Закон тридцатого. Люська - Туричин Илья Афроимович - Страница 40

В обеденный перерыв Разгуляй зашел в палатку к Люське.

— Ну, как дела? Устали?

— Немного.

— Проверил я в кладовой выдачу вам товара. Все правильно. Значит, проторговались. Придется покрывать.

— Понимаю…

— А тут и понимать нечего! — В этот раз Разгуляй говорил тоном строгого и справедливого директора. — Сегодня опять, не дай бог, проторгуетесь. Завтра… Что ж мне, в тюрьму за вас садиться?

У Люськи глаза стали круглыми-круглыми…

— Да вы не пугайтесь прежде времени, — глядя на Люську, засмеялся Разгуляй. — Торговля такое дело: здесь не только убытки… Это второй сорт? — Он легонько пнул носком ботинка ящик с яблоками.

— Первый, — ответила Люська.

— И это первый? — Разгуляй пнул другой ящик.

— Второй.

— Подумать только! Я стреляный — и то не могу различить.

— Второй сорт побиты больше.

— Да что ты говоришь! — Разгуляй наклонился и стал перекидывать яблоки из ящика с первым сортом в ящик со вторым, приговаривая: — Это побито, и это тоже, и это. Вторым сортом… вторым…

Люська глядела на него испуганно и недоуменно.

— У тебя половина первого сорта вторым должна идти.

— Как же так? — Люська окончательно была сбита с толку.

— Очень даже просто, Людмила Афанасьевна. А половина яблок второго сорта могут идти первым… А ведь гниль надо списать…

— Так нету ж гнили…

— Будет, — усмехнулся Разгуляй. — Без гнили не обходится. На то и понятие существует — «естественная убыль». Слышала такое?

— Нет.

— В любом товаре допускается утечка, утруска. Вот яблоки, к примеру, сегодня первый сорт, а завтра — уже побиты. Второй. А послезавтра подгнили — третий. А через неделю — непригодны. Списать. Убыток… Или, скажем, вино. Пока везешь, разгружаешь, нагружаешь — бьется посуда. Вот и дают процент на естественную убыль. Поняла теперь?

— Поняла, — ответила Люська.

— Не зря, значит, десять лет в школе учили? Давай-ка я тебе помогу. — И он быстро и ловко стал перекидывать яблоки из ящика со вторым сортом в ящик с первым.

Люська машинально стала помогать ему.

Только когда Разгуляй потянулся, распрямляя спину, она сообразила, что перекинули они гораздо больше в первый сорт, чем Разгуляй — из первого во второй.

— Открывать пора. — Разгуляй вытер руки бумажным пакетом и вышел.

Люська открыла палатку.

Уже стояла очередь.

Вдруг рядом кто-то громко крикнул:

— Ребята, да это же Телегина Людмила!

Дрогнуло сердце, внутри похолодело. Люська с трудом отвела глаза от весов. Около палатки стояло несколько парней. На рукавах — красные повязки.

— Здравствуй, Телегина!

И Люська узнала того самого парня в спецовке, которого обрезала тогда в райкоме комсомола. Кажется, Кротов его фамилия. Только сейчас он был не в рабочей спецовке, а в ловко сидящем на широких плечах сером костюме. Через руку перекинут плащ. Волосы причесаны аккуратно. Парень смотрел на Люську обрадованно, будто после долгой разлуки встретил хорошую знакомую. Люська смутилась, покраснела.

— Вот вы где, оказывается. Соседка. Как же это мы вас раньше не приметили?

Надо было что-то ответить.

— Я — недавно…

— Давайте, девушка, отпускайте. Нечего с парнями зубоскалить! — закричали из очереди.

Кротов обернулся.

— Зачем же так, мамаша. Какое ж это зубоскальство? — Он помахал Люське рукой: — До свидания, Телегина. Мы еще зайдем к концу дня.

И действительно, перед самым закрытием они вновь пришли, всей компанией. Знакомый парень помог навесить тяжелую ставню и приладить железную кованую планку под массивный амбарный замок.

— Мы вас проводим.

— Спасибо. Мне еще деньги считать надо. Остатки снимать.

— А мы обождем. Может, помочь?

— Нет-нет, спасибо… И ждать не надо.

Пришла Нина Львовна. Подозрительно покосилась на парней. Захлопнув дверь палатки, бросила неодобрительно:

— Кавалеры!

— Что вы! Я даже не знаю, как звать их.

— Тем хуже. Сколько яблок осталось?

— Два ящика.

— Так… Килограммов шестьдесят… Помидоров?

— Кончились.

Люська подсчитала выручку: тридцать семь рублей лишку. Люська снова пересчитала. Результат тот же.

— У меня лишние деньги, — сказала она растерянно.

— Закрывайте палатку и идите к директору, — сухо бросила Нина Львовна и вышла.

Люська набросила на дверь контрольный замок и направилась к магазину. На углу палатки стояла все та же компания парней.

— Освободились? — весело спросил знакомый парень.

— Нет-нет… Вы не ждите. Мне еще к директору.

— И нам не к спеху.

Разгуляй щелкал деревяшками счетов и на Люську не обратил внимания. Люська потопталась в дверях. Как сказать про такое? Лишние деньги…

— Василий Васильевич…

— У-у…

— Я… У меня…

Разгуляй оторвался от счетов. Посмотрел на Люську невидящими глазами. У него было такое выражение, будто он с трудом возвращается откуда-то, — так медленно появлялось в глазах осмысленное выражение. Может, он уходил в одному ему понятный мир цифр? Так иные порой целиком погружаются в книгу, не замечая окружающего.

— А-а… Это вы, Людмила? Ну, как успехи?

— У меня… я… — Люська замялась.

— Опять недостача?

— Хуже… Лишние деньги обнаружились.

— Так-таки и обнаружились?

— Да…

— Лишние?.. Деньги, Людмила Афанасьевна, — это эквивалент. Лишними не бывают. Сколько?

— Тридцать семь.

— А недостача?

— Двадцать три.

— Давайте-ка сюда. — Он взял у Люськи деньги. — Вот так. — И он ловко начал отсчитывать. — Это — в покрытие вчерашнего греха. — Это, — он отложил пятерку, — на бутылочку вина. Надо же отметить ваши первые самостоятельные шаги в жизни. А это возьмите себе. На туфельки. Вам, Люся, очень пойдут синие. — Он улыбнулся и протянул ей смятую засаленную десятирублевку.

Люська отпрянула. Прижала руки к груди, словно боялась обжечься.

— Как это?.. Я не могу, Василий Васильевич. Это не мои деньги.

Брови Разгуляя подскочили вверх.

— А что ж мне с ними делать?

— Решайте. Вы директор.

— Ах, вот как? У вас недостача — я думай, как быть, лишние деньги — опять директор решай, что с ними делать! Что ж, прикажете мне вместе с вами в тюрьму садиться?

— Я недостачу покрою из зарплаты.

— Да у вас так зарплаты не хватит! — Разгуляй смахнул разложенные, словно в пасьянсе, деньги в ящик стола. — Эти деньги я оприходовать не имею права. Подсудное дело. — Он вновь протянул ей десятку. — Берите. Берите, я сказал! — прикрикнул он зло. — Ну! — И сунул злосчастную десятку в Люськину руку. — И марш домой! Завтра рано вставать. До свидания.

Разгуляй буквально вытолкнул растерявшуюся Люську за дверь.

И тотчас в кабинет юркнула Нина Львовна. Посмотрела на Разгуляя вопросительно.

Разгуляй махнул рукой, усмехнулся:

— Взяла… От денег еще никто не отказывался. Деньги — это эквивалент!

Люська так и вышла на улицу, сжимая в руке десятирублевку. Стремительность Разгуляя обескуражила ее.

Парни все еще стояли возле палатки.

— Ну как, Телегина? Теперь свободны?

Люська кивнула. Она не сразу поняла, о чем ее спрашивают. Медленно пошла в сторону трамвайной остановки.

— Тронулись, — сказал Кротов удовлетворенно.

И вся компания пошла, как бы взяв Люську в полукольцо.

— Вы чего это такая? Что-нибудь случилось? Деньги-то не оброните, спрячьте в карман.

— Деньги?..

— Да что с вами?

— Деньги… — Люська остановилась, скомкала десятирублевку. — Я их выброшу!

— Зачем же? — спокойно спросил Кротов.

— Ты лучше мне отдай, я им найду местечко, — сказал кто-то из парней, и все засмеялись.

— Брошу — и все!

— Погоди, — сказал Кротов. — Мне самому деньги бросить ничего не стоит. Не в деньгах счастье. Но все ж их по?том зарабатываешь. Цена им не малая. Так что негоже бросать.

— По?том, говоришь? — Люська вспомнила промасленную спецовку, в которой парень приходил в райком, огромные резиновые сапоги. — Потом… А если не потом… Если легкие они?