Сердце язычницы - Мэтьюз Патриция - Страница 22

Головорез угрюмо кивнул и покинул контору, а Морис задумался над его словами. Это казалось неплохой идеей. Если девчонка вела себя так непристойно, раздевшись донага в лесу, куда бог знает кто может забрести... скажем, бродяга. Допустим, ее найдут изнасилованной и убитой, а одежду аккуратно сложенной в сторонке. Станет ясно, что она пала жертвой низменных страстей, которые сама же и пробудила.

– Этот твой Слейт такой чудной, – вдруг сказал Радд, прерывая нить его мыслей.

– Он попросту безмозглый идиот, – отмахнулся Морис. – Недоразвитый. Но толк от него большой. Никто лучше его не позаботится об этой островитяночке.

– А почему ты сразу не велел с ней разделаться? Чего ждешь? – Радд поднялся и начат покачиваться на пятках. – Чем раньше, тем лучше.

– Это еще неизвестно, – возразил Морис. – Тебе терять нечего, а мне наоборот. Рисковать нельзя.

– Рисковать, рисковать! – вспылил Радд. – Больно ты осторожный! А по мне, поскорее бы ей свернули шею.

– Если тебе так не терпится, сам этим и займись.

– Не могу. Говорю тебе, она меня знает. Догадавшись, что Радд побаивается девчонки, Морис с любопытством всмотрелся в его лицо. Чем ей удалось его запугать? Странно. Чтобы мужчина, притом жестокий и беспринципный, боялся юбки!

– Ладно, давай решим, когда все это проделать, – снова заговорил Радд.

– Скоро, скоро, – рассеянно заверил его Морис и, откинув голову на спинку кресла, с минуту созерцал закопченный потолок. – Первым делом я нанесу визит вежливости моей дорогой, прикованной к постели тетушке, желает она того или нет.

– Это еще зачем? Девчонка будет знать тебя в лицо.

– Ничего страшного в этом нет. Допустим, я прослышал стороной, что у меня теперь есть кузина. Всякий нормальный человек в таком случае изведется от любопытства. Если теперь я явлюсь в Монрой-Холл, никого это не удивит. Надо сказать, мне и в самом деле не терпится на нее посмотреть.

Больше Морис ничего не сказал Радду, хотя план расправы с Лилиа уже начал формироваться в его голове. Однако следовало проделать все так, чтобы Мориса ни в чем не заподозрили. Для начала он решил втереться в доверие к Лилиа так, чтобы все это видели. Когда она погибнет, первым под подозрение попадет Радд, поскольку у него есть мотив. Это только к лучшему. Если Радда вздернут, делиться с ним не придется. Тем более глупо посвящать его в свои планы, чтобы он потом на допросе, спасая свою шкуру, выложил все.

Предстоящий визит в Монрой-Холл стал серьезным испытанием для Мориса: ему пришлось бороться со скаредностью. Однако для успеха задуманного следовало приодеться, что он и сделал. В новом наряде он выглядел не денди, но все же более презентабельным человеком. Морис провел перед зеркалом немало приятных минут, предаваясь созерцанию. И в самом деле, модные нанковые брюки со штрипками, полосатый жилет под черной визиткой и рубашка с тугим стоячим воротничком совершенно преобразили его. Довершала наряд элегантная касторовая шляпа.

– Боже милостивый, Морис! – услышал он сзади. – По какому случаю ты так разоделся? Я и не вспомню, когда в последний раз видела тебя одетым с иголочки!

Он обернулся и увидел мать. Маргарет Этеридж близилась к шестидесяти. Она очень располнела с годами, так что лицо напоминало полную луну. Ее седеющие волосы, даже только что уложенные, почему-то всегда казались растрепанными. Постоянно борясь с полнотой, Маргарет туго затягивалась, и потому ей всегда не хватало воздуха. Рассчитывая на появление матери, Морис охотно дал объяснения:

– Сегодня, дорогая мамочка, мы с тобой отправимся навестить леди Анну, мою ненаглядную тетушку и твою любимую сестру. Пора мне наконец повидать очаровательную и таинственную кузину, не так ли?

– Боже мой, Боже мой! – вскричала леди Этеридж, и ее пухлые руки так и заплясали в воздухе. – Ты полагаешь, Морис, это следует сделать? Ведь сестра дача понять, что пока нам не стоит появляться в Монрой-Холле.

– Мало ли что, мамочка. В конце концов у нас, кроме леди Анны, больше никого нет в целом свете. Я всей душой люблю ее и не могу долго находиться в разлуке с тетушкой. К тому же, вспомни-ка, с тех пор как умер лорд Монрой, леди Анна ведет себя странно...

– Пожалуй, да...

– С чего это она вдруг приютила у себя какую-то полукровку? Ее разум уже не тот, что прежде. Да и кто поручится, что девчонка на самом деле дочь нашего дорогого Уильяма? Допустим, леди Анну обманули, подсунули ей какую-то авантюристку.

– Разве это возможно?

– Зачем она явилась в Монрой-Холл, эта дикарка? Чтобы обманом расположить к себе леди Анну. Дикари, – Морис понизил голос и склонился к уху матери, – хорошо знают колдовство, черную магию. Им ничего не стоит закружить голову, отвести глаза. Надо помешать этому.

– Боже мой, Морис, что за ужасы ты говоришь! – восклицала леди Этеридж, безоговорочно веря каждому слову сына.

Она даже закрыла лицо руками, и затрудненное дыхание со свистом вырывалось сквозь веер пальцев.

– Для нас с тобой это ужасно, мамочка, но для дикарей всего-навсего дело привычки. – Морис потирал руки, довольный своей выдумкой. – Теперь ты видишь, что долг призывает нас грудью встать за немощную, слабую рассудком леди Анну. Кто еще поможет ей, если не родная сестра и не любящий племянник?

В Монрой-Холле все прошло без проблем, что даже несколько удивило Мориса. Правда, их не встретили с распростертыми объятиями, но и не указали на дверь. Этот наглец, лакей Джеймс, выполнявший разного рода обязанности, от телохранителя до горничной, оглядел гостей с присущим ему пренебрежением, сказал, что справится, примут ли их, и удалился. Этериджи ждали внутри, но у самых дверей, поражаясь тому, что он не повернул на лестницу в покои леди Анны, а проследовал дальше, за поворот галереи. Вскоре Джеймс вернулся.

– Ее милость готова принять вас. Прошу за мной. Проходя мимо лестницы, Морис не сдержал любопытства и обратился к лакею, чего обычно не делал:

– Разве дорогая тетушка не у себя в спальне?

– Она в солярии, там вас и примет.

– В солярии! – Морис даже всплеснул руками. Старая перечница не спускалась вниз много месяцев, и на тебе – она в солярии, принимает солнечные ванны!

– Как ты думаешь, что это значит? – шепотом спросил он мать.

– Возможно, она окрепла, – беспечно ответила леди Этеридж, не сознавая, что пронзает сыну сердце.

К счастью, Морис удержал рвущееся с языка замечание насчет здоровья тетушки, но мысли его пришли в смятение. Ведь здоровье леди Анны и надежда на наследство находились в обратной зависимости: если одно крепло, другое хирело. Мрачные предчувствия оправдались, когда Джеймс ввел Этериджей в солярий и оставил рядом с шезлонгом, в котором возлежала хозяйка дома. На лице ее теперь играли живые краски. Встретив унылый взгляд племянника, леди Анна усмехнулась, и глаза ее воинственно блеснули. Он хорошо знал этот блеск: в такие минуты колючие слова так и сыпались с ее языка.

– Вижу, мой дорогой Морис, ты удивлен... и слегка разочарован, найдя меня в добром здравии. Увы, увы! Я еще не на смертном одре и в ближайшее время не собираюсь покидать этот бренный мир.

– Ах, тетушка, все бы вам шутить! – Морис, заставив себя улыбнуться, галантно склонился к руке леди Анны. – Увидев вас здесь, я всей душой возрадовался. Откройте же ваш секрет! Что это, новый врач? Или вам попал в руки эликсир молодости?

– Отчасти твое последнее предположение верно, племянничек. Я даже могу показать вам свой эликсир молодости... и познакомить с ним. Дитя мое, подойди к нам! – позвала она. – Здесь моя сестра с сыном.

Солярий представлял собой помещение с высоким стеклянным потолком и стенами, вдоль которых во множестве росли и цвели экзотические растения. Листья громадного папоротника дрогнули, и из-за него появилось прекрасное видение.

– Перед вами моя внучка, – с гордостью объявила леди Анна. – Лилиа, дорогая, позволь представить тебе Маргарет Этеридж, мою родную сестру, и ее отпрыска Мориса.