Сказки для маленьких. Часть 2 - от «О» до «Я» - Коллектив авторов - Страница 66

Дело было осенью, поэтому и мысли Великого Духа были такими печальными. Он думал о грядущей зиме с ее холодом и голодом.

Но пока было тепло, солнце светило вовсю. Поглядел Великий Дух на игру солнечных лучей на листьях - эти листья то и дело взметал ветерок, поглядел на синее небо, на белизну кукурузной муки, которую толкли женщины, и улыбнулся:

- Нужно сохранить все эти краски для услады человеческого сердца.

Достал Великий Дух свою сумку и стал складывать в нее разные вещи: пятнышко солнечного света, пригоршню небесной синевы, белизну кукурузной муки, тень играющих детей, вороновый отлив волос у девочек, желтизну опадающей листвы, зелень сосновых игл, оранжевые блики луговых цветов. Потом подумал и добавил туда же песни птиц.

После этого Великий Дух направился на поляну, где играли дети.

- Смотрите, что я принес вам. - И протянул им свою сумку. - Откройте ее: там спрятано что-то очень хорошее.

Открыли дети сумку, и вылетели наружу сотни ярких бабочек. Бабочки весело плясали, а ребятишки смотрели на них как завороженные.

Неожиданно бабочки запели, и дети вовсе заслушались.

Вдруг, откуда ни возьмись, прилетела певчая птичка и уселась на плечо Великого Духа.

- Зачем ты отдал наши песни этим прелестным созданиям? Ты же обещал, что петь будут только птицы! Разве мало, что ты одарил их всеми цветами радуги? - спросила птичка. - Ты права, - проговорил Великий Дух.

И Великий Дух отобрал песни у бабочек, поэтому они молчат и поныне. Ведь они и так очень хороши.

Сказка индейцев Северной Америки

Первый снег

Высоко-высоко в небесах у пушистой снежной тучи родились снежинки. Огромное множество крошечных белых девчонок. Все они были разные, каждая имела свой узор, и не было ни одной, похожей на другую. Несколько дней новорожденные только и делали, что с криками и визгом носились по маме-туче. Они играли в салочки, в чехарду, в дочки матери и просто валяли дурака. Но каждая с самого рождения знала, что обязательно станет балериной. Самой лучшей.

Снежинки подросли, и к ним пришел учитель танцев – старый ветер. Он был строг, но большой мастер своего дела. Начались уроки. Девочки очень старались. Они разучивали быстрые танцы и медленные, кружились на одной ножке и подпрыгивали высоко-высоко. Иногда одно и то же движение приходилось повторять сотню раз. Бывало, что кто-нибудь уставал, расстраивался до слез и отказывался заниматься. Но старый ветер любил повторять пословицу: «Самые лучшие вещи труднее всего сделать». Ученица вытирала слезы и начинала сначала. Наконец, настал день, когда учитель остался ими доволен. Девочки выросли, окрепли и многое умели. Теперь им предстояло станцевать свой самый главный танец. Они летели на землю.

Волновались ужасно. Снежинки надели балетные пачки, расшитые блестками и новые пуанты. Построились. Учитель танцев набрал побольше воздуха и изо всех сил дунул. Подхваченные ветром снежинки пустились в пляс. Сначала они водили большой хоровод, потом разделились и каждая, летя на землю, исполняла свой собственный, особенный танец. Старый учитель наблюдал за ними сверху и улыбался. Он был очень горд.

На земле, далеко внизу, поздний ноябрьский вечер раскрасился множеством танцующих белых звезд. Люди прильнули к окнам и радовались: «Первый снег!»

Oнисимова Оксана

Переменкин

Был пасмурный осенний день. Ох, елки – палки, как же не хочется учиться! Вот было бы здорово, если бы летние каникулы плавно перетекали в осенние, те в зимние, в весенние и, снова летние. Смысл в том, что целый год – каникулы. Я считаю, что взрослые – самые счастливые люди на земле. Потому, что им не надо ходить в школу. А после их не мучают домашними заданиями. В сто раз лучше работать. Пришел, отсидел свои часы, и свободен, как ветер. А тут, вся жизнь подчинена урокам, сначала сегодняшним, потом завтрашним.

Учительница объясняла биологию. За окном дождь. Я почувствовал, что если сейчас не подвигаюсь, хоть немножечко, точно усну. Поэтому я попросился в туалет.

Коридор был пуст. Я прошелся туда – сюда. Сел на подоконник. Стал считать капельки дождя.

Хочу домой.

И тут я услышал шаги. Вскочил. Смотрю: по коридору, шаркая ботинками, идет маленький человечек в широких штанах и бейсболке, надетой козырьком назад. Лениво так идет, обречено даже. Я покашлял: «Хм, хм» Человечек увидел меня, помахал рукой и побрел ко мне. Подошел и говорит:

- Здравствуй, Ваня. Не идет наука в голову?

- Здрасти – ответил я.

- И погода, какая, сонная. Сейчас бы домой, да на диванчик, - продолжал человечек, усаживаясь рядом со мной.

Я был растерян. Изумлен.

- А-э-э – мямлил я – а вы кто?

- Переменкин – ответил человечек. И увидев, как отвисла моя челюсть, добавил – вроде домового, но только в школе. Понимаешь разницу?

Я кивнул. Хотя понимал я мало. Точнее, ничего не понимал.

А Переменкин болтал ногами, сидя на подоконнике и говорил:

- Вот такая жизнь, Иван, ничего не поделаешь, надо учиться. Раньше десять лет учились, теперь одиннадцать, но все равно, никуда не деться. Я долго, знаешь, привыкнуть не мог. Дети в большинстве своем в школу ходить не любят, приходят грустные такие, знаешь, как на мучение. А я настроения очень тонко чувствую. Такая у меня душевная организация. Поэтому тоскую, Ваня, грущу. Работа вредная. Атмосфера тяжелая. Я бы лучше лешим был в лесу, но нет, нельзя. У нас так: где родился, там и служи! И, вот что замечаю, Ваня, пока тут по коридорам хожу. Интересные вещи иногда рассказывают. Я уж столько за всю жизнь слышал, а все равно, порой оторваться не могу. Ты послушай, Ваня, попробуй. Все одно сидишь.

Человечек слез с подоконника. Протянул мне руку:

- Ну ладно. Счастливо, Ваня. Звонок скоро, пойду я.

Мы пожали друг другу руки, и Переменкин ушел. Я смотрел ему вслед, и мне было его очень жалко. Он был весь какой-то несчастный. Мне еще хорошо, я хоть домой ухожу, а он все время в школе.

Нельзя сказать, что бы я полюбил учиться. Нет, этого совсем нельзя сказать. Но, просто подходя к школе в дурном утреннем расположении, я вспоминаю маленького Переменкина, который тонко чувствует настроения. Пусть когда он почувствует мое, ему будет приятно. Я вспоминаю о чем- нибудь хорошем, улыбаюсь и захожу.

Oнисимова Оксана

Перо и пушка

В одном доме жили Перо и Пушка, одно из гусиного пера, а другая из чугуна. Сказать, что они жили дружно, нельзя, так как Пушка считала себя самой главной.

- Я - артиллерия, у меня - сила! - говорила она. - Я стреляю по врагу и защищаю всех жителей страны. И если бы не я, то враги давно бы поработили нас.

Перо скромно молчало. Действительно, что оно могло противопоставить, так как умело только писать. Но разве это геройство - чертить цифры и буквы на листе?

- Поэтому меня должны все уважать! - так считала Пушка. - Как только я выстрелю - все в страхе разбегутся.

И, конечно, Перо уважало соседку.

Однажды в страну ворвался враг. Он был жестоким и беспощадным. Пушка, как полагается, встала на защиту. Целый день она палила по танкам, машинам, солдатам, однако враг не только не испугался, но и не сдавался. Наоборот, он все яростнее нападал. Казалось, что нет конца и края его войскам и оружию.

И Пушка начала уставать. У нее раскалился ствол от постоянных выстрелов, засорились от гари, копоти и пыли механизмы, заканчивались снаряды. Дальше воевать ей было тяжело.

- Уф, я больше не могу! - призналась Пушка. - Сил моих нет. Мне не остановить врага.

Тогда Перо решило помочь. Оно понимало, что не только Пушка одна должна защищать родную землю. Ему пришлось написать воззвание к жителям страны. В нем были прекрасные строки о том, что родина бывает одна, и что когда приходит опасность, все обязаны встать перед врагом и не пустить его в дом. И только общими силами можно отстоять независимость и остаться свободными.