100 великих заговоров и переворотов - Мусский Игорь Анатольевич - Страница 98

Обладая сильной волей, определенным даром воздействия и гипнотического внушения, ему удалось добиться огромного влияния на императрицу Александру Федоровну, уверовавшую в «святую силу» этого человека, способного, по ее мнению, уберечь династию и жизнь единственного и горячо любимого сына Алексея. Цесаревич с рождения страдал неизлечимой болезнью — гемофилией (несворачиваемостью крови), и Распутину несколько раз при помощи гипнотического воздействия удавалось помочь ему при губительных кровотечениях.

Первоначально «старец» выступал лишь утешителем царской семьи, но по мере роста влияния оно стало выходить за пределы семейного круга В обществе любое перемещение на высших правительственных постах воспринималось как результат интриг Распутина и его окружения.

Распутин, как предполагали многие, был платным немецким шпионом. Однако за все годы, начиная с 1916 года, не было никаких подтверждений ни с немецкой, ни с русской стороны, что так было на самом деле Напротив, это казалось маловероятным. Ни один иностранец не мог предложить ему власти большей, чем он уже обладал; кроме того, он не любил иностранцев, особенно англичан и немцев Более правдоподобно, что немецкие агенты могли использовать Распутина для получения информации, которой он располагал. В этом смысле Керенский считает, что «было бы необъяснимо, если бы германский Генеральный штаб не использовал его [Распутина]». Он ненавидел войну и не сторонился людей, которые выступали против нее. Его свита всегда была полна разными людьми, многие — сомнительной репутации, и в этот круг легко могли проникнуть несколько лишних лиц. Распутин был столь шумлив и хвастлив, что любой агент должен был просто сидеть и внимательно слушать.

Поддержка Александрой Распутина, казалось, подтверждала худшее. Большинство людей считало доказанным существование между ними интимной связи. В гостиных высшего общества, на заседаниях земских управ, профсоюзных митингах и в окопах открыто называли императрицу любовницей Распутина «За глаза ее всюду называли “немкой”».

Повседневную жизнь «пророка-утешителя» постоянно сопровождали кутежи и разгул.

Все это беспокоило и возмущало многих Крупные сановники, аристократы, другие приближенные ко двору люди неоднократно предпринимали попытки побудить царя удалить от трона Распутина. Подобные обращения вызывали лишь раздражение у «помазанника божьего» и ничего не меняли.

Борьба с Распутиным превращалась в борьбу за самосохранение тех, кто относился к высшим слоям общества. Однако на насильственные меры никто не отваживался.

Роль «ниспровергателя тлетворного влияния» суждено было сыграть человеку, далекому от всякой политики, не занимавшему никаких государственных постов. Князь Феликс Феликсович Юсупов в свои 29 лет являлся единственным наследником огромнейшего состояния в России. Эстет, англоман, высокообразованный человек (окончил Оксфордский университет), молодой князь в феврале 1914 года стал мужем племянницы Николая II — Ирины Александровны Романовой. Его мать, княгиня З.Н. Юсупова, умная, обаятельная и честная женщина, относилась к числу открытых противников Распутина. По этой причине императрица удалила ее из круга близких знакомых, несмотря на то что приятельствовали они много лет.

Во время войны Юсупов не был призван на военную службу. Оставаясь в Петрограде, он снискал громкую славу прожигателя жизни.

План физического уничтожения «отвратительного мужика» сложился у Юсупова далеко не сразу, хотя познакомились они в доме у одной из самых преданных почитательниц старца М.Е. Головиной еще в 1909 году. Феликс позднее вспоминал, что уже при первой встрече он ощутил одновременно отвращение и оцепенение при виде этой одиозной личности.

Время решений наступило в 1916-м. Пытаясь установить подлинный характер Распутина и степень его влияния, Юсупов довольно часто начинает встречаться с ним, стремясь внушить временщику доброе к нему расположение. Феликс стал желанным гостем Распутина в квартире на Гороховой, которая по распоряжению царицы тщательно охранялась полицейскими чинами, и проникнуть туда нежелательному лицу было практически невозможно. Завоевав расположение Распутина и довольно близко наблюдая за его жизнью, князь пришел к заключению, что старец «обладает сверхъестественной силой», которую «можно встретить лишь раз в сотни лет»

К осени 1916 года в петроградском обществе смешались чувства глубокого отвращения к Распутину и беззаботного безразличия к войне Юсупов со своим близким знакомым князем Дмитрием Павловичем (двоюродный брат Николая II) разрабатывает план: пригласить Распутина в гости, отравить его, а затем вывезти за город и утопить в реке. Местом проведения акции выбирается дворец Юсуповых на набережной Мойки.

Великие князья, генералы и депутаты Думы — все сходились в одном: Распутин должен быть устранен. 19 ноября (2 декабря) резкую антираспутинскую речь в Государственной думе произнес В.М. Пуришкевич. В свои 50 лет, этот человек искрящегося ума, остроумный сочинитель блестящих политических эпиграмм, представлял собой оратора такой силы, что когда он шел к трибуне, вся Дума, не исключая его врагов, сияла улыбками в предвкушении его речи. В политике Пуришкевич являлся крайне правым и самым пылким монархистом Думы.

Два часа перед депутатами Думы гремели обвинения Пуришкевича, обличавшего «темные силы», подрывающие монархию. «Требуется всего лишь рекомендация Распутина, чтобы возвести самого захудалого гражданина на высокий пост», кричал он. Затем в потрясающем завершении речи, которое подняло его аудиторию на ноги и вызвало неистовую овацию, он бросил вызов министрам, сидевшим перед ним. «Если вы по-настоящему лояльны, если слава России, ее могущественное будущее, которое тесно связано со светлым именем царя, означает что-нибудь для вас, тогда вы опора, вы министры. Поезжайте в Ставку и бросьтесь в ноги царю. Имейте мужество сказать ему, что массы грозят своим возмущением. Угрожает революция, и темный мужик не должен долее править Россией».

Речь Пуришкевича произвела столь сильное впечатление на Феликса, что он решает привлечь его к заговору. Бессарабский помещик и рьяный монархист с радостью согласился, воскликнув: «Это моя давнишняя мечта!» К концу ноября окончательно сложился кружок заговорщиков. В него вошли, кроме Юсупова и Пуришкевича, поручик-фронтовик, лечившийся в Петрограде, Сухотин, армейский доктор Лазоверт и молодой друг Юсупова великий князь Дмитрий Павлович. 26-летний Дмитрий был сыном последнего здравствующего дяди Николая II, великого князя Павла. Дмитрий слыл любимцем императрицы, которая часто смеялась над его шутками и рассказами. Тем не менее она испытывала беспокойство за его судьбу, «Дмитрий не работает и постоянно пьет, жаловалась она Николаю во время войны, прикажи Дмитрию вернуться в полк, город и женщины яд для него».

Ряд полезных советов дал Маклаков, знаток уголовного права и будущий русский посол в Париже. Он считал, например, что «убийство нужно сделать без шума и оставить против себя как можно меньше улик, убить лучше всего ударом; можно будет потом привезти труп в парк, переехать автомобилем и симулировать несчастье» и т. д.

Импульсивный и болтливый Пуришкевич за несколько дней до намеченного срока убийства, вопреки договоренности о соблюдении строжайшей тайны, рассказал нескольким думским журналистам о времени и месте покушения на Распутина. Заговорщиков спасло лишь то, что к Пуришкевичу журналисты давно относились с иронией. Однако слухи плодились, и министр внутренних дел А.Д. Протопопов (ставленник Распутина) предупредил временщика о возможности покушения на его жизнь.

В декабре пятеро заговорщиков постоянно встречались, обсуждая детали организации западни, убийства и устранения трупа. Дата была определена великим князем Дмитрием, ввиду его постоянной занятости, 16 (29) декабря — это был его первый свободный вечер.

Распутин начал вести себя осторожно. Он по возможности избегал выходить из дома днем. Однажды после долгой прогулки по Неве старец пришел домой и заявил, что река скоро будет полна крови великих князей. В свою последнюю встречу с царем он отказался дать Николаю обычное благословение, сказав вместо этого: «На этот раз ты благослови меня, а не я тебя».