Синий краб (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 35

Галинка сидела, выпрямившись и стараясь не зареветь. Она даже придала лицу самое равнодушное выражение. Но все равно она знала, что похожа сейчас на птенца. вытащенного из гнезда. Маленькая, с черными кудряшками и остреньким носом, растерянная и беспомощная…

Надо же так было случиться! На первом в жизни зачете… И если бы не учила, не знала, а то ведь просто какой-то дурацкий вопрос. Его, кажется, и в программе не было…

Преподаватель наконец взял зачетку и написал «зачтено».

— Попросите следующего, — сказал он, будто ничего не произошло.

Не останавливаясь, прошла Галинка мимо однокурсниц, сказала только: «Сдала…» «Сдала называется! — думала она. — Хорошо еще, что это не экзамен. А то бы с первого раза «трояк».

Нужно было спешить домой. Юрка ни за что не догадается разогреть макароны и пообедать. А потом еще будет ворчать. Шестиклассники — безжалостный народ. Родителям хорошо, они в Крыму. Там тепло и спокойно. А здесь…

Галинка остановилась у коридорного окна и смотрела, как по мокрому асфальту проносятся серые отражения низких облаков.

Подошел Виктор Носков, второкурсник с физмата.

— Вы помните, Каблукова, что вас выбрали агитатором вместо Морозовой?

Виктор всем первокурсницам говорил «вы».

— Меня выбрали, но я еще ничего не знаю. Всего два дня прошло, и Лена не объяснила… — испуганно заговорила Галинка, чувствуя, что теперь не попадет домой раньше вечера.

— Ничего и не надо знать. Нужно только пятерых человек пригласить на лекции, кого не успели. Вот список. Это недалеко и недолго.

Действительно, это было недалеко. Галинка знала этот дом. Год назад, когда она еще работала маляром, их бригада делала там покраску.

Ей нравилось видеть дело своих рук — розовые и голубые стены с накатанным узором из цветов. Нравилось гадать, кто будет жить в квартире, которую она сделала такой замечательной. Маляры кончают работу последними, после них приходят в квартиру жильцы…

Две квартиры оказались заперты. В третьей словоохотливая старушка обещала обязательно придти на лекцию и хотела угостить Галинку чаем. Та еле отговорилась, что спешит.

В четвертой квартире дверь открыла пожилая женщина в цветастом переднике. Узнав, что Галинка из агитпункта, крикнула:

— Анатолий Семенович, к вам!..

Вышел Анатолий Семенович, гладкий мужчина с залысинами. На ходу он натягивал пиджак. В открытую дверь Галинка увидела розовую стену большой комнаты с серебристыми цепочками растительного орнамента. Ее работа.

Она положила на тумбочку, накрытую черной с желтыми листьями салфеткой, свой учебник и приготовилась к разговору.

— Я слушаю, — сказал Гусельников (эта фамилия была в списке).

— Видите ли, — начала она и к ужасу своему убедилась, что говорит простуженным басом. Необходимо было откашляться, что она и сделала. Это получилось ужасно глупо.

— У нас лекция, — с отчаянием сказала Галинка, глядя не в глаза, а в подбородок собеседника. Подбородок был круглый, гладко выбритый, с маленькими черными точками на месте срезанных волосков.

— Ну и что же, — спросил собеседник. Подбородок двинулся два раза и застыл.

— Вы должны придти.

— Зачем?

— Я агитатор. Я должна… пригласить вас. Лекция в агитпункте. О жизни на других планетах.

— Что-нибудь новое? — осведомился собеседник.

Галинка не знала. Пока она лихорадочно обдумывала ответ, Гусельников сказал:

— Раз вы агитатор, то, я полагаю, вы должны агитировать меня посетить это мероприятие.

Галинка почувствовала себя абсолютно беспомощной. «Ох, до чего глупо»— подумала она и случайно встретилась с глазами Гусельникова.

Глаза были светло-коричневыми, выпуклыми. В таких глазах нельзя заметить ни иронии, ни сочувствия, ни любопытства. «Просто аппараты для смотрения…»

— Толя, кто там? — послышался из-за двери женский голос. Наверно, жена. Галинка немедленно представила полную женщину в цветастом халате и с папильотками в крашеных волосах.

— Агитатор пришел, — сказал Толя не оборачиваясь.

— Боже мой, так пригласи же в комнату.

— Спасибо, мне некогда, — ответила Галинка, спеша предупредить приглашение. — Мне нужно только знать, придете ли вы.

— Нет, к сожалению. Вечер у меня занят, — развел руками Гусельников.

— А еще… ваша жена?

— О, нет. Она тоже занята.

Готовы были закипеть слезы, но Галинка спросила, стараясь быть язвительной:

— Значит, агитировать вас было бы напрасно? А вы так просили!

Она повернулась и сбежала по лестнице на первый этаж.

«Агитировать!» Есть же такие… Смотрит на человека, как на куклу в витрине и даже не пригласит в комнату. А она стены красила в этой комнате. Если бы знала, что там будет жить такой… тип…

Дождь перестал, и среди облаков появились клочки светлого неба. Была половина пятого. Галинка дошла до сквера и отыскала на скамейке сухое место.

Самым правильным сейчас казалось дождаться пяти часов и пойти в общежитие строителей. Девчонки вернутся с работы, расспросят Галинку о житье-бытье и наверняка посочувствуют, узнав о ее горестях. Потом они будут пить чай с копченой нельмой (с ума сойти: чай с рыбой!), которую присылают толстой Марине ее «старики». Марина скажет: «Плюнь ты, Галчуха, на институт, иди снова к нам». Но это ничего… Это она так…

Перед скамейкой была лужа. В нее падали с тополя сморщенные листья. А один лист упал на носок Галинкиного ботика. Он был желтее других и напомнил Галинке о салфетке на тумбочке в прихожей Гусельникова. И сразу она вспомнила, что на тумбочке осталась книга.

Мир, начавший немного светлеть, снова сделался темным и неуютным. Он сделался расплывчатым, рассматриваемый сквозь ресницы, унизанные злыми слезинками; потому что: «Все не так, все одно к одному и неизвестно, когда кончатся эти беды». Будь учебник ее собственный, Галинка ни за что не пошла бы за ним в ненавистный дом. Но книга из библиотеки…

Она сбросила с ноги отвратительный желтый лист (прямо в лужу: так ему и надо) и хотела подняться. Но глаза закрыли чьи-то широкие теплые ладони. Конечно, эта глупая шутка имела одну цель: еще больше досадить человеку. Резко вырвав голову и обернувшись, увидела Галинка Игоря Стрельникова (из их группы), согнувшего над скамейкой свою длинную фигуру и растянувшего в улыбке широкие губы.

— Чуть не срезался, — объявил он, говоря про зачет. Но увидев красные злые глаза и посмотрев с недоумением на ставшие мокрыми ладони, он спросил:

— О чем слезы?

— Уйди, — сказала она. — Тебе-то что.

Он сел рядом.

— Если из-за зачета, то не стоит. Греков всех завалить старается. Зверь.

В серых глазах Игоря не было ни насмешки, ни любопытства, но было что-то вроде сочувствия. И Галинка рассказала ему, как все скверно, как ей не везет, как она ничего не умеет.

— Хам, — сказал Игорь, услышав про Гусельникова. — Но расстраиваться из-за таких — это бред.

— Да… а книга, — быстро, боясь всхлипнуть, проговорила Галинка.

— И это — вся беда?

Он спросил номер квартиры Гусельникова, велел ждать и ушел, сутулясь и насвистывая. Галинка ждала, глядя, как от пробивавшегося солнца в луже появляются золотые змейки.

Игорь вернулся через четверть часа, с книгой, и сел рядом.

— Ну, расскажи, — попросила Галинка.

С равнодушным видом Игорь сказал:

— Ничего особенного. Позвонил. Открыли. Выходит он из комнаты. Я говорю:

«Девушка здесь была».

Соглашается:

«Была».

«Книгу оставила».

Вынес книгу, потом спрашивает:

«Вы тоже агитатор?»

«Нет, — говорю, — я агент».

«Агент?»

«По страхованию жизни. У вас не застрахована? Советую».

Он заморгал. Тогда я ушел.

Игорь вдруг засмеялся, краем глаза поглядывая на Галинку. Н она тоже засмеялась и подумала, что зачет все-таки сдан, а Гусельников… да ну его! Не все же такие.

Потом они шли по скверу, где среди мокрых ветвей суетились сварливые воробьи. Ветки блестели на солнце и качались, роняя на дорожки капли и сбрасывая листья. С вечернего неба уходили за высокие крыши последние лохматые облака.