Хроники Заводной Птицы - Мураками Харуки - Страница 61

Конечно, заводить сейчас детей нам с Кумико было нельзя. Я это хорошо понимал и все-таки сказал жене, что хотел бы избежать аборта.

– Послушай, ведь мы столько уже об этом говорили. Если будет ребенок, моей работе – конец, и тебе придется искать место, где лучше платят, чтобы нас содержать. Денег ни на что хватать не будет, мы ничего не сможем себе позволить. Ничего, понимаешь? Смог бы ты так?

– Мне кажется, смог бы, – ответил я.

– Ты серьезно?

– Работу при желании найти можно. Например, у дяди – ему нужны помощники. Он хочет открыть новый ресторан, но никак не подберет человека, которому можно его доверить. У него бы я зарабатывал гораздо больше, чем сейчас. Это, конечно, не юридическая контора, ну и что? Честно говоря, то, чем я занимаюсь, мне не больно нравится.

– Значит, будешь заведовать рестораном?

– А что такого? Думаю, у меня получится. В крайнем случае кое-какие средства остались от моей матери. С голоду не умрем.

Кумико надолго замолчала, погрузившись в раздумья. У глаз залегли крошечные морщинки, и на лице появилось выражение, которое мне так нравилось.

– Ты что, хочешь ребенка?

– Не знаю, – отвечал я. – Конечно, нам с тобой нужно много времени на себя, но ведь с ребенком новый мир откроется. Не знаю, что лучше. Но мне не хочется, чтобы ты делала аборт. У меня нет никаких гарантий, уверенности тоже. Не представляю, как вывернуться из этой ситуации. Просто такое чувство…

Кумико задумалась, положив руку на живот.

– А как вообще получилось, что я забеременела? Тебе это не приходило в голову?

Я пожал плечами.

– Мы же всегда были осторожны, чтобы не дай бог возникли эти самые проблемы. Как так получилось? Ума не приложу.

– А вдруг у меня от кого-нибудь другого? Ты не думал?

– Никогда.

– А почему?

– Ну, может, у меня интуиция и не сильна, но уж в этом-то я уверен.

Мы сидели за столом на кухне и пили вино. Было уже поздно, стояла полная тишина. Сощурив глаза, Кумико рассматривала оставшееся в стакане вино. Она почти не пила – лишь иногда, если не могла уснуть, наливала вина. Ей хватало одного стакана – действовало безотказно. Я в таких случаях составлял ей компанию. В нашем хозяйстве такой роскоши, как бокалы для вина, не водилось, поэтому мы пили из маленьких пивных стаканчиков, которые дарили покупателям в соседней винной лавке.

– У тебя с кем-то был роман? – решил поинтересоваться я.

Кумико рассмеялась и покачала головой.

– Вот еще! Ты же знаешь, это не в моем стиле. Это я так… теоретически. – Она подперла голову руками, лицо стало серьезным. – Хотя иногда, скажу честно, я многого не понимаю. Что правда, а что нет?.. Что на самом деле произошло, а чего не было? Временами…

– И сейчас как раз такое время?

– Как сказать… А у тебя так не бывает?

Я чуть задумался.

– Да нет вроде… Не могу такого припомнить.

– Как бы это объяснить… Между тем, что мне кажется реальным, и настоящей реальностью есть какой-то разрыв. У меня ощущение, будто во мне, где-то внутри, скрывается что-то маленькое… точно в дом забрался вор и прячется в шкафу. Время от времени оно выбирается наружу и расстраивает, нарушает весь порядок, всю логику. Так магнит действует на механизмы, сводя их с ума.

Я внимательно посмотрел на Кумико.

– Ты хочешь сказать, что между твоей беременностью и этим маленьким нечто есть какая-то связь?

Она покачала головой:

– Не в том дело, есть тут связь или нет. Просто иногда я перестаю ощущать действительный порядок вещей. Вот что я имею в виду.

Судя по голосу, Кумико потихоньку начинала закипать. Был уже второй час ночи. Самое время заканчивать разговор, подумал я и, потянувшись через узенький столик, взял ее за руку.

– Давай я сама разберусь с этим, – снова заговорила Кумико. – Понимаю, дело серьезное и касается нас обоих. Мы как следует все обсудили, и твое мнение мне ясно. Дай мне подумать. У нас, наверное, есть еще месяц в запасе. Так что закроем на время эту тему.

Я был на Хоккайдо, когда Кумико сделала аборт. Мелких сошек, вроде меня, в командировки не посылали, но в тот момент оказалось, что больше ехать некому. Надо было отвезти портфель с бумагами, дать краткие объяснения нашим партнерам, взять у них документы и вернуться. Документы считались очень важными, поэтому их не доверили ни почте, ни постороннему курьеру. Обратного билета на самолет в Токио сразу достать не удалось, и я переночевал в Саппоро, в бизнес-отеле. А Кумико в это время поехала одна в больницу, избавилась от ребенка, а потом вечером, в одиннадцатом часу, позвонила мне в отель:

– Я сегодня сделала аборт. Извини, что звоню, когда все уже кончено. Просто мне неожиданно назначили время, вот я и подумала: решу все сама, пока тебя нет, нам обоим лучше будет.

– Не беспокойся, – сказал я. – Раз решила, значит, так тому и быть.

– Хочется тебе все рассказать, но пока не могу. Хотя надо, конечно.

– Хорошо, вернусь домой – тогда и поговорим обо всем.

Положив трубку, я надел пальто и без всякой цели отправился бродить по улицам. Март только начался, и на обочинах лежали высокие сугробы. Было ужасно холодно, белые облачка пара от дыхания поднимались и тут же исчезали. Люди в теплых пальто и перчатках, закутанные шарфами до самого подбородка, осторожно передвигались по обледеневшим тротуарам. Проезжали такси, громко шурша по асфальту шипованными шинами. Когда от холода стало уже невмоготу, я заглянул в первый попавшийся бар, принял несколько доз неразбавленного виски и снова вышел на улицу.

Бродил я долго. Мелкий зыбкий снег то падал, то прекращался, напоминая чем-то тускнеющие в памяти воспоминания. Второе заведение, куда я заглянул, находилось в подвале. Бар оказался гораздо просторнее, чем можно было подумать, стоя у входа. Сбоку от стойки располагалась небольшая сцена, где худой человек в очках что-то пел под гитару. Он сидел на металлическом стуле, положив ногу на ногу. Рядом на полу лежал чехол от гитары.

Я сидел за стойкой, пил и слушал музыку. Певец в перерывах рассказывал, что все песни пишет сам. Ему было около тридцати – самое обыкновенное лицо, очки в коричневой пластмассовой оправе. В джинсах, высоких шнурованных ботинках, в клетчатой фланелевой рубахе навыпуск. Что это были за песни? Сразу и не скажешь, так, ничего особенного – монотонные аккорды, простой мотив, самые обычные слова.

В другое время я бы на такую музыку внимания не обратил, выпил бы стаканчик, расплатился и отправился восвояси. Но в тот вечер я продрог до костей и не собирался уходить, пока не согреюсь как следует. Выпил виски и тут же заказал еще. Пальто и шарф снимать не стал. Бармен поинтересовался, не принести ли чего-нибудь на закуску; я попросил сыра, съел кусочек. Попытался собраться с мыслями, но голова работать отказывалась. Да и о чем думать? Я будто превратился в пустую комнату, где музыка звучала гулким полым эхом.

Человек кончил петь, раздались редкие хлопки – не скажу, что восторженные, но и не совсем равнодушные. Посетителей в заведении было не густо: десять – пятнадцать, не больше. Певец встал со стула и поклонился. Отпустил какую-то шутку, несколько человек засмеялись. Я подозвал бармена и попросил третью порцию виски. Потом наконец снял шарф и пальто.

– На этом сегодняшняя программа закончена, – объявил певец, сделал паузу и огляделся. – Но здесь, наверное, сидят люди, которым мои песни не понравились. Для таких у меня есть маленький аттракцион. Обычно я его не показываю, так что можете считать, что вам очень повезло.

Он положил к ногам гитару и достал из чехла толстую белую свечу. Чиркнув спичкой, зажег ее и установил на тарелку, накапав туда воска. Потом с видом греческого философа поднял тарелку над головой.

– Нельзя ли убавить свет? – попросил певец. Официант повернул выключатель, и в баре повис полумрак. – Еще, пожалуйста. – Стало темно, пламя свечи, которую он держал в руках, было очень ярким. Согревая в ладонях стакан с виски, я не сводил глаз с певца и его свечи.