Волшебный миг - Мэтьюз Патриция - Страница 27

Мередит с жадностью принялась за еду. Мария не обращала на нее никакого внимания, занимаясь своим делом. Поев, Мередит поблагодарила Марию и вышла из кухни. Полдень уже давно наступил, и асиенда выглядела пустынной. Вернувшись на кухню, девушка увидела, что Мария тоже исчезла. Тогда Мередит поняла, что сейчас время сиесты — послеполуденного отдыха. При желании она могла бы выйти из дома и уйти — и никто бы ее не остановил.

Но за пределами асиенды солнце оказалось таким жгучим, что Мередит почувствовала слабость от зноя и пряной пищи «Что ж, — подумала она с печальной усмешкой, — в чужой монастырь со своим уставом…» И пошла по коридору в свою комнату. Там, сняв сапоги, она вытянулась на тюфяке и уснула.

Глава 9

Прошло два дня; все это время Мередит проводила преимущественно в одиночестве, получая пищу на кухне из рук сердитой Марии. Мужчины бросали на нее похотливые взгляды, но не досаждали ей. Габриэля Моралеса она ни разу не встретила и пришла к выводу, что он скорее всего куда-то уехал. Она уже почти не надеялась, что ее освободят.

Время от времени ночью она просыпалась от шума — где-то шла попойка, а однажды проснулась в страхе, разбуженная громкими женскими криками. Это не был голос Марии, без сомнения, значит, кричала девочка, которую Мередит заметила в коридоре. Она подумала было пойти на крик и узнать, что происходит, но быстро поняла, как это глупо.

К вечеру третьего дня Мередит почувствовала себя совсем потерянной. Говорить ей было не с кем, кроме как с Марией, которая всю беседу сводила к ворчанию. По сравнению с этим даже общество Габриэля, хотя Мередит и боялась его, было лучше.

После ужина она попыталась уснуть, но сон не шел к ней. В конце концов Мередит встала и отправилась бродить по дому. Во дворе было пусто, развалины асиенды у нее за спиной стояли темные и тихие. Потом Мередит услышала откуда-то из темноты голоса и тихий перебор гитарных струн.

Она вспомнила ночи рядом с Купером, у костра, и ее охватила тоска. Чего бы она не отдала сейчас, лишь бы вернуть те дни — тропа к Тонатиуикану, успокаивающее присутствие Купера. Интересно, думает ли он о ней? Произвела ли она на него какое-либо впечатление в ту ночь, когда он силой овладел ею? Она не могла не признаться, что время смягчило ее реакцию на все, что случилось. Значит ли она для Купера что-то, или ему нужно было только сиюминутное удовлетворение желания?

Она улыбнулась. Конечно, это глупое женское тщеславие, но ей очень хотелось, чтобы он ее не забыл…

Вдруг она насторожилась. Откуда-то донесся приглушенный крик. Мередит внимательно слушала. Крик прозвучал еще раз, и она уже смогла определить откуда. В пятидесяти ярдах от главного дома стояло покосившееся строение без крыши, которое, как она знала, использовали под конюшню. Приглядевшись, Мередит различила слабый свет, исходящий оттуда.

Звук опять повторился, и теперь стало ясно, что кричит женщина. Мередит подбежала к открытой двери, остановилась и заглянула внутрь. То, что она увидела, потрясло ее. Девочка, мельком, виденная ею в коридоре, лежала на полу конюшни, ее поношенное платье было задрано; один мужчина удерживал ее за плечи, а другой склонился над девочкой, спустив брюки.

Девочка снова вскрикнула, и Мередит затошнило: она поняла, что именно этот крик она слышала предыдущей ночью. А тот, кто держал девочку за плечи, прижимая к земле, поднял руку и, загоготав, ударил ее по лицу.

Он сказал по-испански, обращаясь к своему товарищу:

— Давай-ка побыстрее. Наша дикая кошечка еще не обессилела. Если ты провозишься долго, у тебя не хватит сил удерживать ее, когда придет моя очередь.

Ярость заставила Мередит выбежать из укрытия на свет, отбрасываемый фонарем, стоявшим на полу.

— Прекратите это! Вы, скоты! Отпустите бедную девочку!

Тот, кто склонялся над девочкой, оторвался от своего занятия и повернул изумленное лицо к Мередит. А тот, кто держал девочку за плечи, снова захохотал:

— Леди гринго. Может, она ревнует, а? Дадим ей возможность узнать, что такое настоящие мужчины? Ну как?

И прежде чем Мередит осознала, что происходит, они прыгнули к ней, один — в спущенных брюках. С отвращением глядя на его напряженный член, Мередит опешила, и они вцепились в нее мертвой хваткой.

В следующее мгновение они повалили ее на землю, один держал за плечи, другой пытался сорвать с нее брюки. Мередит боролась, как тигрица, извивалась и брыкалась. Набрав побольше воздуха, она закричала во всю мощь своих легких, хотя и понимала, что это бесполезно. Кто может прийти к ней на помощь здесь?

Одному из насильников уже удалось расстегнуть ремень на ее брюках. Она ощущала его горячее дыхание на своем лице — от него разило чесноком и те килой.

И тут в дверях рявкнул чей-то бас. Насильники замерли. Голос зазвучал вновь, и Мередит поняла, что, он принадлежит Габриэлю Моралесу.

Мужчины неохотно отпустили ее и встали. Мередит, задыхаясь, вскочила на ноги. Неподалеку от нее стоял Габриэль с непроницаемым лицом. Он сделал короткий повелительный жест — и оба насильника исчезли в темноте.

— Очень неумно с вашей стороны, сеньорита, — обратился к ней Габриэль, — выходить из асиенды одной.

Если бы они взяли вас, вам пришлось бы пенять только на себя.

И он провел пальцем по шраму у себя на лице.

— Я вышла из дому потому, что услышала крик… — Мередит оглянулась, полагая, что девочка убежала. Но она лежала, свернувшись калачиком, здесь, на земле.

Взгляд у нее был неподвижным и мертвым, казалось, она не замечает их присутствия. Платье так и осталось задранным кверху.

Мередит подошла к ней и прикрыла наготу. Потом, выпрямившись, гневно проговорила:

— Эти звери напали на бедного ребенка. Я слышала, как она звала на помощь!

Габриэль бесстрастно посмотрел на девочку.

— Она привыкла к такому обращению. Хуана — индианка, пока я не привез ее сюда, она умирала с голоду.

Моим людям нужна женщина. Разве у нее есть какое-то другое занятие в жизни?

Мередит была потрясена.

— Как можно быть таким бессердечным? Индианка она или нет, но она человек, и, стало быть, вы должны с ней считаться!

— Она — ничто, — презрительно сказал Габриэль. — Ей никто ничего не должен. Ее участь — обслуживать мужчин.

— Если она смирилась с таким обращением, тогда почему она кричала? И пыталась сопротивляться этим скотам?

Его толстые губы кривились в улыбке, но глаза оставались ледяными.

— Некоторые женщины получают удовольствие от грубого обращения, разве это не так?

— Нет, не так! Я, например, не получаю! И ни одна из женщин, которых я знаю!

— Я это непременно запомню, — проговорил Габриэль, не сводя с нее черных глаз.

Мередит вспыхнула.

— Как вас понимать?

— Понимайте как хотите, — холодно ответил он. Потом сказал по-испански:

— Хуана, приходи в себя и ступай в дом.

Испуганно вздрогнув, маленькая индианка немного отползла в сторону, потом встала и выбежала из конюшни.

— Вы заслуживаете презрения, Габриэль Моралес, — сказала Мередит, — и я удивляюсь, как это ваши люди не разбегутся от такого обращения.

— Я обращаюсь со своими людьми так, как мне угодно. — Его неподвижное лицо теперь напоминало маску, глаза застыли. — Что вы знаете обо мне и о моих людях?

Вы американка, и вам неизвестно, почему я стал таким.

Его гнев заставил ее в страхе отшатнуться. И все же она сказала с вызовом:

— Если эти двое — типичные представители ваших людей, у меня нет ни малейшего желания узнавать о них что бы то ни было. Что вы собираетесь делать, чтобы наказать их?

— Наказать? — Его глаза сузились. — Наказать за что?

— За унижение, которому я подверглась в их руках.

За то, что они намеревались сделать, если бы вы их не остановили.

Тогда Габриэль закинул голову и расхохотался раскатистым смехом.

— Самовлюбленная американка! Почему это с вами нужно обращаться иначе, чем с Хуаной? Только потому, что у вас белая кожа, и потому, что всю жизнь мужчины вашей расы вас баловали? Для моих изголодавшихся по женщинам людей вы такая же, как любая другая. Вы можете доставить им такое же удовольствие, как Хуана, и я не собираюсь их наказывать.