Т. 03 Гражданин Галактики - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 32

Понимаете, те две недели нашего времени, которые потребовались для перехода от максимальной скорости к торможению, составили на Земле около десяти лет. Соотношение было один к двумстам пятидесяти в среднем, но ведь «в среднем» это же не все время, и где-то посередке этих двух недель максимум «пробуксовки» был куда больше. Я спросил мистера О’Тула, каков был максимум «пробуксовки», а он в ответ только покачал головой. Не было возможности замерить его, сказал он мне, и вероятные ошибки измерений были больше тех бесконечно малых величин, с которыми ему пришлось иметь дело.

— Скажем так, — закончил он разговор, — я рад, что на этом корабле нет больных сенной лихорадкой, так как один-единствен-ный чих мог бы отбросить нас за границу скорости света.

Он, конечно, шутил, так как, по словам Джанет Мейерс, когда наша скорость подходила к скорости света, масса корабля приближалась к бесконечности.

И мы опять на целый день выпали из контакта.

В конце одной из «пиковых» вахт (а они никогда не продолжались сейчас больше пары минут по корабельному времени) Пат сказал мне, что они с Моди собираются пожениться. И тут же исчез, прежде чем я успел поздравить его. Я начал было говорить, что Моди слишком молода и что ему не следовало бы торопить ее, но из этого ничего не вышло. Контакт прервался.

Не могу сказать, чтобы я ревновал. Когда я как следует покопался в себе, то решил, что нисколько не ревную, ибо обнаружилось, что никак не могу вспомнить, как выглядит Моди. О, я, конечно, помнил, что она блондинка, что у нее маленький вздернутый носик, постоянно обзаводившийся в летнее время щедрой порцией веснушек. Но восстановить в памяти ее лицо я никак не мог. Лица Пру или Джанет — пожалуйста, а ее — не мог. В общем, мои ощущения сводились преимущественно к тому, что я вроде бы оказался не в своей тарелке.

Припомнив, что надо бы свериться с гринвичским временем, я попросил Джанет рассчитать его в соответствии с точным корабельным временем моей последней вахты. И только тогда понял, что с моей стороны ужасно глупо заниматься критикой действий Пата — ведь ему оказалось уже двадцать три года, а Моди — двадцать один, почти двадцать два.

Во время следующей вахты мне удалось вставить слово «поздравляю», но на этот раз не успел ответить Пат. Он это сделал только в следующей передаче: «Спасибо за поздравление. Мы назвали ее в честь ма, но я думаю, она будет похожа на Моди».

Тут уж я совсем запутался. Пришлось снова обратиться за помощью к Джанет, и выяснить, что все правильно. Я хочу сказать, что если супружеская пара живет вместе уже два года, то появление малышки вряд ли может рассматриваться как сногсшибательный сюрприз, а? Разве что для меня.

Словом, мне за эти две недели пришлось изрядно попотеть, приспосабливаясь к новым условиям. Вначале мы с Патом были почти одного возраста, если исключить весьма незначительную «пробуксовку». В конце же этого периода (я называю концом тот момент, когда больше уже не надо было прибегать к крайним мерам для обеспечения телепатической связи) мой близнец стал старше меня на одиннадцать лет, и у него оказалась дочка семи лет от роду.

Я перестал думать о Моди, как о девочке, и уж совсем забыл, что когда-то был в нее влюблен. Решил, что, должно быть, она сделалась неряшливой и все больше и больше толстеет — она ведь никогда не могла сопротивляться искушению съесть лишний шоколадный эклер. Честно говоря, мы с Патом тоже расходились все дальше и дальше, так что сейчас между нами было уже очень мало общего. Мелочи корабельной жизни ему явно казались скучными, а я со своей стороны не мог заставить себя интересоваться его гибкими конструкциями и суммами уплаченных штрафов. Мы все еще удовлетворительно держали телепатическую связь, но делали это подобно двум почти посторонним людям, ведущим телефонный разговор. Меня это огорчало, так как я дорос до любви к Пату совсем незадолго до того, как он стал уходить от меня.

А вот чего мне ужасно хотелось, так это повидать свою племянницу. Знакомство с Конфеткой убедило меня, что маленькие девочки куда забавнее щенят и даже прелестней, чем котята. Я припомнил свою идею насчет Конфетки и пошел на поклон к Дасти.

Он согласился. Дасти не может пропустить шанса показать всем, как прекрасно он рисует. Да и вообще он помягчел — насколько это слово применимо к его натуре; теперь он уже не скалит зубы, когда вы хотите его приласкать, хотя, возможно, понадобятся годы, чтобы он научился «вилять хвостиком».

Дасти нарисовал чудесную картинку. Все, чего не хватало бэби Молли, чтобы выглядеть чистым херувимчиком, так это пары маленьких крылышек. Я видел в ней некоторое сходство с собой… то есть, вернее, с ее отцом.

— Дасти, какой прелестный рисунок! Он похож?

Дасти прямо ощетинился.

— Откуда мне знать! Но если микронные различия или ничтожные отклонения в тонах, которые можно обнаружить с помощью спектрографа, от той фотки, которую твой братец прислал моему, имеются, я готов сжевать ее на месте! Однако не могу поручиться за способы, к которым могут прибегнуть тщеславные родители, чтоб приукрасить свое сокровище!

— Извини, извини. Отличная картинка! Хотел бы я хоть чем-нибудь отплатить тебе.

— Ладно, не стоит из-за этого страдать по ночам от бессонницы; чего-нибудь соображу. Мои услуги, знаешь ли, дорогого стоят.

Я снял со стенки изображение Люсиль Лавонн, а на его место повесил Молли. Портрет Люсиль я все же не выкинул.

Примерно пару месяцев спустя доктор Деверо нашел совершенно новые возможности использовать мою способность «переключаться» на длину волны Дядюшки Альфа и Конфетки, чем те, которые были очевидны для меня. Я продолжал разговаривать с ними обоими, хотя и не так часто, как вначале. Конфетка теперь стала молодой леди, почти восемнадцатилетней, училась в нормальной школе Вичватерсранда[36] и уже начала сама давать пробные уроки. Никто, кроме Дядюшки и меня, не звал ее «Конфеткой», да и мысль, что я когда-нибудь смогу заменить Дядюшку Альфа, была давно забыта — при таких огромных расхождениях в течении времени скорее уж она будет воспитывать меня.

Но доктор Деверо не забыл этого дела. Однако о своих переговорах с ФППИ по этому поводу он меня не информировал. По-видимому, и Пату велели держать все при себе до тех пор, пока они не будут готовы окончательно. Так что впервые я узнал обо всем, когда однажды велел Пату выйти на связь и подготовиться к записи каких-то рутинных материалов (к этому времени мы уже опять выстаивали обычные вахты).

«Не валяй дурака, старина, — отозвался Пат, — и отдай всю эту муть какой-нибудь другой жертве. Мы же с тобой займемся кое-чем новеньким».

«Что такое?»

«Распоряжение ФППИ, да еще по заказу самого высокого начальства. Молли подписала свой временный исследовательский контракт так же, как это сделали мы с тобой когда-то».

«Как? Но она же не двойняшка!»

«Дай-ка я попробую ее считать. Нет, вроде она сейчас тут одна, хотя иногда, сдается мне, она превращается в целое стадо диких слонов. Впрочем, она здесь сама и очень хочет сказать «Привет» своему дяде Тому».

«Отлично. Привет, Молли».

«Привет, дядя Том».

Ну, тут я чуть из собственной кожи не выскочил. Все произошло совершенно неожиданно, хоть бы какой-нибудь шорох, что ли…

«Эй, кто это был? А ну, скажи еще раз».

«Привету дядя Том, — она довольно хихикнула, — а у меня новый обруч для волос».

Я с трудом сглотнул.

«Ручаюсь, ты в нем выглядишь роскошно, милочка. Хотелось бы взглянуть на тебя. Пат! Когда это случилось?»

«Да, знаешь, почти незаметно в течение последних десяти недель. Хотя потребовалось провести несколько встреч с доктором Мейбл, чтоб все заработало как надо. Между прочим, потребовались и еще более тяжелые переговоры с… хм… с бывшей мисс Каурик, прежде чем удалось уговорить ее разрешить нам с Молли попытать счастье».

«Он говорит о мамочке, — сказала Молли конспиративным шепотом, — ей это жутко не нравится. А мне нравится, дядя Том. Думаю, это очень даже клево».

36

Возвышенность и городок в ЮАР.