Жозеф Бальзамо. Том 1 - Дюма Александр - Страница 60

— О! О! — проворчал король.

— И после нескольких предупреждений, сделанных в учтивом и примирительном тоне, повторяю, государь…

— А я в этом ручаюсь, — вставил дофин.

— Вам тоже это известно? — спросил изумленный король.

— Во всех подробностях, государь.

Г-н де Шуазель просиял и изогнулся в поклоне.

— Угодно ли вашему величеству продолжать? — подхватил он. — Несомненно, его величество скорее поверит словам своего августейшего внука, нежели моим.

— Да, государь, — продолжал дофин, не обнаруживая, однако, несмотря на всю пылкость, с которой г-н де Шуазель встал на защиту эрцгерцогини, той признательности, которой министр был вправе от него ожидать, — да, государь, я это знал и пришел сказать вам, что господин Дюбарри оскорбил ее высочество дофину не только тем, что притязал на ее лошадей, но и тем, что дерзко набросился на офицера моего полка, исполнявшего свой долг, указавшего ему на непристойность его поведения.

Король встряхнул головой.

— Нужно разобраться, нужно разобраться, — сказал он.

— Я все знаю, государь, — мягко возразил дофин, — для меня в этом деле сомнений нет: господин Дюбарри обнажил шпагу.

— Первый? — спросил Людовик XV, радуясь, что ему представилась возможность сравнять силы.

Дофин покраснел и глянул на г-на де Шуазеля, который, заметив его затруднения, поспешил ему на помощь.

— В конце концов, государь, — сказал он, — шпаги скрестили двое мужчин, из которых один оскорбил дофину, а второй ее защищал.

— Да, но кто был зачинщиком? — спросил король. — Я знаю Жана: он кроток как ягненок.

— Зачинщиком, как мне представляется, был тот, на ком лежит вина, государь, — с обычной своей сдержанностью заметил дофин.

— Это дело тонкое, — возразил Людовик XV, — зачинщик — тот, на ком лежит вина… на ком лежит вина… А что, если этот офицер вел себя вызывающе?

— Вызывающе! — возопил г-н де Шуазель. — Вызывающе по отношению к человеку, который хотел силой отнять лошадей, предназначенных для дофины! Да разве такое возможно, государь?

Дофин ничего не сказал, но побледнел.

Людовик XV почувствовал исходившую от обоих враждебность.

— Я хотел сказать, резко, — поправился он.

— Вдобавок, — вновь начал г-н де Шуазель, используя отступление короля, чтобы самому сделать шаг вперед, — вам, государь, известно, что на ревностном слуге вашего величества вина лежать не может.

— Вот как! Но откуда вы узнали об этом происшествии, принц? — осведомился у дофина король, не теряя из виду г-на де Шуазеля, которого этот внезапный допрос так смутил, что, как ни пытался он скрыть свое замешательство, оно буквально бросалось в глаза.

— Из письма, государь, — отвечал дофин.

— От кого было письмо?

— От одного лица, которое интересуется ее высочеством дофиной и которому, вероятно, кажется странно, что ее оскорбляют.

— Вот как! — воскликнул король. — Снова секретная переписка, снова заговоры! Вы опять желаете стакнуться у меня за спиной, чтобы мучить меня, как во времена госпожи де Помпадур.

— Да нет же, государь, — возразил г-н де Шуазель, — дело совсем простое: косвенное оскорбление величества. Виновный понесет заслуженное наказание, тем дело и кончится.

При слове «наказание» Людовику XV представились разъяренная графиня и уязвленная Шон; он уже видел, как развеивается покой в его семействе, покой, которого он всю жизнь жаждал, но никогда не мог достигнуть; он воображал междоусобную войну, заламывание рук, красные заплаканные глаза.

— О каком наказании может идти речь! — воскликнул он. — Я еще не выслушал обе стороны, не разобрался, кто прав, кто виноват. Вы что же, хотите государственного переворота, хотите, чтобы я отдал приказ о заточении без суда и следствия! Хорошенькое дело вы мне предлагаете, герцог, в красивую историю желаете меня втянуть!

— Но, государь, кто будет питать должное почтение к дофине, если для примера вы не подвергнете суровой каре первого, кто ее оскорбил?

— Конечно, государь, — добавил дофин, — иначе это будет соблазн для других.

— Пример! Соблазн! — проговорил король. — Черт побери, ежели для примера обрушивать кары по каждому поводу, который может послужить соблазном для окружающих, то мне придется без конца подписывать приказы о заточении без суда, а я и так, слава Богу, подписываю их немало!

— Это необходимо, государь, — изрек г-н де Шуазель.

— Государь, умоляю вас… — произнес дофин.

— Как? По-вашему, он недостаточно наказан тем, что получил удар шпагой?

— Нет, государь, ведь и он мог ранить господина де Таверне.

— Так какого же наказания вы для него просите?

— Смертной казни.

— Но ведь даже господина де Монгомери[67] не казнили за то, что он убил Генриха Второго, — возразил Людовик XV.

— Он убил короля по несчастной случайности, государь, а господин Жан Дюбарри оскорбил дофину намеренно.

— А вы, принц, — произнес Людовик XV, повернувшись к дофину, — тоже просите казнить Жана?

— Нет, государь, я вовсе не желаю для него смертной казни; вашему величеству это известно, — кротко ответил дофин. — Я ограничился бы тем, что просил бы ваше величество о его изгнании.

Король содрогнулся.

— За ссору на постоялом дворе — в изгнание! Людовик, вы слишком строги, хоть и склонны к филантропии. Правда, вы не только филантроп, но и математик, а математики…

— Извольте докончить вашу мысль, ваше величество!

— Математики ради своей цифири готовы пожертвовать и вселенной.

— Государь, — произнес дофин, — я не питаю личной вражды к господину Дюбарри.

— К кому же тогда обращена ваша вражда?

— К обидчику ее величества дофины.

— Какой примерный супруг! — иронически воскликнул король. — К счастью, меня не так легко провести. Я вижу, что здесь на него нападают, а главное, вижу, на что меня хотят толкнуть с помощью всех этих преувеличений.

— Государь, — вступил г-н де Шуазель, — не думайте, будто мы преувеличиваем: весь свет возмущается подобной дерзостью.

— Весь свет! Вот еще одно чудовище, которого вы боитесь, вернее, пытаетесь запугать им меня. Разве я слушаю весь свет, когда он устами тысяч пасквилянтов, памфлетистов, куплетистов и интриганов твердит мне, что вокруг меня воровство, предательство, глумление? Бог свидетель, не слушаю. Пускай себе говорят, я только посмеиваюсь. Вот и делайте, как я, черт побери! Заткните уши, а когда ваш «весь свет» устанет кричать, он замолкнет. Ну вот, пожалуйста! Вы уже кланяетесь мне с недовольным видом. И Людовик надулся. Как странно, в самом деле: мне отказывают в том, что дозволено даже самому незначительному частному лицу, мне не дают жить по моему разумению; ненавидят все, что я люблю, любят все то, что мне ненавистно! Да в своем ли я уме? Властелин я или нет?

Дофин взял ножик и вернулся к часам.

Г-н де Шуазель поклонился так же, как в первый раз.

— Вот как! Вы мне не отвечаете. Ну, скажите же хоть что-нибудь, черт возьми! Вам что же, угодно, чтобы я умер с горя от ваших речей и от вашего молчания, от вашей дурацкой ненависти и дурацких страхов?

— Я не питаю ненависти к господину Дюбарри, государь, — с улыбкой произнес дофин.

— А я, государь, его не боюсь, — надменно изрек г-н де Шуазель.

— Да вы оба смутьяны! — вскричал король, впадая в притворный гнев, а сам между тем испытывая всего лишь досаду. — Вы хотите, чтобы обо мне судачила вся Европа, чтобы надо мной потешался мой кузен, прусский король, чтобы мой королевский двор на деле обратился в птичий двор, описанный этим наглецом Вольтером. Нет уж, так не будет. Нет, я не доставлю вам этой радости. У меня свое понятие о чести, и я буду заботиться о ней так, как считаю нужным.

— Государь, — сказал дофин со своей неисчерпаемой кротостью, уживавшейся с неизменной настойчивостью, — приношу извинения вашему величеству, но речь идет не о вашей чести, а о достоинстве ее высочества дофины, которой нанесли оскорбление.

67

Монгомери, граф де — капитан королевский гвардии, в 1559 г. смертельно ранивший на турнире короля Генриха II.