Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник) - Алкин Юрий - Страница 16

Темнота. Какие-то жирные черные пятна. Они шевелятся, наползают друг на друга. Сливаются в темноту. Сейчас она поглотит меня. Все мое сознание растворится в ней. У меня не будет даже этих угасающих мыслей. Разум встрепенется в последний раз и исчезнет.

Всепоглощающая тьма. Она засасывает, она охватывает все, что было мной, она хищно протекает во все уголки погибающего сознания, забирается в каждую клеточку. Она зовет, зовет… Я почувствовал странный холод во всем теле. И, вздрогнув, открыл глаза. На какую-то долю секунды мне показалось, что еще немного – и пути назад не будет.

В эту минуту меня сдавил страх. Даже не страх, а какое-то неясное щемящее чувство, расходящееся по телу мерзким ознобом. Как будто я заглянул в комнату, где находилось нечто, что было лучше не видеть, о чем лучше было вообще не знать.

Я вскочил на ноги, изо всех сил вдохнул, сжал кулаки, напряг мышцы. И замер, прислушиваясь к этому незаметному до сих пор, но такому бесконечно важному ощущению. Ощущению жизни. И звенящий озноб медленно отступил. Я устало опустился на кровать, чувствуя себя абсолютно выжатым.

Что это было? Этот неконтролируемый темный страх – откуда он вдруг взялся во мне? Я ощутил, что затронул что-то, что трогать нельзя. Какие-то струнки, к которым не позволено прикасаться. Нет, человек не должен думать об этом. По крайней мере, так думать. Это слишком тяжело, это противоестественно.

И все же почему это было так страшно? В конце концов, тот миг, когда мне показалось, что я проваливаюсь в бесконечную черную пустоту, не был так уж неприятен. Сильная боль может быть гораздо хуже. Что же испугало меня? Что? Осторожно, мелкими шажками продвигаясь вперед, я стал вспоминать. И минут через пять я понял. Не ощущения сделали этот момент таким ужасным. Не мертвая засасывающая темнота. А ее неотвратимость. Нет в мире силы, которая сможет отменить это. Я состарюсь и умру. И ждать этого не так чтобы слишком долго. Еще шестьдесят, семьдесят, пусть даже восемьдесят лет. Но этот момент придет. Я перестану существовать. Черная зовущая темнота поглотит меня навсегда. И теперь эта мысль всегда будет со мной…

Утром я поделился с Полем своими впечатлениями. Почему-то мне не хотелось говорить на эту тему с Мари. Ужас, вызванный сумасбродной попыткой вообразить собственную смерть, уже прошел, но я ни за что не согласился бы повторить этот мысленный эксперимент. К моему удивлению, оказалось, что я не был одинок в своих изысканиях.

– Я тоже думал об этом, – с необычной для него серьезностью сказал Поль, выслушав меня. – Хотя до такого не доходил.

– И не советую, – сказал я.

Поль посмотрел в стол.

– Я дошел до другого. Хотя доходить тут не до чего. Знаешь, что такое смерть? Не такая страшная, мучительная, а обычная смерть. Это когда что-то делаешь в последний раз. Завтракаешь в последний раз, читаешь в последний раз, спишь с женщиной в последний раз. Все. Другого раза никогда не будет. Вот попробуй за завтраком представить себе, что он последний. Очень странные мысли появляются.

Я молчал.

– И знаешь, что самое подлое? – спросил он. – Никогда не знаешь, какой раз последний.

– Наверное, – ответил я. Его слова неожиданно представили эту тему в новом свете. – Наверное. Но, может, это даже не самое плохое. Или не самое подлое.

– А что? – спросил Поль.

Я попытался сформулировать мелькнувшую мысль:

– Может быть, еще хуже, когда это не ты.

– Как это?

– Когда видишь кого-то близкого в последний раз. А потом ты жив, а этого человека уже нет. И он никогда уже не вернется.

Мы замолчали, и я вдруг почувствовал неловкость. Будто было сказано что-то очень личное, чем не делишься даже с друзьями. Поль, похоже, ощущал нечто подобное.

– Что там у нас сегодня на обед? – несколько натянуто спросил я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

– А черт его знает, – просиял он. – Пошли посмотрим меню.

Больше к этой теме мы не возвращались.

На следующий день произошло огромное событие. Эмиль сдал экзамен. В этот раз он был первым и отсутствовал дольше, чем обычно. Мы уже стали по своему обыкновению строить догадки, когда вдруг он вышел из класса с каким-то задумчивым выражением на лице.

– Сдал? – драматическим шепотом спросил Поль.

Эмиль едва заметно кивнул.

– Сда-а-а-а-а-л!!! – заорал Поль и кинулся на него, как футболист на товарища, забившего гол.

Мы присоединились к нему, и на некоторое время бессмертный Десятый исчез под тремя вопящими кандидатами в бессмертные.

Наконец мы перестали хлопать и трясти его. Теперь мы закидали его вопросами:

– Дали тебе контракт?

– Задавал Катру какие-то необычные вопросы?

– Когда ты идешь на операцию?

Но Эмиль ничего не знал кроме того, что он прошел экзамен. Профессор мучил его обычными вопросами, только дольше, а потом остановился и поздравил. После рукопожатия он сообщил, что все детали будут рассказаны Эмилю на следующее утро.

– Наконец-то мы что-то узнаем, – радостно сказала Мари.

Но Эмиль только покачал головой.

– Вы ничего не узнаете, – сказал он, отдышавшись. – По словам Катру, завтра меня переводят в другое здание. Теперь мы с вами увидимся не раньше, чем вы пройдете экзамен. Они не хотят допустить даже малейшей утечки информации.

Это было абсолютно логично, но нам всем стало не по себе. От слов Эмиля веяло чужой волей, которая манипулировала нами, словно пешками в загадочной игре.

– Чего раскисли? – спросил Поль, который и сам, конечно, помрачнел. – Все правильно, безопасность прежде всего. Враг не дремлет. Может, нам всем дадут сейчас пройти.

С этими словами он вошел в класс. Однако его предположение оказалось беспочвенным. Катру методично и безжалостно отправил нас всех на очередную переэкзаменовку.

Последний ужин вчетвером проходил все в том же кафетерии. Мы старались быть веселыми, но это веселье всем нам нелегко давалось. Эмиль был задумчив, видно, пытался себе представить, что его ждет завтра. Нам оставалось с тоской думать, удастся ли нам когда-нибудь оказаться на его месте.

– За удачу в обоих мирах! – провозгласил в заключение Поль.

Мы сдвинули бокалы, наполненные соком. И Эмиль ушел из нашей жизни.

Вначале было непривычно не встречать его, не слышать больше его спокойного голоса и рассудительных замечаний. Но, кроме этого, ничего у нас не изменилось.

Теперь, несколько месяцев спустя, несданный экзамен по-прежнему нависает над каждым из нас как проклятие. За это время Катру постепенно становился все более и более нетерпеливым. Сейчас он уже не скрывает, что еще немного – и нас всех отправят восвояси.

Атмосфера постоянного провала делает нас раздражительными и мешает сосредоточиться. И вот только что я провалил экзамен глупее, чем когда-либо. Откуда только выскочила эта проклятая старушка?

Я с ненавистью смотрю в монитор. Ну зачем я запустил эту программу? Мне ведь отлично известно, кто такой Адам и сколько детей у Девятой. Это просто самообман. Совсем не отсутствие знаний держит меня в этом ненавистном помещении. Во всем виновата смерть, цепко сидящая в моем сознании и не желающая оттуда убираться.

Вымещая злость на ни в чем не повинном компьютере, бью по выключателю. Бедная машина умирает, не успев задать свои обычные вопросы. Я осознаю, что только что мысленно произнес слово «умирает», и в ярости стучу кулаком по столу. Подпрыгивает монитор, дребезжит стакан. Пытаюсь успокоить себя. Так нельзя. Так нельзя… Глубокий вдох. Выдох. Все, пора спать. Утро вечера мудренее. Впрочем, какое уж тут утро.

Тянутся, проходят, перемешиваются в памяти серые дни. Мы так хотим, чтобы все это закончилось. Мы уже давно не называем друг друга настоящими именами – мы поняли, что это лишь мешает подготовке. Теперь мы автоматически произносим: Четвертый, Восьмая, Пятый. Мы больше не смеемся над глупыми книгами – теперь мы знаем, что, потешаясь над ними, мы хуже запоминаем их идеи. Мы перестали строить теории. Мы учимся.