Золотое колечко на границе тьмы (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 56

— Я, Турчаков, и не злился на тебя после того, как из вашей школы ушел. Я тебя даже и не вспоминал… Я про хорошее вспоминать люблю, а про таких, как ты, зачем?

Димка пнул камешек и сказал вполголоса:

— Ну и ладно…

То, что он не злился в ответ, еще больше раздосадовало Саньку.

— Я бы тебя вообще никогда не вспомнил, — добавил Санька тихо и непримиримо, — если бы ты не занялся шпионством.

— Да это не шпионство! Просто я играл! Ты играл, и я тоже…

— А я тебя в свою игру звал?!

— Не звал… — вздохнул Димка. Сжал губы и стал смотреть в сторону. — Я думал, нам обоим интересно будет. Я же не для того следил за тобой, чтобы навредить. Я наоборот…

— Ага, — невесело усмехнулся Санька. — Ты всегда мне делал "наоборот".

— Я не виноват, что так получалось…

— А кто виноват? Я?

— Да нет… я, конечно, — выдавил Димка. — Только я не нарочно.

Санька молчал. Боль в руках и ногах опять приутихла, одежда стремительно высыхала под полуденным солнцем. Санька с каждой минутой делался уверенней и тверже. И спокойнее. Он был сейчас сильнее странного, смущенного Турчакова. В душе сильнее. Димка встретился с ним глазами, опять отвернулся и сбивчиво объяснил:

— У меня характер такой… Я в том году сперва даже обрадовался, когда нас за одну парту посадили, а потом как-то стало получаться, что тебе назло…

Санька презрительно сказал:

— Как в первом классе…

Димка вопросительно поднял глаза. Санька, усмехаясь, объяснил:

— Я в какой-то книжке читал, что у первоклассников, если девчонка мальчишке нравится, он ее толкает и за косы дергает… Только я же не девчонка, и мы не в первом классе… И вообще это вранье. Зачем человеку вредить, если ты к нему по-хорошему!

Но Димка упрямо сказал:

— Я не хотел ссориться. Это само…

— Это не само. Тебе хотелось перед ребятами повыхваляться. Показать, какой ловкий и остроумный. Других нельзя было задевать, они там все свои, а меня можно. Да?

Димка опустил голову.

— Я же потом не стал…

— Ага. После драки.

— Да не в драке дело. Если бы я хотел, я бы сразу тебя свалил. Ты же поcле болезни был…

— Ах какой благородный Дима Турчаков, — усмехнулся Санька почти без ехидства. Даже печально.

— Нет, я не благородный… А ты тоже…

— Что — я? — окрысился Санька. — Я кого-нибудь задевал!

— Я же не про это говорю… Просто ты не понимаешь. Если бы ты не ушел из класса, все теперь было бы хорошо.

— А мне и так хорошо, — совершенно искренне сказал Санька. — Мне сейчас в сто раз лучше, чем тогда.

— Тебе-то конечно… А ребята жалели, что ты уехал. И даже Сан-Сама.

— Ну и врешь же ты, Турчаков! — изумился Санька.

— Не вру, — вздохнул он.

— Жалели, что дразнить некого.

— Да ты вспомни! Тебя потом никто уже и не дразнил!

— Но это было "потом", — грустно проговорил Санька. — И хорошо, что все кончилось. Я теперь мимо вашей школы и близко не хожу.

— Ну и не ходи, — покладисто сказал Димка.

— Ну и не хожу! У нас знаешь какой класс! Попал бы ты к нам…

— Это же все равно, — вполголоса произнес Димка. Он опять смотрел куда-то мимо Саньки, быстро облизывал губы, и лицо у него было непонятное. — Это же совсем все равно…

— Что все равно? — с сердитым непониманием сказал Санька.

— Ну… если люди подружатся, это же неважно, что они в разных школах.

— Так это же если подружатся, — тихо, но неумолимо сказал Санька.

И отвернулся. И пошел.

Обиднее всего было, что нахальный этот Димка пролез в их с Одиссеем тайные дела, узнал про "почтовый ящик" и теперь может хихикать и разбалтывать чужие секреты.

Нет, не будет он разбалтывать — Санька это понимал. Во-первых, Димка ничего, конечно, в Санькиных и Одиссеевых секретах не понял. Во-вторых… Санька чувствовал спиной Димкин взгляд, и во взгляде этом не было ни угрозы, ни вражды. Печаль только была. А может быть, и слезы были… Ну что же, поплачь, Димочка твоя очередь.

Санька шел по краю обрыва все быстрее, словно старался оторваться от Димкиного взгляда. Потом рассердился: что он, убегает, что ли, от Турчакова! Остановился и вдруг заметил, что все еще сжимает в пальцах камень с Димкиным адресом. Санька покачал круглый камень в ладони, перечитал зачем-то полуразмытые строчки и швырнул мраморный окатыш в море.

Поcле встречи с Димкой играть в Херсонесе Саньке уже не очень хотелось. Как-то потускнели тайны. Все казалось, что чужие глаза следят за ним. И хотя Димка больше не встречался, Саньке было не по себе.

Но свое дело с Одиссеем они довели до конца: быстро и без всяких затруднений отправили мальчика Филиппа и его семью в глубокое прошлое, к свободным таврам. А потом Одиссей ушел в далекое плавание с отцом: надо было приучаться к будущей моряцкой работе.

А Санька понемногу начал готовиться к школе и привыкать к мысли, что каникулы кончаются.

…Но до школы случилось еще одно важное событие. В море.

Шквал

Санька уже несколько раз выходил с отцом в море. На яхте «Кодор». Конечно, не только с отцом, а с экипажем в пять-шесть человек. Яхта была большая — с кубриком, камбузом и машинным отделением. В слабый ветер она двигалась медленно, а когда закипали барашки, бежала резво, с лихим креном и бурунами у форштевня.

В крепкий ветер Санька не попадал ни разу (это лишь мама любой ветерок считала сильным). В тот августовский выходной дуло тоже так себе. Правда, по клубному радио пообещали, что во второй половине дня ожидается усиление ветра, но «добро» на выход дали. Никто не тревожился и в усиление ветра особенно не верил. Такие предупреждения делались и раньше — видимо на всякий случай.

Но когда возвращались от устья Качи и уже прошли Учкуевку, засвежело неожиданно и крепко. При ясном небе. Яхта сразу резко легла на левый борт, у носа вздулись пенные усы.

— Грот потравите, черти! — громко сказал капитан дядя Сережа. Тонко запели блоки гика-шкота.

Санька стоял на подветренном борту. Он вдруг увидел, что зеленая вода приблизилась вплотную и мчится у самых его ног. Потом яхту подняло на гребень и опустило снова. Санька вцепился в стальную трубку релинга.

— Петрович, обряди-ка юнгу в жилет, — вроде бы шутя сказал дядя Сережа. — Смоет самого главного человека — будет некомплект…

У Саньки захолодело под желудком, и он без споров дал отцу застегнуть на себе надувной жилет (от которого неприятно и тревожно пахло резиной).

— Иди-ка на тот борт, — сказал папа.

Санька на четвереньках через рубку выбрался к противоположному борту. Яхта взлетела и пошла вниз опять. Ее и раньше качало, но не так, без угрозы. И не было тогда летучей пены, которая теперь шмякнула Саньке в лицо. Санька снова вцепился в поручень.

Ничего особо страшного не случилось. Никакое крушение, конечно, не грозило. Просто Санька впервые ощутил, какое оно всемогущее, море, и как шутя кидает яхту в ладонях. Такую большую, тяжелую, которая совсем недавно казалась надежной, как линкор.

Ветер нарастал, негромко и басовито запели ванты и штаги.

"А крен-то…" — подумал Санька.

В двух кабельтовых с таким же креном летел «Орион» с громадными треугольниками парусов…

Они были на траверзе Константиновского равелина, когда Санька услышал дяди Сережину команду:

— К повороту фордевинд…

Один из матросов сказал что-то неразборчивое. Дядя Сережа ответил:

— Людей-то смешить… Повернем.

Рядом с Санькой остановились двое: отец и молоденький студент Миша. Отец взял Саньку за жилет. Яхта вдруг круто пошла влево. Стальное бревно гика по размашистому полукругу пронеслось над головами и грянуло по вантам правого борта.

— Вы что спите! Почему не сдержали?! — отчаянно заорал дядя Сережа. — К медузам захотели?

Яхта вздрогнула и загудела, как громадная гитара, которую уронили на бетон.

Правый борт стремительно клонился к воде и она залила палубу, Санькины ноги. И было ясно, что этот неудержимый крен будет нарастать и «Кодор» уйдет в воду совсем. Сейчас!