Каменный пояс, 1975 - Шишов Кирилл Алексеевич - Страница 64

Нет, это кулинарные излишества. Лучше нет простой незатейливой ухи. Сначала сварить картошку, потом засыпать рыбу. Дать закипеть на крутом огне и сразу же крутой огонь надо убрать, доваривать обязательно на медленном огне. Так она лучше «доходит». Чебачишек следует выпотрошить, а окуней ни в коем случае. Когда у окуней побелеют глаза, уха готова. Сдобрить ее перцем, укропом, лавровым листом. Зеленый лук кладут только тогда, когда садятся за еду.

На зеленой травке расстелили плащ, поставили посредине ведро с ухой — начался пир! И почему еще уха хороша — так это от дымка. Григорий Петрович ел и покряхтывал от удовольствия.

Познакомьтесь — Огнева

Два дня Андреев сидел дома и читал книги, какие нашлись в скудной библиотеке сестры. Дни стояли жаркие, утвердилась банная духота. Потом он ходил на заводской пруд купаться, валялся в амбаре на кровати Виктора. Чтобы светло было, открывал дверь. И тут мешал проклятый петух. Он приводил всю гурьбу тоже белых инкубаторных кур и расхаживал по амбару, как хозяин.

На третий день с гор потянуло прохладой. По небу понеслись белые кучевые облака. На пруду всполошились крупные волны. Григорий Петрович решил сходить в редакцию местной газеты, редактор был ему хорошо знаком. Там стояла тишина, лишь в дальней комнате стучала машинка. Сотрудники разбежались по заданиям. В открытые окна врывался, вздувая голубоватые шторки, ветер с синих гор, проверял на столах бумаги.

Редактор читал полосу, которая резко пахла типографской краской. Снял очки, когда вошел Андреев, заулыбался. Половина полосы густо испещрена чернилами, а другая пока еще чиста.

Редактор поднялся навстречу, на голову выше гостя, в белой рубашке с отложным воротничком, и крепко пожал руку.

— Слышал, что приехал, — сказал он, — да вот не показываешься почему-то.

— Первым делом нанес визит рыбам, — ответил Андреев, — а потом уже тебе — ты же занят. А я отпускник — вольная птица.

— Газеты, наверно, давно не читал? Почитаешь. В той комнате на столе все подшивки. Сегодняшняя почта вот она, — редактор подвинул к краю стола пачку газет. — Если не секрет — какие у тебя планы на сегодня?

— Да никаких!

— Поехали на Увильды?

— Сейчас?

— Машина пойдет через полчаса, одного товарища подбросить туда надо. А пока смотри газеты. Чем томиться здесь, езжай. Позагораешь. А я прикачу к вечеру — сегодня газетный день.

— Прыткий ты, однако.

— Смотри, я тебя не неволю.

Редактор снова сел и стал дочитывать полосу. Андреев зашуршал газетами, через полчаса в кабинете появился шофер, уже пожилой грузный мужчина.

— Я готов.

— А где товарищ?

Шофер оглянулся на дверь, показывая этим, что товарищ шел следом за ним. И верно, в кабинет энергичным шагом вошла плотная женщина среднего роста, с валиком волос на затылке. Очки в массивной роговой оправе придавали лицу строгость. Женщина тряхнула редакторскую руку и сказала:

— Карета подана — нас в путь зовет дорога.

— Познакомьтесь, пожалуйста, — редактор простер руку в сторону Андреева. — Отпускник из Челябинска.

— Очень рада, — живо обернулась женщина и протянула ему свою руку. — Огнева.

Он назвал себя и мимолетно сумел определить, что глаза у нее большие и голубенькие. Ему даже показалось странным, что такие глаза упрятаны за стекла.

— Предлагаю отпускнику составить вам компанию, да что-то не вижу особого восторга с его стороны.

— Поедемте, — поддержала редактора Огнева. — Прогулка заманчивая! Вы бывали на Увильдах?

Григорий Петрович улыбнулся снисходительно:

— Бывал.

— Езжай, езжай, — подогрел еще редактор. — Часикам к пяти и я прикачу. Отдохнем вечерок вместе.

Андреев решился ехать. Редакционный газик бежал бойко, привычно подминая под себя километры. Дорога здесь хорошая, только недавно прошел грейдер. Грунт крепкий, не хуже асфальта.

Огнева сидела рядом с шофером. Ей, вероятно, лет тридцать пять. В крепких округлых плечах, обтянутых крепдешиновой кофточкой, во всей упругой фигуре чувствовался человек зрелый, в зените своего расцвета.

Дорога ныряла с косогора на косогор. По обе стороны медно-зелеными стенками тянулись сосны. Изредка между ними выделялись яркой зеленью березы.

Ехали молча. Андреев просто не знал, о чем сейчас надо говорить. Огнева, наконец, спросила шофера:

— Где-то здесь эти озера со странными названиями?

— Подъезжаем, — ответил тот.

Огнева повернулась к Андрееву, и опять он увидел ее голубенькие глаза в стеклянных застенках.

— Вы, надеюсь, слышали про эти озера — Тпруцкое и Нуцкое?

— Каждый кыштымец их знает.

— Представьте, я тоже имею основания считать себя кыштымкой, но узнала о них недавно.

— Неудивительно, вы — не рыбак.

— А почему они так называются?

— Все просто. Была здесь конная дорога — покосы, лесные делянки для заготовки дров. Возили рыбу с Увильдов. Груженый воз в гору идет туго. Хозяин и кричал на лошадь: «Ну! Ну!» С горы боязно, чтоб воз не разогнало. Вот и кричал: «Тпру! Тпру!» А поскольку одно озерко недалеко от подъема, его прозвали Нуцким, а другое соответственно — Тпруцким.

— Нет, неоригинально!

— Зато правильно.

— Ну, а слышали вы что-нибудь про Дунькин сундук и Самсонкин гроб?

— Читал. Книжка есть про них.

— А про Силантия Сугомака?

— Нет. Зато я про Липунюшку знаю! — по-мальчишечьи похвастался Григорий Петрович, чтобы подзадорить Огневу. Она живо обернулась и спросила обеспокоенно:

— Откуда?

— Дед один рассказывал.

— Так я и знала! Я его предупреждала — про Липунюшку пока никому не говори. Будет у меня публикация, тогда пожалуйста!

— А! — радостно засмеялся Андреев. — Теперь я вас знаю.

— Положим. А вы кто?

— Я? Отпускник.

— А профессия у отпускника есть?

— Журналист.

Она обхватила голову руками:

— Ах, как я опрометчиво поступила! Не поинтересовалась наперед, кого мне редактор в попутчики определил.

— Действительно!

— Вы же конкурент. Знаете, зачем я еду на Увильды?

— Понятия не имею.

— Послушать одну старушку. Для нашего брата фольклориста — она сущий клад. И что ценно — ее никто еще не открыл. Я буду первая.

— Не бросите же вы меня одного!

— Почему бы и нет?

В разговоре не заметил, как подкатили к Увильдам в том месте, где была деревушка Сайма. Газик влетел в тихую зеленую улицу и остановился враз, как вкопанный.

Рыбацкая деревенька Сайма стояла в стороне от большой дороги на берегу протоки, которую образовывал матерый берег и берег острова. Остров зарос липой, елями, ольхой и березами. На нем целое лето без пастуха паслись козы и овцы. Протока местами заросла камышом, на воде кругляшками лежали кувшинки. Отсюда на лодке можно выплыть в само озеро, на его бескрайную голубую гладь. У мостков и возле них чернели, голубели всякие лодки: и увалистые плоскодонки, и юркие долбленки, и красавицы шлюпки. Большой рабочий баркас лежал у воды на боку, подпертый березовыми кольями, — ремонтировался.

Улица была широкая. Цвела на ней репчатая гусиная лапка, колыхались одуванчики. Желтыми глазами смотрел на синее небо курослеп.

Мальчишки и девчонки гомонили на берегу протоки — купались. На завалинке двухоконного дома сидел седобородый дед в валенках и посматривал красными глазами на машину. Шофер развернул ее и нацелился на обратную дорогу.

Огнева сказала:

— Обожди минутку, — и направилась к деду. Тот почему-то забеспокоился, заерзал на завалинке.

— Скажите, папаша, где найти Аграфену Степановну Кареву?

Старик моргал слезящимися глазами, зрачки которых обесцветились до того, что трудно определить, какие они были в молодости. Видимо, вылиняли глаза на озерном ветру. Дед ничего не ответил. Огнева приняла его за глухого.

— Боже ты мой! — вздохнула она и повысила голос: — Аграфену Кареву нам надо, понимаете?

— Ты, девка, не кричи, — неожиданно прошамкал дед. — Не глухие мы, слышим, поди. У меня ухи вострые, это глаза малость слезятся, а ухи вострые.