Поединок. Выпуск 9 - Акимов Владимир Владимирович - Страница 37

— Смотрите.

— Прощай, старшина. Заводи, Ковалев.

«Додж» запылил по дороге. Он скрылся за поворотом, и гул мотора исчез в лесу.

Над селом опустилась ночь. Повисла похожая на фонарь луна. Никого. Только, прячась в тени плетней, проковыляла по улицам странная в размытом лунном свете фигура человека.

Волощука разбудил выстрел, и он, еще не проснувшись и не понимая, сон это или явь, расслабленно-бессмысленно лежал, прислушиваясь, в душной темноте хаты.

Звук автоматной очереди вернул его к реальности, и он вскочил, выдернул из-под подушки наган, по звуку стараясь определить, где стреляют.

И снова прогрохотал автомат, потом еще и еще. Волощук, натягивая брюки и ища костыли, насчитал пять длинных, видимо, в полдиска ППШ очередей.

Неумело прыгая на костылях в темной хате, он добрался до сеней и откинул тяжелую щеколду.

Над деревней висела луна, и в мертвенно-желтом свете ее дома деревни и лес за ними казались расплывчато-зыбкими и нереальными.

Опять хлопнул одинокий выстрел где-то совсем рядом и взревел автомобильный мотор. Волощук, подпрыгивая на костылях, едва успел добраться до забора, как на дорогу выскочил тупорылый «додж» с погашенными фарами. В движении его и нечеткой графике очертаний таилось столько непонятной опасности, что Волощук, упав у плетня, вскинул наган и трижды выстрелил по машине.

Трах!

Трах!

Трах!

Выстрелил и перекатился к колодцу.

Из машины зло и хлестко ответили автоматы, трассирующие пули, обрубая листву, впились в бревна избы, загораясь причудливо и ярко. Со звоном посыпалось стекло, рухнул срезанный, словно пилой, стояк навеса.

Волощук, встав на колени, пополз за полуразвалившийся колодезный сруб, ведя револьверным стволом, пытаясь хоть раз выстрелить прицельно.

Но машина уже промчалась мимо его дома и, тяжело урча мотором, уходила в конец села к лесной дороге. Волощук сунул руку в карман, где насыпью лежали патроны к нагану. Вдалеке снова ударил автомат, и ему сразу же ответили длинные и злые очереди. Волощук перезарядил наган. Прислушался. Стрельба прекратилась. Только слышен был удаляющийся шум автомобильного мотора.

Обдирая колени, он пополз к дому, нащупывая руками костыли. Вот один и рядом второй. Теперь Волощук встал и, переваливаясь, заковылял к калитке.

Все так же висела луна над селом, и дома в наступившей тишине показались пустыми и безлюдными.

С трудом передвигаясь на костылях, Волощук вышел на дорогу и остановился, не зная, что делать и куда идти. Луна разломала его тень, и она уродливо и длинно легла на серебристый песок улицы.

Тихо. Непонятная и страшная тишина села таила опасность.

Внезапно он услышал шаги. По дороге кто-то бежал, тяжело стуча коваными сапогами. Уходить было поздно, и Волощук, удобнее уперев костыли в землю, поднял наган.

Темная фигура уже различима на дороге.

— Стой!

— Председатель! Волощук, — донеслось из темноты. — Не стреляй. Слышь? Я это, Гончак.

— А, участковый, — председатель обвис на костылях.

Участковый подбежал, поправляя на плече ремень автомата. Остановился рядом, пытаясь заглянуть в темноту лица.

— Что это, председатель?

— Я тебя хочу спросить, сержант.

— Машина-то, «Додж 3/4», военная машина. Наша.

— Ваша, значит, — сплюнул Волощук. — Тогда бы ты и спросил у них: «Что такое?» Ваших-то.

— Ты чего говоришь? Чего говоришь… Ты же председатель сельсовета… Партизан… Ранение принявший.

— А что я тебе говорить должен? Прыгать на одной ноге? Радоваться? А?

— Откуда они выехали? — участковый полез в карман. — Табак забыл. У тебя нема?

— Залезь в карман. Вроде они от Капелюхов выехали.

Участковый скрутил цигарку, достал кресало и трут, зло звякнул по камню. Вспыхнули в темноте синеватые искры, оранжево затлел трут. Участковый прикурил, затянулся жадно несколько раз, обкусил конец самокрутки, протянул Волощуку.

— Ну, какие наши действия, председатель?

— К Капелюхам пойдем.

— Оно, конечно, так, идти надо. Никак без этого нельзя, — участковый снял с плеча автомат.

И они пошли. Двое. Только двое в этой недоброй ночи.

У забора дома Капелюха они остановились.

— Эй! — крикнул участковый, и голос его прозвучал в тишине неожиданно гулко. — Эй, хозяин! Капелюх, слышишь меня?

В темноте что-то заскрипело протяжно и тоскливо.

Участковый вскинул автомат. Волощук повел стволом нагана.

— Это дверь скрипит в хату, — сказал председатель шепотом. — Я был у Капелюха, так она прямо воет, проклятая.

— Ладно, Волощук, — участковый протянул ему автомат. — Ты не ходи со мной. При твоих подпорках толку от тебя там не будет. Ты прикрой меня, если что. Полдиска осталось. Так ты короткими. Слышишь?

Волощук взял автомат, передернул затвор. Пружина лязгнула тревожно и звонко. Он посмотрел на дом. В свете луны он показался непомерно большим от теней, прилипших к скату крыши и углам избы.

Участковый достал пистолет, постоял немного, вглядываясь в темноту, и шагнул во двор. Легко, стараясь не стучать сапогами, перебежал лунную дорожку, ведущую от калитки к хате, и остановился.

Снова протяжно заскрипела дверь. Звук был уже привычен, но все-таки неожидан, и опять он заставил участкового вздрогнуть.

Ступени крыльца заскрипели под его шагами. Участковый достал карманный фонарик, желтая полоска света вырвала из темноты крыльцо, золотистую россыпь гильз, какие-то тряпки, валяющиеся у двери.

Участковый толкнул дверь и услышал стон.

— О-о-о! — стонал кто-то протяжно и страшно.

— Кто здесь? — тихо позвал участковый. — Капелюх! — крикнул он сильнее.

— О-о-о! — отозвалось из дома.

Участковый толкнул противно заскрипевшую дверь, и луч фонаря осветил сени — поваленные лопаты и грабли, медное корыто, разбросанные ведра.

— О-о-о!

Луч фонаря мазнул по стенам. В углу сеней в неестественной позе лежала женщина с залитым кровью лицом.

Участковый, споткнувшись о гулко загремевшее ведро, шагнул к ней и осветил фонарем.

На полу, разбросав руки, в порванной ночной рубашке лежала невестка Капелюха Ядвига.

— Ядзя, Ядзя. Это я, Гончак, милиционер, Ядзя!

— О-о-о!

Гончак наклонился, оторвал от подола рубашки женщины полосу и начал аккуратно бинтовать ей голову.

— Ядзя! Ты меня слышишь?..

Женщина продолжала стонать надрывно, захлебываясь, и участковому казалось, что она прощается с жизнью. Луч фонарика вновь побежал по стенам, вырывая один за другим разбросанные предметы крестьянского скарба. И вид этих вещей, испокон веков имевших свое место, наполнил тревогой душу крестьянина, надевшего синюю милицейскую форму. Но он должен был идти, и, сжав пистолет, шагнул в комнату и повел фонариком.

Трупы. Залитые кровью, почти пополам разрезанные автоматными строчками, лежали там, где их настигла смерть. Разбитые шкафы, поваленный комод — все это увидел Гончак в свете фонаря.

Увидел и, пятясь, спотыкаясь о ведра и грабли, вышел на крыльцо. И здесь его начало рвать.

Волощук услышал странные звуки, будто кто-то плакал, захлебываясь. Он повесил автомат на шею, выдернул из-за пояса наган и заковылял к хате.

— Что?! — крикнул Волощук.

— Так, — захлебываясь, ответил Гончак, — там…

— Что там? Что?

— Капелюхов… побили Капелюхов…

— Всех? — голос председателя сел.

— Нет… Ядзя… Жива… Только стонет… Ранена…

— Где?

— В сенях.

— Что делать будем, Гончак?

— Постой, — Гончак вытер рукавом рот, присел на ступеньки крыльца. — Постой. Надо в райотдел сообщить. Ты, Волощук, здесь будь. Слышишь? Никого не подпускай. Я к телефону. Подмогу надо и врача для Ядзи.

— Только не лесом.

— Лесом скорее. Всего минут двадцать.

— Лесом не ездий, Гончак.

— Надо лесом, председатель, времени у нас нема.

Участковый гнал лошадь сквозь лес. Гнал, низко склонившись в седле, почти лежа на мокрой, пахнущей потом лошадиной шее. Гнал, стиснув зубы, пересиливая страх. И казалось ему, что из-за каждого куста направлен в него бездонный черный ствол автомата.