Сердце язычницы - Мэтьюз Патриция - Страница 20

Поскольку недостатка в молодых мотах не было, тайный бизнес Мориса так процветал, что он решил расширить дело, занявшись скупкой и сбытом краденого. Идея быстро оправдала себя, поскольку Лондон в то время кишел ворами. По большей части они были тупы и не имели представления о ценности того, что крали. Морис платил гроши за то, что потом сплавлял за хорошую цену.

Делая свое дело, он постепенно накопил приличную сумму. Однако душа его не лежала к этому прибыльному занятию. Морис даже ненавидел его. Нет, он не мучился угрызениями совести, поскольку совести не имел. По глубокому убеждению Мориса, преуспевали только люди с изворотливым умом, не знающие жалости. Они добивались всего, чего хотели. Но он презирал мелких жуликов, с которыми приходилось якшаться изо дня в день. Морис мечтал о жизни настоящего джентльмена, который, не пачкая рук, купается в роскоши. Он жил ожиданием наследства.

После смерти отца и распродажи имущества Этериджей больше не приглашали в приличные дома из тех, что украшали дорогу в Суссекс. Их принимали лишь в Монрой-Холле, да и то потому, что Морис и его мать приходились родней леди Анне. Эти формальные визиты продолжались очень недолго. Морис прекрасно знал, что их в Монрой-Холле только терпят. Однако молодому человеку не приходило в голову, что причина тому не обнищание, а его манеры и внешность. Нищих дворян хватало, и их не чуждались. Хотя никто не догадывался о гнусном занятии Мориса, общение с низами общества наложило на него заметный отпечаток. Он никогда не располагал к себе, но теперь в нем появились лукавство, уклончивость и скрытность. Морис выглядел старше своих тридцати шести, и весь его вид наводил на мысль о каком-то тайном и нечистом пристрастии, о пороке.

Парика он не носил, ухаживать за волосами не привык, и они свисали на плечи немытыми прядями. Улыбался Морис крайне редко – и слава Богу, потому что тогда обнажались крупные желтоватые зубы. Маленькие бегающие глазки казались крысиными. Неряшливая одежда Мориса всегда была покрыта пятнами. К чему утруждать себя внешним лоском, если изо дня в день имеешь дело с подонками общества? Вот когда он вступит в права наследства... о, тогда станет настоящим денди.

В тот вечер, когда рутинная жизнь Мориса была неожиданно нарушена, он сидел в своей крохотной конторе в полном одиночестве. Покончив с делами, Морис собирался домой. Однако прежде всего (что давно вошло у него в привычку) он уселся поудобнее в продавленном кресле и погрузился в размышления о будущем. Улыбка чуть раздвинула его тонкие губы. Приятное будущее приближалось, это явствовало из последнего еженедельного визита в Монрой-Холл. Морис самым внимательным образом оглядел тетку, по обыкновению принимавшую родственников на кушетке в спальне. Маргарет несла какую-то чушь, заверяя сестру в неизменной преданности, пока та раздраженно не остановила ее. Старуха, стоявшая между Морисом и богатством, в тот день выглядела особенно истомленной и вялой. Жизнь, казалось, теплилась в ней огоньком догорающей свечи, то вспыхивая, то почти угасая. Судя по всему, леди Анне недолго осталось обременять этот мир своим присутствием...

Внезапно дверь конторы громко хлопнула. Вырванный из мечтаний, Морис с неудовольствием поднял голову и увидел человека сомнительной внешности, явно из тех, с кем он привык иметь дело. Его наглый вид привел Мориса в раздражение.

– На сегодня все, сэр! Приходите завтра. Не торчать же мне в конторе до полуночи! К тому же деньги уже заперты в сейфе...

– Ничего, как-нибудь договоримся, – перебил человечек, покачиваясь на пятках. – Чтоб мне пропасть, это в твоих же интересах, господин Этеридж!

Настоящее имя Мориса никогда еще не произносилось в этих стенах, и ему едва удалось сохранить самообладание.

– Я вижу, вы не туда попали, – холодно заметил он. – Потрудитесь взглянуть на дверь с той стороны. Там написано Феррет.

– Я попал именно туда, куда хотел, Этеридж, – невозмутимо ответил гость и ухмыльнулся. – Я все про тебя знаю. Под именем Феррет ты ссужаешь денежки проигравшимся дуракам и вдобавок скупаешь вещички, у них же украденные. Но настоящее твое имя – Морис Этеридж. Заперев за собой дверь этой жалкой конторы, ты отправляешься в один дом по дороге в Суссекс и вот там уже играешь в знатного лорда.

Такого потрясения Морис не испытывал со дня смерти отца, когда его громом поразило известие о грядущей нищете. Он понял, что его разоблачили, выследили и намерены шантажировать! Двойная жизнь, с таким трудом налаженная, на грани краха! Шок был так силен, что Мориса качнуло, и он едва не потерял сознание. Каким-то чудом ему удалось прохрипеть:

– Как вы дознались?..

– Ах, Этеридж, это всего лишь капля в море сведений, которые я насобирал о разных людях. Однако к делу! Ты спишь и видишь, как бы прибрать к рукам денежки старухи Монрой.

Раздался престранный звук, очень похожий на кудахтанье курицы. Морис не сразу сообразил, что так его гость смеется.

– Да успокойся, возьми себя в руки! – прикрикнул тот. – Я и в мыслях не держал выдавать твой секрет. Знаешь, зачем я здесь? Ради дельца, прибыльного для нас обоих. Кстати, зовут меня Эйза Радд.

И он, шагнув вперед, протянул руку. Морис не сделал ответного движения. Он мало-помалу оправлялся от потрясения, его обычный апломб возвращался, а с этим рос и гнев. По виду Радд ничем не отличался от жалких подонков, что в этой самой конторе валялись у Мориса в ногах, умоляя помочь. И это ничтожество смеет ставить ему условия!

– Интересно, что же может принести выгоду нам обоим? – резко осведомился он.

Радд, ничуть не обижаясь, убрал руку и снова закудахтал:

– По всему видно, что ты еще не слышал новость. Вот смеху-то! Сидишь тут, точишь зубы на состояние Монроев, по-глупому веришь, что тебе оно и достанется... ну, или твоей мамаше. И все потому, что старуха Монрой одна-одинешенька на всем белом свете. Так вот, твои рассуждения гроша ломаного не стоят!

Эта тирада неприятно поразила Мориса, и он преисполнился самых черных подозрений.

– А в чем дело?

– В том, что старая чертовка наняла меня. Да-да, наняла за хорошие денежки, чтобы я съездил на острова и привез ее ненаглядного сыночка Уильяма.

– То есть... то есть вы хотите сказать, что Уильям Монрой еще жив?

– Слава Богу, помер. Но это ничуть не меняет дела, Этеридж, потому что он успел завести дочку. Ну, что скажешь?

– Это ложь! – вскричал Морис, чувствуя, как холодное лезвие страха пронзает его сердце. – Не верю!

– Хочешь верь, хочешь не верь, – с неописуемым удовлетворением отозвался Радд, – а только вчера я самолично доставил девчонку с островов в Англию. Она жива-здорова и теперь отогревается на тощей груди своей бабки. Надо сказать, Этеридж, Уильям состряпал славную дочурку, лакомый кусочек. Теперь сам видишь, что денежек тебе не видать. Раз объявилась наследница, она и получит все до последнего фартинга.

Морису показалось, что пол уходит у него из-под ног. Мир перевернулся, все рушилось, фигура Радда качалась и расплывалась перед глазами. Он схватился рукой за лоб, покрытый холодным потом.

– Чего вы хотите? Помощи в какой-нибудь грязной интриге?

– А как же! – воскликнул Радд. – У меня ведь в этом дельце прямой интерес. Девчонку-то я привез, да только ничего не получил за труды. Старая карга выставила меня за дверь, потому что я, видите ли, плохо обращался с этой туземной сучкой! Подумаешь! Договор есть договор, она обещала заплатить, если я привезу любого из Монроев.

Морис, как человек деловой, решил, что предаться горю можно и потом, а пока следует поразмыслить над услышанным. Рассудив так, он немедленно напряг свои извилины, чтобы дать беспристрастную оценку тому, кто предлагал сотрудничество. Жадный до денег, беспринципный, мстительный. Это хорошо – как раз то, что надо.

– Я все еще не знаю, чем мы можем быть друг другу полезны, Радд.

– Проще простого, Этеридж. Пока девчонка топчет землю, тебе не видать наследства, а мне – платы за труды. А теперь представь себе, что ока возьмет да и помрет. Тогда все встанет на свои места, как будто сучка и вовсе не приезжала. Бьюсь об заклад, от горя старая перечница тоже окажется в гробу. Она ведь и так на ладан дышит, если мои глаза не врут. Ну а тебе останется только протянуть руки за деньгами и заплатить мне то, что положено. Само собой, побольше, чем обещала старуха, потому что идея как-никак моя.