Семейное проклятие - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 45

– Ты говоришь, ребенка мучаю я?

– Но ты ведь понимаешь, – кротко улыбнулась Вера, – что просто так я не отступлюсь. И аргументы у меня серьезные. Генетически мне Зоя родная – раз. Бытовые условия с твоими не сравнить, это два. Развивать ее талант можно только в Москве – это три. Ну и денег у меня больше. Намного больше, чем у тебя.

– Вера, сколько бы денег у тебя ни было, ни один суд не посмеет отобрать у меня ребенка, которого я родила и до семи лет растила!

– Слушай, ну чего ты уж так вцепилась в нее! У тебя же есть еще Настя, на нее я, разумеется, не претендую!

– Все, Вера, хватит. Зоя – мой ребенок, и делить ее с тобой я не собираюсь.

Аля поднялась.

– Ну и дура, – пожала плечами Вера. – Все равно ничего не добьешься. Только нервы истреплешь. Зоиньке и себе. Давай, – горько усмехнулась, – приезжай вечером с полицией. Попробуй взять мой дом штурмом. Но учти: мы будем защищаться.

И столько непоколебимой решимости было в ее лице, что Аля растерянно пробормотала:

– Послушай, Вера, я никак не пойму, что за муха тебя вдруг укусила? Ты же за целых семь лет ни разу даже не поинтересовалась, как Зоинька живет! Не то что приехать, фотографии ее не попросила прислать! Впервые увидела свою – как ты говоришь! – дочку только на этом конкурсе. Неужели у нее такой талант, что ты готова на все, лишь бы заполучить ее в свои руки?

И совершенно неожиданно увидела, как Вера презрительно усмехается:

– Да ладно! Какой там у нее особенный талант. Да, голосок неплохой. Но в Анну Нетребко не вырастет, это уж точно.

– Но зачем тогда?..

Вера на секунду задумалась. Потом пожала плечами:

– А, ладно. Все равно узнаешь. Все дело в Игоре.

– Игорь? Но он же пропал без вести?

– Нет, дорогая. Игорь мертв, это выяснилось совсем недавно. После него осталось громадное наследство. И я – как хорошая мать! – Вера ослепительно улыбнулась, – приложу все силы для того, чтобы Зоинька унаследовала абсолютно все деньги своего подлинного отца.

Секретарша позволила неслыханное: заглянула в кабинет Милены Михайловны в тот момент, когда она пациентку на кресле осматривала. Больная сразу в краску, инстинктивно потянулась прикрыться. И без того психотравмирующий фактор – кому приятно услышать диагноз «бесплодие»? – а тут еще и кабинет превращают в проходной двор, будто в районной больничке.

– Простите, пожалуйста, и одевайтесь, а я через минутку подойду, – пробормотала врач.

И напустилась на сотрудницу:

– Сколько вас учить: никогда не врывайтесь во время приема!

– Простите. – Секретарша покаянно прижала руки к груди. – Но там Кузовлева пришла. Плачет, скандалит.

Кузовлева? Сердце Милены екнуло.

Хотя миновало уже восемь лет, она прекрасно помнила свою врачебную ошибку. Свое решение – взять в протокол психически неуравновешенную женщину. Суррогатную мать, которая – неслыханно! – откажется отдавать биологическим родителям их ребенка.

Обычно Милена – владелица и главный врач клиники – при любой проблеме мгновенно сама бросалась на амбразуру. Но сегодня вместо того, чтоб сразу же ринуться в приемную, она медленно – очень медленно – извлекла из кармана сигареты. Сделала две затяжки и затушила «палочку здоровья» о каблучок модельных туфелек. Потребовала у секретарши:

– Чего Кузовлева хочет?

– Говорит, обсудить с вами какое-то давнее дело.

Ну, конечно же. Неужели она узнала? Но откуда?!

Секретарша смотрела на всегда кремень-начальницу с неприкрытым удивлением. Поинтересовалась заботливо:

– Милена Михайловна? Вам плохо? Может быть, валокордину?

– Ничего мне не надо, – взяла себя в руки доктор. – Проведи Кузовлеву в мой кабинет. И попроси Мазурова мою пациентку отпустить. Пусть извинится, назначит прием на другой день. Оплаты, естественно, не брать.

Тут уж девочка-секретарь совсем опешила: главный врач, которая всем им внушает, что клиент в частной клинике – царь и бог, вдруг пациентку бросает, не докончив приема!

Только Милена все равно бы сейчас не смогла сосредоточиться на очередном первичном бесплодии. Столь некстати заявившаяся Кузовлева полностью захватила ее ум. Как отбиваться? Что Алле Сергеевне предлагать?

У Милены даже намека на идею не возникло. И в кабинет, где уже ждала ее давняя пациентка, она вошла, словно всходит на плаху. Машинально отметила: Кузовлева выглядела отвратно. Бледная, синяки под глазами, резко обозначенные носогубные складки.

На Милену взглянула не победоносно, а скорее жалобно, и та слегка приободрилась: может, повод для визита – совсем не тот, которого она ждала и боялась?

– Ну-с, Алла Сергеевна, чем я могу вам помочь? – Ненавидя себя за тон бодрого доктора Айболита, поинтересовалась она.

– Да я сама не знаю. – Кузовлева понурила голову. – Пока ждала вас, поняла: ничем, наверно, вы мне не поможете. Просто хватаюсь за любую соломинку.

И, запинаясь, всхлипывая, все рассказала.

Милена в совершеннейшем шоке откинулась в кресле. Вот это госпожа Бородулина дает! Как ей только в голову пришло отбирать ребенка, когда минуло столько лет? Да еще какой способ выбрала хитромудрый!

Зато на душе – когда поняла, в чем дело, – стало легко-легко.

– Что вы от меня-то хотите? – с долей даже сочувствия спросила Милена. – Я медик, не юрист.

Алла уставилась в пол:

– Ну, просто вы давно в этом бизнесе. Может, знаете, скажите – какие у Веры шансы? Деньги я ей ведь все вернула. Отказ от ребенка в ее пользу, естественно, не писала… Разве она имеет право у меня Зоиньку отбирать? Удерживать ее у себя насильно?! Да еще и подавать на меня в суд?!

Врач усмехнулась:

– Конечно, не имеет. Но…

Алла Сергеевна смотрела со страхом. А Милена, как могла мягко, продолжила:

– …но мы ведь, к сожалению, в России живем. И строгость законов наших сами знаете, чем компенсируется. Разве у Ольги Слуцкер ее бывший муж имел право отбирать детей? Разумеется, нет. Но он – человек богатый и влиятельный – это сделал. И Ольга – хотя тоже совсем не бедная – ничего противопоставить ему не смогла. У кого влияния больше, тот и прав, сами должны понимать. Госпожа Бородулина, насколько я знаю, и раньше дамочкой была не простой. А сейчас вообще ВИП-персона, всех знаменитостей одевает, в жюри разных конкурсов сидит. Общается с журналистами, имеет возможность выставить вас в неблагоприятном свете. И в чем-то она права: условия договора именно вы нарушили.

– Но я же Вере отдала все ее деньги! – отчаянно выкрикнула Аля.

– А тут не только в презренном металле дело, – усмехнулась Милена. – Вы ее мечты разрушили. Сами знаете, сколько лет она от бесплодия лечилась, через какие мучения прошла. И, когда свет в конце туннеля, наконец, замаячил, вы ей нанесли такой удар в спину. История – если грамотно журналистам преподнести – получается знатная. И кто здесь жертва, а кто палач – вопроса даже не возникнет.

Щеки Аллы Сергеевны порозовели:

– Да о чем вы говорите? Она за целых семь лет Зоинькой даже не поинтересовалась ни разу!

– Но страдала. И думала о своей похищенной дочери каждый день, – пожала плечами Милена. Добавила: – Извините. Я просто пытаюсь вас подготовить к тому, что бороться с Верой Аркадьевной будет чрезвычайно сложно.

И подумала про себя: «Хотя я могла бы дать тебе козырь. Да какой!»

Но губить ради совершенно безразличной ей Аллы Кузовлевой свою репутацию? Ни за что в жизни!

«Не ценила я своего счастья, – горько думала Аля. – Знала бы, что все так обернется – каждую секунду с Зоинькой ценила бы на вес бриллианта. И от себя малышку, любимое солнышко, не отпускала бы ни на шаг».

А теперь ее драгоценная, любимая девочка – в золотой клетке. С чужой женщиной. Алла не сомневалась: Зоинька (что бы там ни заключали органы опеки) отчаянно тоскует по своей настоящей маме. Но только даже увидеть малышку она теперь не может. Вера выразилась без обиняков: