Топот шахматных лошадок (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 39

39

— Интересно, с чего ты все это взял?

— Я не взял. Это само… взялось…

— Ну и ладно, — сказал я примирительно.

Мы повернули было с Тургенева на Магнитную, к автобусной остановке, но Вовка вдруг тормознул сандалией и взял меня за руку.

— Ваня, пойдем пешком! Ну и что же, что далеко? Зато интересно…

— Пойдем…

В самом деле, чего маяться в бензиновой толчее, когда погода чудесная и никто нас не торопит…

Вовка потянул меня через Гагаринский сквер, на старую Знаменскую улицу с ее покосившимися особняками и недавно отреставрированной церковью восемнадцатого века. Начинали цвести высокие тополя. Местные власти еще не успели повырубать здесь эти «сорные» деревья, и от них веяло прохладой. Пахли тополя так, словно недавно прошел дождик, хотя с утра не было ни облачка. Вовка отдувал от лица редкие пушинки. За церковью улица стала совсем деревенской, одноэтажной. А рядом с дорогой потянулась заброшенная трамвайная линия — такая же, как недалеко от озера.

Мы перешли с тротуара на эту линию, в лопухи и зацветающий иван-чай.

— Похоже на узкоколейку, — сказал Вовка. — Рельсы лежат широко, но такие же заросшие.

— Похоже, — сказал я.

— А вон совсем похоже…

Слева от линии были сложены штабелем длинные оструганные бревна, они золотились на солнце. На бревнах шеренгой сидели пятеро. Двое — мальчишки лет двенадцати, в подвернутых джинсах и выгоревших сизых майках. Один светловолосый, стриженный ежиком, другой темный и кругловатый. Слева от них — девочка в синем сарафанчике, с короткой стрижкой и решительным лицом. А левее девочки — тощий длинноногий мальчуган в летнем костюмчике, словно сшитом из сине-белой тельняшки, и вплотную к нему смуглая полная девочка с темными косами и в пестром, как восточный ковер, платье.

Кругловатый мальчишка, нагнувшись вперед, убеждал остальных:

— У Портоса фамилия была дю Валлон. Почти как моя. Меня даже в школе так называли. Гад буду, не вру!..

— Дю Валлон, я тебя убью, — сказала девочка в синем сарафане.

Мальчик в «тельняшечьей» одежке тоже нагнулся вперед. Спросил сипловато:

— А может, он и правда поедет по этим рельсам? Тот паровоз…

— Посидим еще, — решил стриженный ежиком мальчик. Похоже, что он был главный.

Мы прошли метрах в трех от штабеля, но ребята не обратили на нас внимания.

— Ну, что? — сказал Вовка.

— Что? — сказал я.

— Сам теперь видишь: если хорошо придумано, значит, есть на самом деле.

— Это просто совпадение…

— В жизни на каждом шагу совпадения, — сообщил Вовка совершенно философским тоном.

Я не знал, что ответить. Судя по всему, Вовка был прав. Но все же я возразил:

— У того… похожего на Карузу, на тельняшке нет медали. И ленточки нет… Ленточка была бы заметна: продольные полоски на поперечных.

— А ее и не может быть. Пока… Потому что Дня флота еще не было… Будет в июле.

— Фантазер, — буркнул я для порядка.

— Ну и что? Ну и пусть фантазер… В августе я пойду по этим рельсам с деревянным мечом и с железной круглой крышкой. И познакомлюсь с ними. Вот увидишь…

— А как же Аркаша? — осторожно напомнил я.

— А что Аркаша? Сперва пойду я, а следом он. Что такого? Разве нельзя? — Вовка слегка обогнал меня и заглянул в лицо. Требовательно так. Чего, мол, споришь?

— Да нет, я не спорю, все правильно, Вовка.

Было ясно, что он образовывает в пространствах новую причинно-временную связь и трогать эту невидимую струну ни в коем случае нельзя.

Мы несколько минут шагали молча. А потом… Потом Вовка испугался. Очень! Он опять обогнал меня и встал на дороге.

— Иван!

— Что? — сразу перепугался и я.

— Я вспомнил!

— Что?

— Я вспомнил, про что говорили Те!..

— Вовка… — выговорил я с упавшим сердцем. — Они много чего говорили. Но ничего плохого… Правда…

«Смотровые щели» опять были беспощадно синими.

— Я вспомнил. Они говорили, что из твоей жизни уберется столько лет, сколько прожил я!

«Слава богу, ты, кажется, не услышал, что пуль было две…»

— Чушь какая, — сказал я совершенно беззаботно. — Это надо же, что почудилось ребенку… Хотя в таком состоянии немудрено…

— Но я же слышал… — повторил он уже не так уверенно…

Я шагнул к нему. Я взъерошил его волосы. Я сказал, как умудренный взрослый маленькому мальчику, испуганному нелепым сном:

— Вовка, я верю, что тебе показалось, будто ты слышал. Это был обычный бред раненого человека. Мало ли что покажется пацану, в которого вогнали две пули. Забудь.

— Значит, этого не было? — Синева была такая, что очень трудно соврать. Но я соврал.

— Этого не было.

— Честное слово?

Вот за… то есть паршивец!

— Вольдемар, — проговорил я, заложив руки за спину и покачивая себя с пяток на носки. — Довожу до твоего сведения, что у меня с детства есть примета: не давать честное слово чаще раза в месяц. Недавно я тебе слово уже дал: насчет издательства, будь оно неладно. В дальнейшем уволь… Я тебе просто по-джентльменски сообщаю, что такого там не звучало. Доволен? — При этом я на всякий случай скрестил за спиной пальцы.

Не знаю, поверил ли он до конца. Но, судя по всему, почти поверил. Может быть, потому, что этого ему очень хотелось, а бояться не было сил.

— Смотри, бабочка, — сказал я. — Какая большущая, синяя. Таких я здесь никогда не видел… Да вон, вон…

Вовка оглянулся.

— Ой… это «адмирал»… — Он побежал за «адмиралом», но тот быстро набрал высоту и растаял в синеве. Вовка стоял, задрав голову. Волосы золотились…

Я тоже смотрел вслед улетевшей бабочке. Пахло всякими травами и ржавчиной старых рельсов. Звенела тишина. Если бы сейчас из этого звона и струящегося воздуха возник старинный серебристый паровоз, я бы не удивился…

А что касается напоминания об отобранных у меня годах, то сейчас оно не казалось страшным. Потому что я знал способ, как вернуть эти годы.

Надо только протянуть как-нибудь двенадцать лет. А потом, в июне две тысячи четырнадцатого, планета Венера снова пересечет диск Солнца. И глядя на них через Вовкин монокуляр, я скажу: «Солнце, Земля и Венера, сделайте, что я прошу. Верните отнятые у меня годы…» И я знаю, что это сбудется.

Правда, в нашей стране в момент прохождения будет уже ночь, но можно уехать куда-нибудь за границу. За двенадцать-то лет как-нибудь подготовлю такую поездку… Например, возьмем да укатим с Вовкой к его тетушке в Канаду. Конечно, сперва ее придется убеждать, что «случилась ошибка». Но и на это есть время.

Я наведу на Солнце объектив с фильтром и скажу… Те самые слова… Если только к той поре у меня не созреет более насущное желание. А если созреет, за меня скажет, что надо, Вовка.

Главное, чтобы в тот день облака не закрыли солнце.

…Здесь вопреки всем литературным традициям и в ущерб сюжету автор решил вместо эпилога поместить свое очень давнее стихотворение. Вот оно.

Заросшая узкоколейка — Путь из волшебной страны; Тополя листики клейкие, Запах поздней весны. Светкин пушистый локон У твоего лица… Свет из знакомых окон, Мамин голос с крыльца… Дождики босоногие… Мяч футбольный в пыли… Это было у многих. А многие сберегли?

Зачем здесь эти стихи? Кому надо, тот поймет. Кто не поймет, пусть забудет… А мне они нужны. Именно в этом месте, в конце…

ТОПОТ ШАХМАТНЫХ ЛОШАДОК

Часть первая

ТРЕУГОЛЬНАЯ ПЛОЩАДЬ

«И сказал людоед…»

С некоторых пор у шестиклассницы Белки Языковой стало иногда появляться странное ощущение. Вдруг казалось ей, что окружающее пространство на миг затвердело и с металлическим звяканьем прогибается то в одну, то в другую сторону. Словно лист из упругой жести. Такие листы всегда чуть изогнуты; надавишь, и — дзынь! — твердая плоскость превращается из выпуклой в вогнутую. Или наоборот. Как обширный противень, на котором мама печет в газовой духовке пироги с картошкой.