Агнец - Мур Кристофер - Страница 81

— Все будет отлично, — сказал он. — Мое время еще не пришло. Иаакан ничего делать не станет, это просто ужин.

— Да я не о твоей безопасности переживаю, Джош, я просто хочу повидать Мэгги.

Я действительно хотел повидаться с Мэгги, но и о безопасности Джоша переживал. Как бы там ни было, оставаться я не собирался.

Иаакан встретил нас у калитки — в новой белой тунике, препоясанной синей перевязью. Крепкий, хоть и не такой жирный, как я ожидал. К тому же он был почти с меня ростом. Борода черная и длинная, но где-то на уровне ключиц Иаакан ее ровно обрезал. На голове он, как многие фарисеи, носил матерчатый колпак, поэтому нельзя было сказать, полысел он за эти годы или нет. По крайней мере, торчавшее из-под колпака было темным, как и глаза. Но больше всего пугало и удивляло другое: в этих глазах горела искра ума. Когда мы были детьми, за ним такого не замечалось. Наверное, сказались семнадцать лет с Мэгги.

— Входите, собратья-назарене. Добро пожаловать в мой дом. Мои друзья, что желали с вами познакомиться, уже собрались.

Он провел нас в огромную комнату — в ней запросто мог бы целиком разместиться какой-нибудь домишко из тех, что мы делили в Капернауме. Пол вымощен плитками — бирюзовыми и красными мозаичными спиралями по углам. Разумеется — никаких изображений. За длинным римским столом уже расположились пять человек — все одеты, как Иаакан. (В еврейских домах столы низкие, поэтому едоки возлежали вокруг на подушках или прямо на полу.) Мэгги я не увидел. Кувшин воды и миски для омовения рук внесла служанка.

— Пускай эта вода останется водой, а, Джошуа? — улыбнулся Иаакан. — Мы ведь вином не можем умываться.

Он представил нам собравшихся, прибавив к каждому имени какой-то хитрый титул, — я не уловил, но все они наверняка указывали на то, что люди эти входили как в Синедрион, так и в Совет фарисеев. Засада. Приняли нас без особых церемоний, затем все столпились у мисок совершить омовение перед ужином — и не спускали с нас глаз, пока мы с Джошем мыли руки и молились. В конце концов, все это входило в испытание.

Затем мы сели. Кувшины и миски унесли, и та же служанка подала вино.

— Итак, — начал старший фарисей. — Я слышал, ты изгонял бесов из галилейских страдальцев?

— Спасибо, у нас чудесный Песах, — ответил я. — А у вас?

Джошуа пнул меня под столом.

— Да, — ответил он. — Силой отца моего я облегчаю страдания тех, кто одержим бесами.

Когда Джошуа произнес «отец мой», все присутствующие поежились. В дверном проеме за спиной у Иаакана я заметил какое-то движение. Мэгги — она подавала сигналы и жестикулировала, как безумица. Но тут заговорил Иаакан, все внимание переключилось на него, и Мэгги скрылась.

Иаакан подался вперед:

— Некоторые утверждают, что бесов этих ты изгоняешь силой Вельзевула.

— И как бы мне это удалось? — Джош даже чуточку рассердился. — Как могу я натравить Вельзевула на него самого? Как могу победить Сатану Сатаной? Дом, разделившийся на ся, не устоит.

— Господи, как есть хочется, — сказал я. — Тащите корм, наконец.

— Духом Божьим изгоняю я бесов, и так знаете вы, что Царство пришло.

Этого им слышать совершенно не хотелось. Черт возьми, мне тоже этого слышать совершенно не хотелось. По крайней мере, здесь. Если Джошуа утверждает, что принес с собой Царство, это равносильно заявлению, что он — Мессия. С их же точки зрения — явное богохульство, и карается оно смертью. Одно дело — слышать такое из вторых рук, и совершенно другое — когда это бросают в лицо. Однако Джош, как обычно, ничего не боялся.

— Некоторые утверждают, что Мессия — Иоанн Креститель, — продолжал Иаакан.

— Иоанн делает свое дело лучше всех, — ответил Джошуа, — но он не крестит Святым Духом. Им крещу я.

Фарисеи переглянулись, безо всякого понятия, что он мелет. Джошуа проповедовал Божественную Искру — Духа Святого — уже два года, но это новый взгляд на Бога и его Царство. Хоть какое-то разнообразие. Эти же буквоеды всю жизнь положили на то, чтобы обеспечить себе власть. Перемены их не интересовали.

Подали еду, вновь вознесли молитвы, и какое-то время мы ели молча. В дверях за спиной у Иаакана опять появилась Мэгги: пальцами одной руки она как бы шагала по другой, одновременно беззвучно лепя ртом слова, которые мне следовало понять. У меня для нее кое-что было, но нам требовалось увидеться наедине. Иаакан, очевидно, запретил ей входить.

— Твои ученики не моют руки перед едой! — изрек один фарисей — жирный, со шрамом через глаз.

Варф, понял я.

— Человека оскверняет не то, что входит в него, — ответил Джошуа, — а то, что из него выходит.

Он отломил мацу и обмакнул кусочек в оливковое масло.

— Он имеет в виду вранье, — сказал я.

— Я понял, — ответил старый фарисей.

— Не ври, ты подумал какую-то гадость. Фарисеи переглянулись, типа: «теперь твоя очередь — нет, твоя».

Джошуа медленно прожевал хлеб и сказал:

— Зачем мыть урну снаружи, если гниль внутри? — Ага. Как, например, у вас, гнилые лицемеры, — встрял я с энтузиазмом, по всей видимости — непрошено.

— Сам справлюсь! — оборвал меня Джош.

— Извини. Хорошее вино. «Манишевиц»?

Мои вопли, похоже, растрясли их немощь, потому что старый фарисей промолвил:

— Ты в сговоре с бесами, Джошуа из Назарета. Люди видели, как вот этот левит заставил кровоточить нос фарисея, а нож — сломаться по своей воле. Но никто не заметил, чтобы этот левит двинулся с места.

Джошуа посмотрел на меня, на них, опять на меня.

— Ты мне что-то забыл рассказать?

— Он был гимор, поэтому я его треснул. — («Гимор» — это библейский термин, означает «геморрой».) Я услышал, как за стенкой хихикнула Мэгги.

Джошуа снова повернулся к этим уродам:

— Левит по прозванью Шмяк изучал на Востоке искусство солдата. Он умеет двигаться очень быстро, однако он — не бес.

Я встал:

— Нас приглашали на ужин, а не на судилище.

— Это не судилище, — спокойно ответил Иаакан. — Мы слыхали о чудесах Джошуа и слыхали, что он нарушает Закон. Мы просто хотели спросить, чьей властью он все это делает. А у нас — ужин, иначе что вам тут делать?

Этого я и сам не понимал, но Джошуа ответил за нас обоих: толкнул меня на место и принялся опровергать обвинения по пунктам — еще два часа. Он измышлял притчи и бил фарисеев их же благочестием. Пока Джошуа доносил до них Слово Божье, я показывал застольные фокусы с хлебом и овощами — специально, чтоб эти ханжи попутали. В проеме вновь показалась Мэгги и замахала мне: она как-то очень яростно тыкала в парадную дверь и делала вид, будто колотит себя по голове что было сил. Видимо, последствия для меня, если я не пойму ее и на этот раз.

— Кхе-кхе, схожу-ка я проверю наших верблюдов, если вы меня извините.

И я вышел за дверь. Едва я закрыл за собой створку, на меня обрушилось извержение девчоночьей слюны от неистового женского шепота:

— Сукинтупойтысынкакогохуятыдумаешьяпытала-сьтебевсеэтовремясказать? — И она двинула меня кулаком по руке. Больно.

— А поцелуй? — прошептал я.

— Где мы с тобой сможем потом увидеться?

— Не получится. На, это тебе. — Я отдал ей маленький кожаный кисет. — Внутри пергамент, там написано, что делать.

— Я хочу вас обоих увидеть.

— Увидишь. Сделай так, как там написано. Мне нужно обратно.

— Сволочь. — Еще один удар по руке. Опять больно. Я себя не помнил, а потому вступил в дом, еще потирая избитое плечо.

— Левит, ты где-то ушибся?

— Нет, Иаакан, просто иногда я умудряюсь потянуть мышцу, даже стряхивая капли с этого монстра.

Фарисеям такое сильно не понравилось. Я понял: они сидят и ждут, когда я потребую воды, чтобы пройти весь ритуал омовения рук снова, а потом уже сяду за стол. А я стоял, думал об этом, потирал плечо и ждал. Ну сколько, в самом деле, можно читать коротенькую записку? Не целую же вечность — под их взглядами мне так показалось, хотя едва прошла пара минут. И тут он раздался. Вопль. Мэгги заголосила в соседней комнате — долго, пронзительно и громко, виртуозный вопль ужаса, паники и безумия.