В тисках Джугдыра - Федосеев Григорий Анисимович - Страница 76

Через две-три минуты медведица вышла из засады, тотчас же к ней подбежали малыши. Она продолжала пастись, собирая корм, а медвежата покорно следовали за нею. Так они и скрылись за соседним гребнем. Но вот оттуда снова долетел загадочный звук. «Шит… шит…», повторенный, как и прежде, дважды.

Я внимательно осматриваю местность, попрежнему нигде Никого. Хотел встать и итти следом за зверями, но увидел их возвращающимися на прогалину. Пришлось снова затаиться. Медведица медленно подвигалась ко мне. Вот она совсем близко, метров семьдесят от меня, и я снова слышу:

«Шит… шит…»

Малыши мгновенно бросаются в разные стороны, прячутся, отскакивает к камням и мать. Но секрет открыт: этот тревожный звук издает сама медведица, видимо приучая малышей прятаться при малейшей опасности.

Звери, не дойдя до меня, свернули к скалам. Сделай они еще с десяток шагов в мою сторону – и наша встреча могла оказаться для них роковой. Но этого не случилось. Медведица выбралась на первый прилавок и там решила отдохнуть. Малыши будто ждали этого, бросились к ней, роются крошечными мордочками под животом и, прильнув к соскам, замирают. В бинокль я видел только одного из них. Он сосал жадно, закрыв глаза, и, горбясь, упирался задними лапками о выступ камня. Медведица растянулась на прилавке, задремала в материнском забытье. Ласковое солнце окружило теплом картину звериного счастья.

Жду долго. День в полном разливе. В голубом просторе неба парят ястребы. Ниже от меня в стланиках громко бранятся кедровки. Встречный ветерок, перебирая густую шерсть на лохматой шубе медведицы, убаюкивает животных. Решаюсь разбудить их. Брошенный мною камешек громко покатился по откосу. Медведица мгновенно вскочила и насторожилась. Свалившийся с прилавка малыш поднимается и, не замечая тревоги матери, хватает за заднюю ногу второго медвежонка, тащит его вниз. А медведица мечет по сторонам бешеный взгляд, нюхает воздух. Она не видит меня за выступом, ветерок же проносит мой запах левее ее. Вероятно, решив, что камешек беспричинно сорвался со скалы, самка приседает по-собачьи на задние ноги, успокаивается, но держится настороже.

«Кого же она боится?» – подумал я. Ведь здесь в тайге нет зверя, по силе равного медведю. Однако медведицу не покидает беспокойство.

А малышам хоть бы что! Они разыгрались: гоняются друг за другом, кувыркаются, взбираются на снежный надув, нападают на мать, пытаясь привлечь ее к играм. Но та словно забыла про медвежат, все еще настороженно посматривает в мою сторону.

«Ну, думаю, пора нам расставаться». Попробую выстрелить. Беру карабин, прикладываю к плечу. Мушка покорно ложится между короткими ушами зверя, скрывая под собою его лобастую морду. От выстрела вздрогнули скалы. Неохотно откликнулось эхо. Пуля взрыла камни далеко за отдыхающим семейством. Медведица мгновенно вздыбилась, глотнула ноздрями воздух.

«Шит… шит…» – бросила она властно и пустилась бежать.

Попрятавшиеся малыши через полминуты вылезли из укрытия, набросились друг на друга, и снова пошла потасовка. А медведица задержалась, зло рявкнула, но детям было не до нее, они продолжали играть. Тогда мать подскочила к ним, гневно схватила одного зубами, подняла и бросила на камни.

Это было так вразумительно, что малыши беспрекословно последовали за ней.

Медведица удирала крупными прыжками по россыпи. За ней, не отставая ни на шаг, бежали два черных медвежонка. Откуда только у них и прыть взялась? Все препятствия они преодолевали с ловкостью матери, точно копируя ее движения. Выскочив на край снежного поля, семейство задержалось, передохнуло и снова скрылось за изломом.

Я покинул место засады довольный: не часто приходится так близко наблюдать жизнь зверей. Для полноты впечатления мне хотелось узнать, что же ела медведица на проталинах? Иду туда и нахожу там свежие лунки. Оказывается, в мелкой дресве были спрятаны кедровками стланиковые орехи.

Поднимаюсь на верх скал. Солнце высоко над горами. Впереди сквозь сизую дымку теплого весеннего дня видна загадочная падь. Что хранит она в зарослях черных стлаников, в мрачных расщелинах, в грудах свалившихся скал? Где-то тут, как мне казалось, должна произойти желанная встреча со зверем. Не задумываясь, я пошел по кромке отрога к вершине пади.

На снегу попадаются свежие и уже протаявшие следы медведей. Теперь не было сомнения: мы находились в том именно месте, куда, покинув свои берлоги, сходятся звери весною. Почему именно сюда они идут, а не в соседние лога, пока разгадать не удалось. Мы не заметили никакого различия между логами ни в растительном, ни в снежном покрове.

Иду долго. Время уже далеко за полдень. Нигде никого не видно. Изредка внизу, над стланиками, взметнутся пестрыми хлопьями крикливые кедровки. Начинает одолевать скука. Хорошо, если Василий Николаевич добыл зверя, это оправдает наше пребывание здесь.

Солнце дружно сгоняет снег с крутых склонов отрога. В глубине пади беснуется ручей, сдавленный каменными берегами. Стайка мелких птиц тянет низко над чащей куда-то далеко на север. Не знаю, что делать: возвращаться ли на табор, или пройти еще немного по отрогу. Неожиданно замечаю черное пятнышко на снежном поле в двух километрах от себя на противоположной стороне пади. Присматриваюсь. Кажется, шевелится. Взглянул в бинокль – медведь, гоже темнобурой масти. Вмиг по телу пробегает нервный холодок. Осматриваю местность, намечаю подход, и лыжи стремительно несут меня с отрога в чащу темных стлаников.

Перескакиваю мутный ручей по камням. Даю успокоиться сердцу. Проверяю направление течения воздуха. В приметном месте оставляю лыжи.

Прогалины правобережной стороны пади частично уже освободились от снега. Бесшумно крадусь по россыпи, устланной, словно мягким ковром, ягелем. Кругом тишина. Встречный ветерок приятно холодит лицо. Ползком взбираюсь на пригорок. Зверь должен быть где-то близко у края стлаников. Осторожно выглядываю из-за камня. Вдруг рядом из-под снега взметнулась ветка стланика и на мою спину упали две крупные шишки.

«Почему весною шишки на ветках?» – думаю я, но сейчас же отгоняю прочь эту мысль – некогда раздумывать. Осматриваю местность. Кругом ни души. Разве зверь ушел далеко? Но вот снова впереди, метрах в полутораста от меня, вырвался из-под снега огромный куст стланика, и там появился медведь. Он что-то подбирает с «пола», вероятно, упавшие шишки. Просовываю вперед карабин, плотнее прижимаюсь к холодным камням. Но какая досада: зверь показывает мне только зад.

Сползаю с пригорка вниз, обхожу его справа и останавливаюсь на проталине.

«Шит… шит…» – ясно доносится до слуха знакомый звук.

По нему я узнаю медведицу. Выглядываю из-за куста. Зверь, приподняв почти вертикально неуклюжее тело, смотрит куда-то в противоположном направлении. Но вдруг бросается в мою сторону и с быстротою лани проносится к вершине пади. Следом за ним катятся по заснеженным прогалинам два черных медвежонка.

Удерживая в правой руке карабин, а левой опираясь на сошки, я наблюдаю за удирающим семейством. Вот оно миновало границу стланика и по чистому снежному полю взбирается на перешеек. И вдруг ясно слышу, как позади меня, совсем рядом, скрипнул снег под чьей-то тяжелой лапой. Оглядываюсь и от неожиданности замираю: в трех метрах от меня стоит огромный медведь, широко расставив передние лапы, и независимо холодным взглядом измеряет меня. Кровь хлынула в голову, ноги будто приросли к камням, отказываются повиноваться. Усилиями воли глушу в себе нерешительность и начинаю медленно разворачивать плечи. Поднимаю карабин. А зверь, чуть осадив длинный корпус, немного приземлился, явно готовясь к прыжку, и я вижу, как в его равнодушных глазах вмиг вспыхнул огонек жадного хищника. Но карабин уже у плеча. Мушка ловит широкий лоб зверя. На какую-то долю секунды выстрел задерживается. Смутно вижу, как всплыла передо мною огромная туша медведя, как мелькнула клыкастая пасть и поднялись крючковатые лапы. Но послушная пуля ловит зверя в прыжке. Смертный рев заглушает выстрел. Медведь валится на меня лохматой глыбой и сбивает с ног… Чувствую, что-то мокрое давит на грудь. Открываю глаза. О ужас! Это лежит морда медведя с пробитым черепом и потускневшим взглядом, устремленным на меня. Какая страшная близость! Боюсь пошевелиться. Еще нет уверенности, что он мертв. По телу расползаются колючие мурашки. Вижу, как алая кровь сочится из раны зверя через бровь и липким пятном копится на моей гимнастерке. Из открытой пасти глядят ржавые клыки, не успевшие поймать мой подбородок. Осторожно, все еще с опаской, я вылезаю из-под мертвого зверя. Карабин лежит далеко на россыпи, сошки сломаны, от ушиба с трудом разгибаю спину. Опускаюсь на камень, и вздох облегчения вырывается из моей груди.