Красные лошади (сборник) - Погодин Радий Петрович - Страница 65

Работать с Виктором Николаевичем было интересно. Он знал, откуда взялись разные камни, зачем растут на камнях деревья, куда плывут облака, о чём кричат птицы. Он всё знал. Иногда он говорил Павлухе:

Мы с тобой сухопутные моряки. Ходим по свету, открываем новые земли, новые дороги.

Ну уж, возражал Павлуха. Сейчас ни одной новой земли нипочём не открыть.

А уж это ты брось. Вот здесь, например, пять лет назад были голые камни. Даже волки околевали здесь от тоски. А сейчас посмотри, какое веселье. Пейзаж без жилья только в золочёной раме хорош. Я, Павлуха, по этаким пейзажам ноги до колен истоптал.

Вечером они разводили костёр, вываливали на сковородку консервы. Виктор Николаевич говорил:

По всему свету наш брат геодезист ходит, землю столбит. Мы с тобой спать ложимся, а на другой стороне земли, может, двое проснулись, завтрак себе готовят. Ты знаешь, что они на завтрак едят?

Не

И я не знаю. На той стороне земли всё иначе. Там ни берёзок, ни сосен сплошные пальмы.

Павлуха ложился возле костра на сосновые лапы, глядел в розовое небо.

Солнце здесь не садится в июне ходит по небу кругами, ночью задевает за верхушки сопок калёным боком. Деревья тогда похожи на зажжённые свечи, а в распадках стынет горячий солнечный шлак, играя сизыми и пунцовыми красками.

Эта земля не хуже, хоть тут и нету пальм, думал Павлуха. Виктор Николаевич весёлый человек. Роман тоже весёлый. И все здесь весёлые. И погода стоит отличная, как будто север отступил к самому полюсу, но и там его тревожат весёлые люди.

Много на земле весёлых людей. Они не смеются беспрестанно, не пляшут без конца, не горланят песен без передышки. Они просто идут на шаг впереди других. С ними не устанешь и не замёрзнешь. Давно уже стало известно, больше всех устают последние. А что касается погоды, она всегда хороша, когда весело у человека на сердце, когда ему некого бояться, нечего стыдиться и незачем врать.

Павлуха думал, засыпая у костра: С получки денег мамке направлю. Роману отдам за кормёжку. Я ему должен. Если останется, куплю себе рубаху в красную клетку. Может, Виктору Николаевичу мои сапоги подарить?..

Взбираясь на сопки, ночуя в распадках, Виктор Николаевич сосал иногда большие белые лепёшки из серебристой коробочки. Таких коробочек у него было несколько.

Павлуха полюбопытствовал:

Что это вы под язык кладёте, может, витамин какой?

Точно, Павлуха, витамин Ю, специально для стариков, которые не хотят дома сидеть.

В тот день установили они на невысокой горушке теодолит и хотели было начать съёмку. Но после полудня из расщелины наполз туман. Он набился в лощину, осел на волосах серым бисером, прилип к щекам и ладошкам.

Ты не верти ничего, предупредил Павлуху Виктор Николаевич. Собьёшь прибор опять полдня на ориентировку уйдёт.

Что я, малолетка? Я небось понимаю, сказал Павлуха.

Павлуха посмотрел на его истрёпанные ботинки. Спросил, опустив голову:

Виктор Николаевич, почему вы меня на работу взяли?

Крючок ты, Павлуха. И чего у тебя в носу свербит?

Он поднял Павлухину голову, глянул ему в глаза и сказал:

Я, Павлуха, одному человеку задолжал Младшему моему сыну.

Он умер? Павлуха спросил и тут же пожалел об этом.

Нет, почему. Он живой У меня их трое, сынов. Старший в Москве, в авиации. Средний в Калининграде моряк. Младший Виктор Николаевич помолчал, словно раздумывая, говорить или нет. Потом сказал: Младший в тюрьме.

Павлухе показалось, что туман сгустился, стало трудно дышать.

До шестого был отличник, продолжал Виктор Николаевич танцор А позднее Я тогда на Камчатке работал. Старшие поразъехались. Старуха-то от меня скрывала

Вы моего батьку на Камчатке не встречали? хотел спросить Павлуха. Промолчал и подумал: Почему же всё-таки он меня на работу принял?

Павлуха посмотрел на геодезиста. Тот сидел на пеньке, запрокинув голову. Он широко открывал рот, словно старался откусить кусочек тумана, потом вдруг повалился с пенька на землю. Подбородок и грудь у него вздрагивали, как от редких ударов.

Елки! вскрикнул Павлуха, бросился к старому геодезисту, чтобы помочь ему сесть.

Но Виктор Николаевич поднял руку и потряс головой: мол, не трогай, я сейчас сам

Павлуха ползал вокруг него на коленях.

Виктор Николаевич, чего же вы?.. Виктор Николаевич, негоже ведь так И вдруг крикнул: Дядя Витя!

Когда веки геодезиста крепко сомкнулись, выдавив две светлые крупные слезы, Павлуха вскочил и побежал к дороге. Шоссе проходило невдалеке от горушки. Ещё со склона Павлуха заметил пятнадцатитонный МАЗ, груженный мешками.

Стой! закричал Павлуха и, расставив руки, бросился наперерез зелёному самосвалу с быком на радиаторе.

Он споткнулся в своих сапожищах, упал плашмя на дорогу. Его обдало горячим горьким дымом. Машина пронеслась над ним и, скрипнув тормозами, швырнув из-под шин острую щебёнку, остановилась.

Из кабины выскочил перепуганный шофёр. Он схватил Павлуху за волосы. Руки у него тряслись.

Живой?

Живой.

Живой Вот я тебе как смажу по ноздрям, сказал шофёр, набирая воздуху в лёгкие, и закричал: Чего ты под машину лезешь! Без глаз?! Дуракам везёт между колёс упал

Павлуха узнал в шофёре своего лохматого соседа по общежитию. Он вцепился ему в рукав.

Чего ты Т-ты не махайся Дядя Витя же

Племянник нашёлся. Драть тебя без передыха, чтобы глаза промигались. Лохматый залез в кабину, погрозил Павлухе кулаком, дал газ, и тяжёлая машина, дрогнув зелёным кузовом, покатила дальше.

Стой!! завопил Павлуха. Стой!

Он снова побежал к горушке. Виктор Николаевич лежал на спине, подсунув руки со сжатыми кулаками под лопатки. Лицо его было серым. На нём резко и холодно блестела седая щетина. Если цвет волос действительно зависит от соединения металлов, то в волосах Виктора Николаевича остался лишь чистый нержавеющий никель.

Павлуха схватил теодолит вместе с треногой. Колени его подгибались от тяжести. Он больше не кричал: Стой! Он расставил треногу посреди шоссе.

Теперь станете бормотал он. Натурально станете, бензинщики бесчувственные

Машина остановилась. В кузове на скамейках рядами сидели пограничники, а у самой кабины торчали уши серой овчарки.

Из кабины на дорогу выскочил старший лейтенант с пистолетом в деревянной кобуре, прицепленным к поясу.

Ты чего здесь посреди дороги расставился? Колышкин! Трохимчук! Убрать треногу!

Из кузова выпрыгнули двое солдат. Пограничники торопились. Наверное, у них было очень важное дело. Наверно, их нельзя задерживать. Но разве Павлуха думал об этом? Он закричал, ухватив офицера за пояс:

Виктор Николаевич умирает! Геодезист. Его в больницу нужно. Товарищ старший лейтенант!

Это ты специально треногу поставил, чтобы машину остановить?

Известно

Сименихин! подойдя к машине, сказал офицер. Пойдёте с мальчишкой. Колышкин пойдёт с вами.

Из кузова выпрыгнул сержант с санитарной сумкой через плечо.

Машина рванулась с места, и тут же пропал её след, только запах бензина повис над дорогой.

Павлуха бежал, оглядываясь. Рядом шагали два солдата в зелёных пограничных куртках с карабинами через плечо.

Виктор Николаевич лежал в той же позе. А возле него на траве светлела коробочка со стариковским витамином Ю.

Сержант поднял её, покачал головой.

Валидол Он снял сумку, опустился на четвереньки и зашептал: Сейчас, отец, сейчас

Павлуха отвернулся, когда острая игла шприца воткнулась в руку Виктора Николаевича.

Теперь только осторожность, сказал сержант. Слушай, пацан, у вас найдётся палатка или одеяло? Что-нибудь такое.

Одеяло.

Треногу нужно разобрать, сказал солдат, из неё носилки удобно сделать. Пойдём, пацан, за треногой. Солдат взвалил на плечи рюкзак, взял серый ящик из-под теодолита и направился к дороге.

Павлуха, захватив котелок и чайник, побежал за ним.

У дороги они разобрали треногу. Солдат Колышкин ушёл обратно. Павлуха сел прямо на пыльный щебень.