Рунный след - Живетьева Инна - Страница 12

— Ты ничего не видела, поняла?

Служанка нерешительно скомкала полотенце.

— Тебя разве не предупреждали? Дело касается княжича, это семейное дело Отинов, — от страха и разочарования Влада несло. — Ты разве забыла, что мы гости наследника? Мы — друзья сэта Кира Отина!

При этих словах глаза Тилсы как-то странно блеснули, легкий румянец выступил на щеках.

— Ах, ну даже друзья наследника могут простудиться, — полотенце снова скользнула на спину, чуть натянулось, придвигая мальчика ближе. — Если молодого господина будет перед сном знобить, я могу приготовить ему горячий отвар, — Тилса на мгновение прижалась грудью к плечу Влада.

— Уже, — вырвалось у него.

— Что уже? — Тилса хлопнула рыжими ресничками.

— Меня уже знобит!

— О, как жаль! А мне нужно накрывать стол к ужину. Да и не след отвар сейчас пить, лучше совсем попозже, перед тем как ложиться в кроватку.

Невинное слово «кроватка» привела Влада в неожиданное смущение. Он судорожно поправил штаны.

— Может, заглянете ко мне перед сном? Моя комната этажом ниже, третья дверь направо от лестницы, — девушка снова прижалась грудью, но на этот раз не отстранилась.

Влад облизнул пересохшие губы и хрипло проговорил:

— После тренировки, — откашлялся и продолжил нормально, — ну совсем поздно, да?

— Я буду готова к вашему визиту.

Девушка выскользнула за дверь, оставив полотенце. Влад рухнул на кровать и прижал ткань к лицу: пахло Тилсой. Неужели это все не показалось? И он понял правильно?

В полумраке комнаты был только запах Тилсы, ее горячие руки и торопливый голос:

— …Ну же, я думала вы смелее, я же помню. Вон как господину учителю отвечали, прямо в его глаза жабьи. Ну что вы?

— Говори мне «ты», — хриплый голос Влада тонул в шепоте девушки.

— Хорошо, ты смелый. И не похож на всех остальных, я сразу заметила. Другой, совсем другой, тебе же все равно, что я служанка, правда? Ты только не кивай, — хихикнула девушка, — не отрывайся от дела. С княжичем дружишь, а ведь тебе все равно, что я — никто. Для остальных я девка безгласная, место пустое. Совсем никто.

— Ты не никто! Ты…

— Да, я сейчас для тебя все, конечно, милый. Да, тут мне тоже очень приятно, у тебя такие сильные руки. Я для тебя сейчас больше, чем тэмова дочка, правда, хороший мой? Намного больше, я знаю! А хочешь, я стану даже выше княгини? Я смогу, мои пальчики умеют не только пуговки расстегивать. Подожди, вот так будет удобнее…

Глава 3

Костя поежился: как неохота идти под дождь! Заливало вот уже который день, по улицам катились такие бурные потоки, что на ногах трудно удержаться. А в некоторых местах вода поднималась почти до колен. Росвелу не повезло — город стоял в низине, и в большой дождь у жителей начинались серьезные проблемы.

Управляющий Повил приезжал на крепкой лошади к закрытию трактира. Входил в зал, матерясь и отплевываясь. Одежда намокала даже под кожаным плащом, захлестывало порывами ветра.

У порога рабов привязывали к канату, туго перехватывая запястья веревкой. Исключение делалось только для Кости: его, как когда-то у Дарла, ставили замыкающим и обматывали конец веревки вокруг пояса. Повил убивал двух зайцев: по дороге не приходилось ждать, пока самые слабые преодолеют напор воды, и не надо было высматривать за пеленой дождя все ли на месте.

Мальчик безропотно стерпел, когда управляющий захлестнул его веревкой и слишком сильно затянул узел. Промолчал, несмотря на то, что спина отозвалась болью. Управляющий злился: Костю уже дважды выпороли плетьми, но он так и не взял в руки скрипку. Повила вводило в заблуждение одно обстоятельство — мальчик начинал плакать, когда его били. Казалось — еще чуть добавить, и сломается. Но Костя упрямо мотал головой, и порку останавливали, боясь покалечить ценного раба.

В трактир мальчишку все равно таскали и заставляли делать самую грязную работу. Костя выматывался так, что к вечеру не держался на ногах. Но, встречаясь взглядом с управляющим, качал головой: «нет». Мальчик понимал, что Повил просто ждет, когда заживут раны, и тогда примется за него снова.

Дождь ударил по плечам, и Костя мгновенно намок. Веревка дергалась рывками, идти было трудно, и не дай бог поскользнешься — пока впереди идущие докричатся до всадника, немало потаскает в потоках воды по мостовой.

На кухне Костя постарался устроиться у печи, его знобило. Дожди шли не по-летнему холодные, а ночью в сыром полуподвале не согреться. Сходить бы выжать одежду, но встать не было сил, даже поесть толком трудно. Голод преследовал постоянно, но мысль о том, что нужно куда-то идти, получать из рук кухарки миску, сидеть за длинным столом вместе с остальными рабами и хлебать безвкусное варево, вызывала отвращение. Необходимость постоянно видеть кругом людей, слышать их голоса, простуженное сопение, хриплое дыхание, кашель, приводила в отчаяние.

Костя потрогал лоб, замерзшие пальцы обожгло. Ну, точно заболел. «Надо сказать Фло», — это словно написали на белом экране четкими буквами. Костя несколько мгновений разглядывала слова, прежде чем сообразил, что они означают. Закрыл глаза, и экран исчез в темноте. Идти к Фло — это пересечь целую кухню: сначала протиснуться рядом с чавкающим парнем, потом обойти Барбу, дальше открытое пространство шириной в десяток досок, насквозь простреливаемое взглядами. А потом нужно будет ворочать языком и объяснять Фло, что случилось. Нет, сил на это не было.

Их не хватало даже на то, чтобы искать музыку в окружающем мире. И на то, чтобы переживать из-за этого — тоже. Костя смирился со своей глухотой, и это стало первым шагом к опустошению. Сейчас он хотел только остаться одному и не слышать ни звука, даже треска фитиля в прогоркшем масле. Тогда можно будет отгородиться веками от белого экрана, и пусть на нем пишется все, что угодно. Но, даже покинув шумную кухню, от звуков не избавишься: из коридора прилетают смех, голоса, шаги. Рабы все никак не угомонятся: с началом дождей посетителей мало, и работой не так загружают.

Антон тоже не ложится. Хорошо хоть почти все время молчит, только бы уснул побыстрее, а то скрип досок под его ногами неприятен. На белом экране появились буквы: «Тишина». Костя долго рассматривал это слово, пробовал его на вкус, беззвучно произнося про себя. Когда по небу скользнуло последнее «на-а-а», экран снова стал пустым.

«Тишина».

— Костя, спишь? — Антон сел на лавку, со стуком сбросил обувь.

«Нет», — ему показалось, что он ответил, но звуки родились только в сознании и не шевельнули губы.

Антону хотелось поговорить:

— Слушай, а Лерка красивая, правда?

Косте услышал, как клокочут внутри Антона невысказанные фразы, и пришел в отчаяние. Ну зачем, зачем нужно разговаривать? Лучше уснуть, очень тихо, так, чтобы не было слышно даже дыхания. Антон обиженно засопел и лег.

«И не просыпаться», — появилась новая надпись.

— Ты в последнее время очень странный. Я даже иногда боюсь, — сказал Антон.

Но Косте было уже не до него, надпись его неожиданно заинтересовала. Отличный выход — никогда не просыпаться. Правда, немного страшно, но зато потом придет обволакивающая тишина и перестанет болеть спина. Нужно дождаться, когда все уснут.

И все.

Антон злился: ему так хотелось поговорить о Лере! А еще больше — рассказать о том, что она ему предлагала, хотя бы на словах оказаться ближе к упущенной возможности. А Костя молчит. Который день уже молчит. И смотрит так, что через злость прорастает страх. Точно сквозь тебя глядит, аж мороз по коже. Лера это тоже заметила и нарушила установившееся между ней и Антоном равновесие. Подошла вчера и долго расспрашивала о Косте. А под конец выдала, наматывая на руку косу:

— Ты бы следил за ним, а то мало ли что.

До Антона не сразу дошло, что девочка имеет в виду. Только когда снова натолкнулся на Костин отсутствующий взгляд — сообразил. Понял, но не поверил. Какой нормальный человек на такое способен? Жить хочется всегда, это Антон знал твердо. И Лера зря придумывает.