Поединок. Выпуск 10 - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 74

— Он у вас на учете?

— Да. Теперь на учете. Очень строгом.

— Что же вы хотите от меня? — рассердился майор Гвоздев.

В самом деле, кого могут оставить равнодушным сообщения о том, что подростки вскрывают питейные заведения, пьют плохой портвейн, а собака Панда не может взять их след! Была еще одна причина — у майора росли два сына и далеко не все в их поведении ему нравилось.

— Я хотел доложить обстановку. Оперативная группа, которая была утром…

— Она на выезде, — вздохнул Гвоздев. — А когда вернется, ей уже есть куда поехать. Вот что, Фартусов, — начальник поколебался, — если известны взломщики и они не очень опасны… Потолкуй с ребятишками, собери показания. Задача ясна?

— Так точно! Есть провести предварительное расследование!

— Можно и так сказать, — неохотно согласился Гвоздев. — Только… предварительное расследование… Это уж слишком. Выясни подробности и приезжай. Будут осложнения — звони.

— Слушаюсь!

Ванька, конечно, не был прожженным рецидивистом, не умел ни юлить, ни лгать. Он тут же во всем признался, но, что более всего озадачило Фартусова, утверждал, будто в киоск забрался один. И дверь взломал, и ящик с портвейном уволок и даже чуть ли не выпил все двадцать бутылок. Тогда Фартусов в полном соответствии с указаниями начальника решил провести следственный эксперимент. Он привез из магазина ящик с тяжелыми бутылками, наполненными вязким портвейном, и поставил его у киоска.

— Точно такой ящик был похищен ночью? Верно?

— Да, — кивнул Ванька, не поднимая глаз.

— Хорошо. Бери его и тащи той же дорогой, что и ночью.

Ванька оглянулся обреченно, подошел к ящику, вцепился в него покрепче, рванул от земли и… И через несколько шагов опустил на асфальтовую дорожку.

— Не могу, — сказал он.

— Задаю наводящий вопрос: кто был вторым?

— Кто, кто… Жорка, кто же еще!

— Запишем, пока не забыли, — Фартусов тут же составил документ, из которого следовало, что соучастником преступления был Георгий Мастаков. Присутствующие жители микрорайона подписали протокол в качестве понятых.

После этого Фартусов осмотрел толпу и, выхватив острым взглядом Жорку, поманил его пальцем. Тому ничего не оставалось, как выйти вперед. Его смугловатое лицо было бледным, глаза пылали решимостью бороться за жизнь до конца.

— Георгий, по установленным данным прошлой ночью вместе с Иваном Жаворонковым ты украл ящик вина из киоска, который…

— Подумаешь, ящик вина! — непочтительно перебил Жорка. — Нашли о чем беспокоиться! Пропадете вы все без этого вонючего портвейна!

— Нет, Георгий, ты не прав. Если уж пропадем, то, скорее, от самого портвейна. Но поскольку он похищен, останемся живы. Благодаря тебе и твоему другу. — Фартусов поднял руку, успокаивая толпу, которая проявила к расследованию гораздо больший интерес, нежели к концерту Пугачевой по телевидению.

Несмотря на соблазнительные рулады, доносившиеся из окон, никто не покинул места происшествия.

— Куда делся ящик?

— В подвал отнесли, — Жорка как-то сумел отвернуться и от Фартусова, и от ящика, и от толпы.

— Ночью? В подвал? Он же запирается!

— В окно… Там слуховые окна вокруг всего дома.

— Понятно. Следственный эксперимент продолжается. Прошу, граждане взломщики, берите ящик.

Поколебавшись, Ванька и Жорка взяли ящик с двух сторон, поднатужились и поволокли к дому. У слухового окна они поставили его на землю и оглянулись — что, дескать, дальше?

— Продолжайте, — сказал участковый. — Заталкивайте. Я, правда, в этом окне не вижу никаких следов, кроме кошачьих, но уж коли вы утверждаете…

Сколько ни пытались малолетние взломщики затолкнуть ящик в квадратную дырку, он не проходил. Убедившись в бесполезности затеи, Жорка и Ванька опустили ящик и опустили головы.

— Слушаю вас внимательно, — сказал Фартусов.

— Ящик, наверно, был другой, — предположил Ванька.

— Других ящиков в киоске не было. Как дальше жить будем? Георгий Мастаков, слушаю тебя. Иван Жаворонков, ты не хочешь уточнить свои показания?

Нет, ничего больше установить Фартусову не удалось. Юные взломщики словно дошли до какого-то предела, за которым уже не властны были что-либо говорить. Но когда на следующий день следователь Ушаткин ознакомил ребят с показаниями словоохотливой старушки, им пришлось признать, что в краже участвовал и третий человек, имевший ключи от подвала. Более того, Жорка Мастаков вполне официально заявил, что пошел на это грязное дело только в знак протеста против недостойного поведения Мастакова Петра Григорьевича, который доводится ему родным отцом. Дергая носом, Жорка пояснил, что не было в его действиях ни отрицания нравственных ценностей, ни корысти, ни жажды прославиться, ничего не было, кроме вышеупомянутого протеста. И так посмотрел на следователя Ушаткина своими маленькими, черными, несчастными глазами, что тому стало ясно — преступник говорит правду.

— Как же это, — проговорил присутствовавший здесь почти трезвый Мастаков-старший, — Жора… Неужели ты мог подумать… Неужели нельзя было как-то иначе…

И все. Больше ничего внятного не смог сказать отец в свое оправдание. Он еще что-то мямлил, разводил руками, вскакивал со стула, снова садился и даже по неосторожности обронил слово насчет падения нравов нынешней молодежи. Следователь товарищ Ушаткин тут же подхватил эту мысль.

— Согласен с вами. Действительно, среди определенной части родителей наблюдается снижение ответственности за воспитание своих детей. Вы меня понимаете, гражданин Мастаков?

— Как не понять, все как есть понятно… — заелозил на жестком стуле человек с небритой, помятой физиономией. И все в кабинете невольно опустили глаза, потому что смотреть на него не было никаких сил.

Разумеется, на этот раз Мастаков не осмелился пренебречь направлением на лечение от опасного заболевания.

Так вот, следователь Ушаткин, человек дотошный и проницательный, установил, что ящик ни в какое окно не втаскивали, его попросту внесли по кирпичным ступенькам в полуподвал. Дверь была предусмотрительно открыта, а открыл ее сам хозяин мастерской Евгений Дуплов. На допросе он возмущался, говорил всякие слова, пожаловаться грозил, но, когда экспертиза установила, что сигнализация перекушена именно его кусачками, Женька говорил уже меньше прежнего, а возмущение исчезло вовсе, осталась лишь просьба понять и простить. Но уважить Дуплова не представлялось возможным, так как в полуподвале, помимо ящика вина, нашли и кое-что другое, заинтересовавшее следователя куда больше, чем разнесчастный портвейн.

А суть истории неожиданно всплыла в разговоре, состоявшемся между участковым инспектором Ильей Николаевичем Фартусовым и малолетним нарушителем Иваном Жаворонковым в присутствии его старшей сестры Валентины.

— Скажи мне, Иван, — спросил Фартусов, — почему ты пошел на это циничное преступление после того, как я просил тебя быть примерным? Почему?

— Деваться некуда было, вот и пошел.

— Выходит, тебя принудили силой?

— Да никто меня не принуждал! Сам пошел.

— Чтобы меня проверить? Над милицией посмеяться?

— Как же было не пойти, если позвали!

— Но ты же знал, что так нельзя, что это нехорошо?

— Знать-то знал, а куда деваться? Тебе доверие оказывают, своим признают… А ты вроде пренебрегаешь, трусишь…

— Ишь ты! Значит, неудобно было отказаться? Несмотря на то, что я предупредил тебя? Я, допустим, пошутил, но ты-то этого не знал?

— Вы сказали мне, чтоб я не проболтался… Я и молчал, — Ванька свел вместе свои светлые бровишки, задумался, как бы доходчивее объяснить простые вещи этому настырному участковому. — Если бы я сказал ребятам, что милиции что-то известно, я бы вас подвел… Правильно? А если бы я не пошел с ребятами, зная, что милиции все известно, их бы подвел… Я подумал и решил никого не подводить. И пошел.

— Зная, что попадешься? — восхитился Фартусов.