Стихотворения - Пастернак Борис Леонидович - Страница 34

34

И таянье Андов вольет в поцелуй,И утро в степи, под владычествомПылящихся звезд, когда ночь по селуБелеющим блеяньем тычется.И всем, чем дышалось оврагам века,Всей тьмой ботанической ризницыПахнёт по тифозной тоске тюфяка,И хаосом зарослей брызнется.

* * *

Мой друг, ты спросишь, кто велит,

Чтоб жглась юродивого речь?

Давай ронять слова,Как сад – янтарь и цедру,Рассеянно и щедро,Едва, едва, едва.Не надо толковать,Зачем так церемонноМареной и лимономОбрызнута листва.Кто иглы заслезилИ хлынул через жердиНа ноты, к этажеркеСквозь шлюзы жалюзи.Кто коврик за дверьмиРябиной иссурьмил,Рядном сквозных, красивыхТрепещущих курсивов.Ты спросишь, кто велит,Чтоб август был велик,Кому ничто не мелко,Кто погружен в отделкуКленового листаИ с дней ЭкклезиастаНе покидал постаЗа теской алебастра?Ты спросишь, кто велит,Чтоб губы астр и далийСентябрьские страдали?Чтоб мелкий лист ракитС седых кариатидСлетал на сырость плитОсенних госпита́лей?Ты спросишь, кто велит?– Всесильный Бог деталей,Всесильный Бог любви,Ягайлов и Ядвиг.Не знаю, решена льЗагадка зги загробной,Но жизнь, как тишинаОсенняя, – подробна.

ИМЕЛОСЬ

Засим, имелся сеновалИ пахнул винной пробкойС тех дней, что август миновалИ не пололи тропки.В траве, на кислице, меж бусБрильянты, хмурясь, висли,По захладелости на вкусНапоминая рислинг.Сентябрь составлял статьюВ извозчичьем хозяйстве,Летал, носил и по чутьюПредупреждал ненастье.То, застя двор, водой с винцомЖелтил песок и лужи,То с неба спринцевал свинцомОконниц полукружья.То золотил их, залетевС куста за хлев, к крестьянам,То к нашему стеклу, с деревПожаром листьев прянув.Есть марки счастья. Есть словаVin gai, vin triste[13], – но верь мне,Что кислица – травой трава,А рислинг – пыльный термин.Имелась ночь. Имелось губДрожание. На веках вислиБрильянты, хмурясь. Дождь в мозгуШумел, не отдаваясь мыслью.Казалось, не люблю, – молюсьИ не целую, – мимоНе век, не час плывет моллюск,Свеченьем счастья тмимый.Как музыка: века в слезах,А песнь не смеет плакать,Тряслась, не прорываясь в ах! —Коралловая мякоть.

* * *

Любить, – идти, – не смолкнул гром,Топтать тоску, не знать ботинок,Пугать ежей, платить добромЗа зло брусники с паутиной.Пить с веток, бьющих по лицу,Лазурь с отскоку полосуя:«Так это эхо?» – и к концуС дороги сбиться в поцелуях.Как с маршем, бресть с репьем на всем.К закату знать, что солнце старшеТех звезд и тех телег с овсом,Той Маргариты и корчмарши.Терять язык, абонементНа бурю слез в глазах валькирий,И в жар всем небом онемев,Топить мачто́вый лес в эфире.Разлегшись, сгресть, в шипах, клочьмиСобытья лет, как шишки ели:Шоссе; сошествие Корчмы;Светало; зябли; рыбу ели.И раз свалясь, запеть: «Седой,Я шел и пал без сил. Когда-тоДавился город лебедой,Купавшейся в слезах солдаток.В тени безлунных длинных риг,В огнях баклаг и бакалеей,Наверное, и он – старикИ тоже следом околеет».Так пел я, пел и умирал.И умирал, и возвращалсяК ее рукам, как бумеранг,И – сколько помнится – прощался.

ПОСЛЕСЛОВЬЕ

Нет, не я вам печаль причинил.Я не стоил забвения родины.Это солнце горело на каплях чернил,Как в кистях запыленной смородины.