Дочь похитительницы снов - Муркок Майкл Джон - Страница 38

38

Гейнор широко улыбнулся.

– Я вижу, ты удивлен, кузен. Мое второе "я" командует одним фронтом, а у меня развязаны руки. Мечта полководца, а? – он уставился на меч с таким видом, что мне захотелось крикнуть ему:

«Подбери слюни!» Клинок зачаровал его, можно даже сказать, загипнотизировал.

Не раздумывая, я стиснул пальцами рукоять и повернулся таким образом, чтобы мне не составило труда выхватить меч и выбить лук из рук Гейнора. Пусть только приблизится…

Но Гейнор не собирался лезть на рожон. Он держался на безопасном расстоянии, по-прежнему не снимая стрелу с тетивы. Разумеется, в искусстве стрельбы из лука он был новичком, но, похоже, успел набраться опыта.

Делать нечего, надо подойти к нему.

Я шагнул вперед, сделал маленький, крохотный шажок, продолжая при этом разговор. Но Гейнор разгадал мою уловку и выразительно покачал головой.

– Кузен, с какой стати мне оставлять тебя в живых теперь? – он ухмыльнулся. – Ты принес меч. Мне остается лишь убить тебя и забрать его.

– Тогда стреляй в спину, – прорычал я в тот самый миг, когда он спустил тетиву. Стрела угодила мне в левую руку. Я подивился было, что не чувствую боли, но потом сообразил – стрела застряла в плотном материале моей твидовой куртки, даже не поцарапав кожу. Прежде чем Гейнор успел наложить на тетиву другую стрелу, я в несколько шагов оказался возле него и приставил меч к его горлу.

– Бросай оружие, кузен, – потребовал я. Бок пронзила боль. Опустил глаза – в мои ребра упирался нацистский кинжал. Повернув голову, я встретился с безжизненным взглядом Клостерхейма.

Еще один двойник. Я содрогнулся.

– Мы все заодно, – пробурчал Клостерхейм. – Все, граф. А нас миллионы.

Он выглядел обеспокоенным. Что его могло напугать?

Мы оказались в патовой ситуации, застыли скульптурной группой – мой меч у горла Гейнора, кинжал Клостерхейма у моих ребер.

– Опустите меч, граф, – сказал Клостерхейм. – И положите его на землю. Я расхохотался ему в лицо.

– Клянусь, вам придется меня убить, чтобы забрать Равенбранд! Гейнор хмыкнул.

– Твой отец тоже клялся, что скорее погибнет, чем расстанется с известной тебе вещицей. И что же – он погиб, а вещица пропала. Ульрик, дорогой мой кузен, отдай мне меч, и можешь возвращаться в свой Бек. Тебя никто не тронет, даю тебе слово, живи там, как тебе заблагорассудится. Кузен, среди нас есть те – идеалисты вроде тебя, – кто не боится запачкать руки, сажая райские семена. Не хочешь пачкаться, не хочешь марать руки – твое право. Но я сделал иной выбор. Я готов принять неизбежное, готов сражаться за установление порядка во всей мультивселенной. Ты понимаешь, о чем я?

– Ты безумец, – ответил я. Он рассмеялся.

– Безумец? Все мы безумны, кузен, уж поверь. Сама мультивселенная давным-давно спятила. Но в наших силах вернуть ей рассудок, и мы это обязательно сделаем. Мало того, мы изменим ее по нашему желанию! Все меняется, и мироздание в том числе. Разве ты не чувствуешь, что меняешься день ото дня? Это единственный способ выжить. Я именно так и выживаю. Человеческий разум не в состоянии воспринять все то, что окружает его здесь, не изменившись, не подстроившись под новые условия. По-твоему, тот Ульрик, который бежал из концлагеря, и ты нынешний – это один и тот же человек?

«Верно подмечено, – признал я про себя. – Мне никогда не стать прежним Ульриком фон Беком».

Однако не будем отвлекаться.

– Герру Клостерхейму придется убить меня, – сказал я, – поскольку я не собираюсь ни переходить на твою сторону, кузен, ни отдавать тебе меч.

С каждым мгновением ситуация становилась все напряженнее и все нелепее.

Мое внимание привлекло некое движение на противоположной стороне площади. За спиной у Гейнора возникла знакомая фигура в черных вычурных доспехах и причудливом шлеме. Мой двойник! Он бежал через площадь, алые глаза сверкали, руки были раскинуты в стороны. Кто же он, этот Эльрик, человек или призрак? Он пробежал сквозь ничего не заметившего Гейнора! Что происходит? Очередное здешнее чудо? Внутренний голос убеждал меня отскочить в сторону, но я остался стоять на месте.

Фигура в черном и не думала сбавлять скорость. Он же собьет меня с ног! Но двойник не остановился. И сквозь меня не пробежал. Нет, он вбежал в меня. Доспехи, шлем, человеческое тело – все каким-то непостижимым образом проникло в меня, одетого по моде двадцатого столетия, проникло и осталось внутри. Мгновением ранее я был одним человеком. А теперь стал двумя.

Два человека в одном теле. Я принял это утверждение без доказательств. Да и что тут было доказывать?

Внезапно у меня образовались два комплекта воспоминаний. Две личности, весьма непохожих друг на дружку. Два будущих. Два набора эмоций. Вдобавок у нас с двойником обнаружилось много общего. Всепоглощающая ненависть к Гейнору и его шайке и ко всему, что они олицетворяли, – и в моем мире, и здесь. Решимость двойника укрепила мою собственную волю, его гнев воспламенил мою ярость. Я сразу понял, что именно этого он и добивался. Он намеренно слился со мной, чтобы объединить наши силы. И, поскольку он во многом был мной, я доверял ему целиком и полностью. Он не может солгать мне. Только себе.

Черный Меч заурчал, завибрировал, вдоль по лезвию, точно вены, побежали руны, напоенные алым светом. Я почувствовал, как рукоять шевелится в моей руке. По своей воле меч приподнялся в воздух, затем вновь опустился на уровень моего плеча. Я издал совершенно варварский боевой клич, а мое тело наливалось силой, благодаря мечу; сознание же раздирали противоречивые чувства, главным из которых была непривычная, жестокая и свирепая жажда крови. Я был готов отведать сладкой крови и попробовать на вкус души, которых алкал мой меч, Я облизал губы. Жив – и еще как жив!

Корабль вернется к причалу, Птица вернется к гнезду.

Сталь отвечает стали, Душу заклали на смерть.

Эти слова сорвались с моих губ. Заклинание? Обрывок древней песни? Заклятие? На языке, которого одна половина моего сознания не понимала вовсе, зато другая знала в совершенстве. Этот язык был не обиходным, никто из нас двоих не говорил на нем в повседневной жизни. Я понимал мысли моего двойника, и они во многом напоминали мои собственные, разве что в них было больше шипящих и свистящих звуков и твердых приступов.

А язык заклинания был текучим и невыразимо более древним, нежели любой из человеческих. Иной, чуждый. Язык, который надо зубрить звук за звуком, значение за значением. Язык, на освоение которого у меня – у меня?! – ушло много мучительных лет.

В двух кубках справедливость.Гармония – в двух мечах.За близнецами победа.Пары под луной гуляют.Близнецы повелевают.Чаши кровью истекают.Знаки на реке мерцают,Нас двоих объединяют.

Эльрик сосредоточился на заклинании, которое, судя по всему, требовалось для закрепления нашего чудесного слияния. Я понимал все его слова, знал обо всех его желаниях, ведь теперь мы стали единым существом. И, обретя в своем теле вторую личность, я вдруг осознал, каково это – быть одновременно многими людьми. Быть душевно здоровым – и в то же время улавливать мысли и чувства тысяч своих ипостасей в других мирах. Столько решений, столько вариантов, столько нежданных препятствий!.. В каждый момент времени каждая из ипостасей совершает сколь угодно малый или большой, но свой личный шаг. Мультивселенная становится единым целым, не остается скрытых миров и непредставившихся возможностей. Замечательный дар! Все, что требуется, – найти дорогу. Какое очарование таит в себе подобная жизнь; вот почему Оуна выбрала ее вслед за своей матерью и матерью матери.

Эти мысли, как ни странно, нисколько не мешали мне бдительно следить за происходящим. Я был готов защитить себя и даже напасть первым, благо к моему умению вести рукопашный бой на мечах добавилось мастерство Эльрика. Я знал, как сражаться, попутно читая заклинание, ибо в моих жилах отныне текла древняя и чистая мелнибонэйская кровь, а в голове теснились унаследованные от предков знания. Предки частенько заключали соглашения с элементалями, то бишь духами Земли, Воды, Огня и Воздуха. И многие из этих соглашений не утратили силы до сих пор. Я мог воззвать к силам Природы – правда, не ко всем: я мог повелевать ветрами и пламенем, изменять течение воды и очертания земли, мог говорить на равных с древними звериными божествами, с тотемами, от которых произошли животные и которым подвластны мириады живых существ. Лишь немногие из этих божеств, моих союзников, претендовали на нечто большее, нежели удовлетворение жизненных потребностей, а потому они предпочитали не вмешиваться в дела людей и богов; и сами владыки Вышних Миров относились к этим божествам с уважением. Призванные, они изредка соглашались помочь смертным. И теперь в моей власти было призвать их; я четко представлял, какую цену они потребуют, прекрасно понимал, что для совершения ритуала мне понадобится столько сил, сколько у меня одного никогда не было и быть не могло. Действительность оказалась куда насыщеннее, а ставки в игре – куда выше, чем я когда-либо воображал.