Русский эксперимент - Зиновьев Александр Александрович - Страница 27

Надо сказать, что такой психологический тип культивировался и в какой-то мере вознаграждался. Главным вознаграждением было уважение окружающих, почет, самосознание своей важности для общества. Перепадали и кое-какие земные блага. И по этой линии происходило размежевание настоящих коммунистов на убежденных и показных. Сейчас невозможно установить, в каких пропорциях, так как почти все убежденные коммунисты такого рода погибли в великих стройках, войне, репрессиях. Я выжил случайно, в какой-то мере благодаря тому, что никогда не афишировал свои качества и никому не становился поперек дороги.

И именно как психологический коммунист я рано начал замечать недостатки советского социального строя, остро переживать их, воспринимать их как отступление от идеалов «настоящего» коммунизма. И для меня, как и для многих других молодых людей тех лет, Сталин стад олицетворением и виновником этого отступления.

Внимательно приглядываясь к советской реальности, я видел, что в ней, с одной стороны, реализовались самые фундаментальные идеалы коммунизма, а именно — ликвидирована частная собственность на средства производства, ликвидированы классы частных собственников, труд стал главным и для большинства, единственным источником существования, всеобщим стало образование, удовлетворялись минимальные жизненные потребности (в пище, одежде, жилье, медицинском обслуживании, отдыхе, развлечениях, пенсии по старости и т.д.), стало плановым хозяйство, стало единым управление страной, на первый план вышли духовные ценности и осуществилось многое другое. А с другой стороны, этот строй не уничтожил, а развил заново материальное и социальное неравенство, несправедливости в распределении благ, обман, насилие, карьеризм, коррупцию, стяжательство и многие другие явления, которые мы осуждали как язвы классового общества. Наша идеология и пропаганда приписывала их прошлому и объявляла пережитками прошлого, родимыми пятнами капитализма, тлетворным влиянием Запада. Но в это мало кто верил. Во всяком случае, я уже в старших классах школы сделал вывод, что реальный коммунизм (как я называл советское общество) порождает такие явления сам и с необходимостью.

Я был одним из тех, кто всерьез воспринял идеалы коммунизма как общества всеобщего равенства, справедливости, благополучия, братства. Я рано заметил, что в реальности формируется общество, мало что общего имеющее со светлыми идеалами, прививавшимися нам. Я уже не мог отречься от идеалов романтического и идеалистического коммунизма, а реальный жестокий, трезвый, расчетливый, прозаичный, серый и лживый коммунизм вызывал у меня отвращение и протест. Это не было разочарование в идеалах коммунизма — слово «разочарование» тут неуместно. Эти идеалы сами по себе, т.е. в их словесном выражении, прекрасны, и я от них не отрекаюсь до сих пор. Тут было другое, а именно — предчувствие того, что идеалы в их буквальной формулировке неосуществимы в реальности, а то, что в них осуществимо, несет с собой такие последствия, которые снижают и даже сводят на нет достоинства реализации идеалов.

Противоречие было неразрешимым. Я принял и до сих пор принимаю реальный коммунистический социальный строй как мой собственный и не хочу никакого иного. И одновременно он вызывал у меня протест своими многочисленными проявлениями. Я не мог разделить то, что я принимал, и то, что отвергал. Это было слито воедино.

Окончание школы. Окончание школы совпало у меня с началом войны. Большинство ребят призвали в армию. Были такие, которые ухитрились уклониться от призыва. Некоторые устроились в учебные заведения, освобождающее от армии. Но большинство оказалось в армии. Я как отличник мог получить отсрочку и поступить в университет. Но я отказался и попросился в действующую армию, на фронт. Так поступали многие. И это тоже было характерно для сталинской эпохи — добровольцы.

Война не была для нас неожиданностью. Мы несколько лет жили в ее ожидании. Конфликты на Дальнем Востоке. Финская война. Польская «кампания». «Освобождение» Прибалтики. Неожиданностью явилось то, что враг оказался сильнее и страшнее, чем мы думали, и то, что мы не успели как следует подготовиться. Принято считать, что сталинское руководство плохо готовило страну к войне. Это — идеологическая ложь. Сталинское руководство действовало в наличных условиях. И в этих условиях оно совершило чудо — сделало больше того, что позволяли эти условия, если к ним подойти с западными мерками. Был подготовлен скрытый потенциал, который оказался неожиданным для политиков и теоретиков Запада в который дал о себе знать в ходе войны после первых поражений.

Школа после войны. В послевоенные годы советская школа изменилась во многих отношениях и по многим причинам. Среднее и даже высшее образование утратило характер исключительности. Колоссально возросло число школ. Окончание школы перестало быть гарантией поступления в институт. Выросло число учителей и изменился тип учителя. Профессия учителя перестала быть такой уважаемой, как до войны, и утратила обаяние. В учителя пошли самые посредственные выпускники школ. Вырос образовательный уровень общества и семей. Изменилось положение в семьях. Дети через семьи стали получать многое такое, что раньше давала лишь школа. Колоссально выросли возможности удовлетворять культурные потребности вне школы. Исчезли идеологические иллюзии. Резче обозначились социальные контрасты. Социальные отношения охватили и школу. Дифференцировалась система образования. Усилились социальные различия учебных заведений и различие в уровне подготовки.

Очевиднее стало и усилилось расхождение привилегированных и непривилегированных учебных заведений. Исчез романтизм и появился практицизм в детской и юношеской среде. Изменился тип ученика. Изменилось отношение к школе. Школа перестала играть роль светлого храма и роль двери в прекрасное будущее общество всеобщего благополучия.

Но, несмотря ни на что, советская школа оставалась основой глубокого демократизма общества. Сохранялось относительное равенство возможности образования для большинства молодых людей. Образование уравнивало людей различных социальных категорий. Для большинства молодых людей их жизненный успех зависел главным образом от способностей и прилежания, обнаруживавшихся и развивавшихся в школе. Школа оставалась основной дорогой в жизнь.

Дети в России посткоммунистической

Ф: Коммунизму можно простить все его прегрешения только за одно то, что он дал детям и молодежи широких слоев населения. Почему все-таки не удалось сохранить высокий уровень нашей школы?!

П: Наша система образования стала неадекватной новым потребностям общества. Она приспосабливалась к ним. Но, во-первых, принимая во внимание интересы различных слоев населения и, во-вторых, испытывая колоссальное влияние Запада. Западные специалисты и средства массовой информации единодушно буквально вопили о кризисе западной системы образования. Многие отмечали достоинства советской системы. А в Советском Союзе настойчиво ломали лучшие достижения своей школы и перенимали с Запада то, что там подвергалось жестокой критике.

Ф: А теперь, судя по всему, России вообще не нужно образование такого размаха и уровня, как ранее. Достаточно «основного» образования для большинства, а высшие слои создают для своих детей элитарную систему. Советское образование считается непрактичным. Даже страдалец за судьбу России Солженицын призывает не стремиться к высшему образованию, удовольствоваться «основным» (9 лет), а то и того меньше. И идти в мастеровые, в рабочие, в крестьяне.

П: Здесь отказ от коммунизма, пожалуй, самый глубокий.

Ф: Но на Западе вроде бы число людей с высшим образованием растет!

П: Что не препятствует снижению вертикальной динамики населения, т.е. переходу из низших слоев населения в более высокие. И число безработных «академиков» огромно. И растет. Растет число людей, не использующих образование. Высшее образование имеет иной социальный статус. Привилегированные учебные заведения становятся все более закрытыми для выходцев из низов.