Кто там стучится в дверь? - Кикнадзе Александр Васильевич - Страница 14

Выйдя из комнаты, сказал:

— Стол на четырех ножках, покрытый клеенкой в клетку красно-зеленого цвета, на столе будильник, на котором четырнадцать часов семнадцать минут, рядом коробка со спичками, на коробке спичка, указывающая обгорелым концом на северо-восток, на подоконнике книга — учебник начертательной геометрии, раскрытый на двадцать девятой странице, на стене отрывной календарь, на верхнем листке 14 декабря. На правой стене репродукция с картины «Аленушка» — вырезка из журнала «Огонек». Под потолком на шнуре длиной сантиметров семьдесят пять металлический абажур. Окно двустворчатое, выходящее во двор. Под подоконником батарея парового отопления. Так, еще минуту... На столе пепельница с окурком папиросы «Наша марка». Пепел теплый, папиросу курили недавно.

Преподаватель удовлетворенно кивал головой.

Спустя час Песковский сказал Пантелееву:

— Знаешь что, разбросай на темном фоне, хотя бы на этом портфеле, двадцать пять — тридцать спичек, только чтобы они не лежали друг на друге. Пересчитай их. Я отвернусь, потом посмотрю на спички пару секунд и постараюсь сказать, сколько их.

— Ну да, — недоверчиво протянул Станислав. — Что, тренировался или просто импровизация?

Пантелеев вытащил из коробки тридцать три спички и аккуратно разложил их по портфелю. Песковский посмотрел на них, отвернулся и, досчитывая что-то в уме, произнес: «Тридцать четыре или тридцать пять».

Пантелеев перепроверил себя и восхищенно пробасил:

— Ну, ты настоящий артист.

— Давай еще раз, постараюсь не ошибиться.

На третий или четвертый раз Песковский назвал точное количество спичек; вечером Пантелеев демонстрировал его как местное чудо. Кто-то высказал предположение, что спички заранее пересчитывает Пантелеев и потом каким-нибудь хитрым способом подсказывает партнеру. Это предположение было тут же опровергнуто. Пантелеева удалили в другую комнату, и фокус все равно удался.

На следующий день Песковский отвел в сторону Шагена Мнацаканяна и сказал:

— Вот я раскладываю пять спичек — две наверху, две внизу и одну посредине. Ты выходишь, а я остаюсь с ребятами и прошу одного из них дотронуться до какой-нибудь спички, не передвигая ее. Потом ты возвращаешься и смотришь незаметно для других на мои ноги: дотронулись до верхней правой — правая нога вперед, до левой нижней — левая нога назад, до средней — обе ноги вместе. Все будут думать, что я подаю тебе сигналы глазами или руками, а если меня попросят выйти, тебе будет подсказывать Пантелеев, идет?

Мнацаканян сразу же оживился и после трех опытных сеансов сдал экзамен на звание ассистента.

— Но самое главное — не в этом фокусе, самое главное начнется потом. Кто-нибудь из желающих обязательно попросит испытать передачу мыслей и на нем, тогда увидишь, что будет.

После тренировки по самбо Песковский разложил на судейском столике пять спичек и тоном факира известил уважаемую публику, что готов показать психологический этюд, но для этого надо иметь добровольца, который согласится испытать на себе гипнотическое влияние.

— Все это брехня, — как бы между прочим заметил Мнацаканян, — все это шутки для первого класса, ты выйдешь, а у тебя будет помощник, который подскажет, вот и весь гипноз.

— А если я попрошу выйти именно тебя? — спросил Песковский, — и к тому же предложу заключить пари?

— Не хочу делать тебя нищим, всем хорошо известно твое искусство спорить, — с вызовом бросил Мнацаканян.

К столику, на котором лежали пять спичек, стали подходить любопытные. Узнав, в чем дело, они начали уговаривать Шагена выйти.

Мнацаканян с видимой неохотой закрыл за собой дверь, кто-то дотронулся до левой нижней спички. Сидевший на стуле Песковский сложил руки, оперся о них подбородком и незаметно отодвинул чуть назад левую ногу. Когда вернулся Мнацаканян, Песковский сказал ему торжественно:

— Прошу отключиться от всего, отвечай, до какой спички дотронулись.

Мнацаканян изобразил работу мысли, полузакрыл глаза и уверенно показал спичку.

Пронесся легкий гул изумления.

— Замри, — сказал в этот момент Канделаки, — замри, и не двигайся, и не произноси ни одного слова. Я сам дотронусь до спички, посмотрим, как он тогда отгадает. — И долговязый Канделаки с видом победителя оглядел аудиторию. — Такие фокусы я еще в детском саду знал.

— Согласен, — хладнокровно ответил Песковский.

Мнацаканян вышел, Канделаки дотронулся до средней спички, Песковский, с невинным видом продолжая глядеть в потолок, успел соединить ноги под столом. Мнацаканян решительно подошел к столу, дотронулся до средней спички и сказал, что больше не может, что чувствует легкое головокружение и еще что-то такое, чего никогда не испытывал. Флегматичный Мнацаканян разыгрывал из себя человека, который с трудом приходит в чувство после трудного психологического опыта.

Канделаки подошел к переодевавшему борцовки Пантелееву и недоверчиво спросил:

— Ты помогал, да? Скажи честно: ты, да? А если ты отсюда выйдешь, он отгадает? Ха-ха, мы не на того смотрели... А если ты такой мастер, сделай фокус на мне, — давай я выйду, а ты передай мне приказ на расстоянии, — и Котэ, не дождавшись ответа, вышел из зала.

— Мне бы хотелось, уважаемая публика, проучить этого мало достойного человека за его неверие в последние достижения науки. Поэтому прошу... как только войдет Канделаки, дадим ему возможность дотронуться до любой спички и скажем, что он угадал. Посмотрим, что будет дальше.

Так как среди зрителей было немало любителей всякого рода подначек и розыгрышей, предложение Песковского было воспринято негромкими возгласами одобрения.

Канделаки, ни на кого не глядя, подошел с карандашом в руке и, водя им над спичками, не без любопытства смотрел на Песковского, проверяя его выдержку. Наконец дотронулся до средней спички.

Лицо Песковского расплылось в улыбке. Со всех сторон раздалось: «Правильно, правильно!»

Песковский вынул платок и сделал вид, что вытирает пот. Канделаки, ничего не понимая, оглядывал ребят.

— Да это он, должно быть, сам помогает Песковскому, — довершая убиение простодушного Канделаки, произнес Пантелеев, зашнуровывая ботинок.

Песковский попросил Канделаки подойти поближе и, глядя на него в упор, сказал:

— Ты можешь дать слово, что я ни руками, ни глазами, ни словом не помогал тебе?

— Даю слово, ничем.

— Значит, ты веришь в возможность передачи мысли на расстояние?

— Давай еще раз, — уже без прежней уверенности попросил Канделаки. — Первый раз могла быть случайность. Я попробую сейчас угадать две спички, пусть дотронутся до двух спичек, можно?

Аудитория принялась уговаривать Песковского. Одновременно раздались голоса:

— Да дайте человеку отдохнуть!

— Две он никогда не угадает.

— С таким искусством не в школу, а в цирк.

— А я и в цирке такого не видел.

— И все же пусть попробует угадать две спички.

...Канделаки вернулся и накрыл ладонью две левые боковые спички; аудитория восхищенно умолкла.

— Я беру свои слова обратно, — произнес, запинаясь, Канделаки.

В этот момент Мнацаканян не выдержал и захохотал. Его поддержали другие ребята. Стены зала задрожали. Канделаки побледнел.

Он подошел к Песковскому и спросил:

— Разыграли, да? Петрушку из меня сделали. Если ты мужчина, поговорим вдвоем. Я тебя тоже кое-чему научу. — В голосе Котэ рокотал горный поток.

— Я всегда с благодарностью принимаю уроки.

У Песковского было слишком развито чувство собственного достоинства, и он почитал первейшей своей обязанностью оберегать его от чьих бы то ни было покушений. При этом «администрация не считалась с расходами». Он считал, быть может не без оснований, что синяк под глазом или опухший палец на руке — пустяковая плата за это.

В полночь они поднялись с коек и, сделав вид, что отправились в туалет, завернули к торцовой части школы. Палата изображала глубокий сон. Громче всех храпел Пантелеев. Он не любил ссор.