Шестая колонна. Дети Мафусаила - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 89

С телом младенца тоже было что-то не так, хотя Лазарус не мог сообразить, что именно. Зато два других отличия бросались в глаза: ноги оканчивались не человеческими ступнями, а лишенными пальцев ороговевшими копытами; налицо была ярко выраженная двуполость — гермафродитизм: существо являлось настоящим андрогином.

— Что это? — повторил Лазарус свой вопрос. В его голове уже роились страшные подозрения.

— Это, — ответил Заккур, — Марион Шмидт, родившийся три недели назад.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что человечки могут так же ловко обращаться с людьми, как и с растениями.

— Как это? Ведь они обещали не вмешиваться в наши дела.

— Не спешите с выводами. Мы сами согласились на это. Первоначально речь шла только о некоторых улучшениях.

— Улучшениях??? Да это создание просто непотребно!

— И да и нет. Меня тоже с души воротит, когда я смотрю на него… но на самом деле это нечто вроде сверхчеловека. Строение его тела было изменено, чтобы служить своему владельцу эффективнее. Все то, что досталось нам в наследство от обезьян, убрано, а органы расположены более рациональным образом. Нельзя сказать, что перед нами не человек… Это — человек… разве что… улучшенная модель. Взгляните хотя бы на дополнительные пальцы у запястий. Ведь это фактически еще две руки, только миниатюрные. У основания каждой из них размещен микроскопический глаз. Сами понимаете, какие возможности откроет перед человечеством подобное нововведение, нужно только свыкнуться с мыслью о нем. — Барстоу еще раз взглянул на ребенка: — Но, на мой взгляд, это создание ужасно.

— Да оно на чей угодно взгляд ужасно, — содрогнулся Лазарус. — Может, это и улучшенный вариант, но будь я проклят, если соглашусь называть его человеком.

— Во всяком случае факт его существования создает для нас определенные проблемы…

— Это уж точно! — Лазарус еще раз посмотрел на существо: — Так вы говорите, что у этих маленьких ручек еще и пара глазок есть? Но это же вообще ни в какие ворота не лезет!

Барстоу пожал плечами:

— Я не биолог. Но насколько мне известно, особая клетка тела содержит полный набор хромосом. Думаю, можно выращивать хоть глаза, хоть кости, — что угодно и где угодно, если только знать, как манипулировать генами в хромосомах. А они знают, как это делается.

— Но я не хочу, чтобы мной манипулировали!

— Я думаю, этого не хочет никто.

Лазарус стоял на берегу и смотрел на теснившихся в ожидании начала собрания людей.

— Мне… — начал он, как полагалось, но вдруг озадаченно смолк. — Подождите секундочку. Либби, можно тебя? — Он что-то сказал Либби на ухо. Тот заметно огорчился и что-то прошептал в ответ. Его слова, казалось, вызвали у Лазаруса раздражение. Однако он выпрямился и уже спокойно продолжил: — Мне двести сорок один год… по меньшей мере. Есть здесь кто-нибудь старше меня? — Это была пустая формальность. Он знал, что является старейшим, а чувствовал сейчас на своих плечах вдвое больший груз прожитых лет.

— Собрание открыто, — оповестил он. Его громкий голос разносился по пляжу, усиленный снятой со шлюпки громкоговорящей установкой. — Кто будет председателем?

— Продолжайте сами! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Отлично, — согласился Лазарус. — Тогда слово предоставляется Заккуру Барстоу.

Стоящий позади Лазаруса техник навел на Барстоу микрофон направленного действия.

— Заккур Барстоу, — загремел из динамиков голос, — говорит сам за себя. Кое-кому из нас начинает казаться, что эта планета, несмотря на все ее прелести, не место для людей. Вы знаете о Мэри Сперлинг, вы видели стереоснимки Мариона Шмидта. Было и многое другое — я не стану надолго занимать ваше внимание, но новая эмиграция опять ставит перед нами вопрос: куда? Лазарус Лонг предлагает нам вернуться на Землю. Причем… — Его слова заглушил поднявшийся в толпе шум.

Лазарус шикнул на крикунов и объяснил:

— Никого не собираются заставлять возвращаться, но если улететь решит достаточное количество людей, и мы можем рискнуть. Я предлагаю лететь на Землю. Другие склоняются к поиску новой планеты. Мы должны решить, что же делать. Но сначала… кто из вас согласен со мной, что оставаться здесь не стоит?

— Я!!! — крик подхватило множество голосов. Лазарус попытался взглядом отыскать первого, кто это крикнул. Не найдя его в толпе, он вопрошающе взглянул через плечо на техника, затем указал пальцем на нужного человека и махнул рукой:

— Выходите, старина. А остальные пусть помолчат.

— Меня зовут Оливер Шмидт. Я уже несколько месяцев жду, чтобы кто-нибудь предложил смотать отсюда удочки. Мне казалось, что только меня беспокоит происходящее. У меня нет никаких явных причин покидать эту планетку: меня не пугает происшедшее с Мэри Сперлинг и Марион Шмидт. Может быть, кому-нибудь такая жизнь по душе — живи себе да посвистывай. Но мне вдруг смертельно захотелось снова увидеть Цинциннати. Я по горло сыт здешним изобилием. Я устал быть лотофагом. Черт побери! Я хочу зарабатывать на жизнь! Судя по тому, что говорят генетики Семей, я протяну еще добрую сотню лет. И я не представляю, как проведу их, валяясь на солнышке и подремывая.

Когда он закончил, на помост вознамерились подняться по меньшей мере тысяча человек одновременно.

— Тихо! Тихо! — заорал Лазарус. — Если неймется говорить всем до единого, то лучше сделать это через представителей Семей. А сейчас дадим слово от силы двум-трем. — Он указал на находившегося неподалеку человека и велел ему говорить.

— Я буду краток, — заявил новый оратор, — поскольку я полностью согласен с Оливером Шмидтом. Я только хотел изложить свои собственные мотивы. Как вы можете жить без нашей Луны? Там, на Земле, я, бывало, сиживал на балконе теплыми летними вечерами, покуривал себе и глядел на Луну. Я и не знал, что для меня это так важно. В общем, я не могу жить без привычной картины неба над головой.

Следующий оратор сказал только:

— Случившееся с Мэри Сперлинг ужасно взволновало меня. По ночам меня стали преследовать кошмары. Мне все время представляется, что то же самое произошло со мной.

Споры длились очень долго. Кто-то заметил, что с Земли они бежали. Так почему же они надеются, что их пустят обратно? На это Лазарус ответил сам:

— Мы многое узнали от джокайрийцев, а теперь еще больше — от человечков. Мы владеем такими знаниями, о которых земные ученые и не мечтают. Мы вернемся на Землю не с пустыми руками. Мы потребуем соблюдения наших прав и будем достаточно сильны, чтобы сражаться за них.

— Лазарус Лонг… — донеслось откуда-то.

— Да, — отозвался Лазарус. — Эй, там, продолжай.

— Я слишком стар, и для новых межзвездных странствий, и для сражений на Земле. Как бы вы меня ни увещевали, я останусь.

— В таком случае тебе тут нечего и огород городить, — отрезал Лазарус.

— Но ведь я имею право высказаться…

— Ты уже высказался. Дай и другим возможность.

Солнце уже село и на небе высыпали звезды, а споры все не затихали. Лазарус понимал, что дискуссия может затянуться до бесконечности, если вовремя ее не прекратить.

— Хорошо! — закричал он, не обращая внимания на возгласы еще не успевших выступить. — Может быть, нам придется передать вопрос на рассмотрение Совета Семей, но теперь я предлагаю провести голосование. Те, кто хочет вернуться на Землю, пусть встанут справа от меня. Те, кто хочет остаться здесь, — слева. А намеревающиеся отправиться на поиски новой планеты пусть расположатся прямо передо мной. — Он отошел назад и шепнул технику: — Включи какую-нибудь музыку, чтобы они шевелились побыстрее.

Техник понимающе кивнул, и над пляжем зазвучали до боли знакомые и родные звуки «Печального вальса». За ним последовали «Зеленые холмы Земли». Заккур Барстоу обернулся к Лазарусу:

— Ты нарочно выбрал эти вещи?

— Я? — невинно переспросил Лазарус. — Ты же знаешь, что я равнодушен к музыке, Зак!

Но даже под музыку распределение по группам проходило очень медленно. Последние аккорды бессмертной Пятой симфонии замерли задолго до того, как все люди разделились на три группы.