Век перевода (2006) - Витковский Евгений Владимирович - Страница 45

45

Плач по умершим братьям

И вдруг опечалился я по ослабшим, и плачется горько по братьям по старшим: Шимон, Реувэн и Леви, они в рыхлую землю ушли, во мрак подземного дома, где волосы их продолжают безумно расти, а также — настырные ногти с целью, не ведомой мне. На всех на нас теперь я гляжу, а брат мой скрипку берет, тело его мало — это скорее душа, и вот в зеркале глаз широко распахнут, будто вопрос задает в изумленьи, а мы — еще дети тогда, но выросли мед собирать в тяжелые лета, и из года в год добавляется птичий пух, что на малом теле растет.

Песня Биньямина

«Яаков, я сын твой меньшой, ел египетский хлеб и у тебя за столом веселился. Йосэф, который во мне, всё видит и плачет по Биньямину, который во мне, вдвоем к тебе я приду. Чувствую волны плесенной тьмы, что от рук твоих горьких исходят. Прими же мой дар: это я, младший из сыновей, предстать хочу пред тобою».

Ужин в Ферраре

Sur mon ame! Vous m'avez donne un bal a Venise, je vous rends un souper a Ferrare. Fete pour fete, messeigneurs.

V. Hugo. Lucrece Borgia. III. 2[13]

1

«Я ужин устрою в Ферраре. Будете у меня пировать. Бал вы задали в Венеции, прошу вас мной не пренебрегать». Глубоко в сердце завелся подвох, как мох. Тело растит недуг, шелестит во мгле, пестует ропота завязь, и на груди уже шорохом полноты цветенья — розы державный цветок. В черном шелке проносится буря. Душа, что ни разу желанного не коснулась, покоряется снова. Последняя трапеза ваша готова.

2

В преддверьи трапезы внимания прошу к деревьям и кустам. Вы все приглашены сопровождать меня в прогулке по садам. И как гостям рекомендую вам отметить мой немного странный образ жизни, обратите ваши взоры к соловьям и к армии дроздов, вы слышите шипение, присущее дроздам? Они грузны сейчас. Они волнуются в предощущеньи зла. Ну, а цветы мои, мои цветы, мои цветы, мясистого объятия которых вы скоро удостоитесь, навек. О, мои цветы! Вы различаете дрожание цветов?

3

На золото заритесь по ночам. На злато чужое по чужим дворцам. Ваши змеиные язычки перемалывали годами зубы свои. Помню подарок ваш, гады, свившиеся в клубок, вы мушиный яд подарили, уста же роняли мед. Помню вашу похлебку, жижа стекала с одежд, струя нечистот на ложе, врезалось пение в память, солнце, что поднялось над вами, запомнился бал.

4

Куда пропали вдруг веселые танцоры, и сладкие мелодии, и хоры на ветвях? Зачем поблекли милые плоды, и смех умолк в кустах? Как побелела глупая рука!.. утихла ваша кровь… Склонясь к земле, почтением исполнен сад. Теперь Messieurs, Mesdames, a table, s'il vous plait[14]. И всё же я скажу вам кое-что еще: С недоумением глядел отряд моих дроздов на вас, и выпала роса тяжелая на вас — как послесловие великих дел.

ДЖОН КИТС{126} (1795–1821)

La belle dame sans merci[15]

Ax, бедный рыцарь, что с тобой? Ты бледен, краше в гроб кладут; Засох на озере камыш И птицы не поют. Ах, бедный рыцарь, что с тобой? Скитаешься, страданье для; Полны у белок закрома, И скошены поля. Я вижу лилию во лбу, В испарине ты занемог; И слишком рано у тебя Увяли розы щек. Я встретил деву на лугах, Дитя, волшебная краса, Длинноволоса и легка, И дикие глаза. И усадивши на коня, Я не сводил с нее очей; Склонила голову она И пела песню фей. Я сплел ей девичий венок, Запястья, пояс анемон, И видел страсть в ее глазах, И сладкий слышал стон. Коренья пряные нашла, И мед, и манник полевой, И мне на языке чудном Клялась в любви святой. В чудесный грот меня ввела, Вздохнула, и стекла слеза, И поцелуем я закрыл Печальные глаза. И задремали мы во мху, И видел я — о боль сама! — Мой сон последний там в тени Холодного холма. Шли предо мною короли И воины — бледны, слабы, Вопя: «La belle Dame sans merci, Мы все твои рабы!» Мне снилась судорога губ, Зловещего оскала тьма, И пробудился я в тени Холодного холма. И потому я здесь пока Скитаюсь, одинок и худ, Хоть и засох уже камыш И птицы не поют.