я знаю, жить не хочет. Тогда, в слабости, в невыносимой боли, когда ноет каждая мышца и огнем горят перетружденные суставы, – тогда легче не любить жизнь. А когда силы вернулись… Ведь ты же хочешь жить, а?

Юс молчал, пытаясь уложить во фразу непослушные, ленивые, косные ожиревшие слова, но, прежде чем смог, рука его сама по себе протянулась к лягану и окунулась по запястье в рис.