Властелин мира - Мютцельбург Адольф - Страница 47

В ответ Лагиде кивнул.

— Граф был со мной совершенно откровенен. Тереза неизменно отзывается о вас с симпатией и дружелюбием. Но ни малейших признаков того, что в ее душе зреет ответное чувство к вам, он пока не замечал. Кстати, граф того же мнения, что и ваш покорный слуга: такой человек, как вы, непременно завоюет любовь Терезы, если оправдает надежды, что на него возлагают. Разве это не достаточное утешение?

— Ничего себе утешение для отчаявшегося! Подобно всем влюбленным, дон Лотарио не усматривал в этом отъезде ничего, кроме тщательно продуманного намерения молодой женщины уклониться от его домогательств.

— К сожалению, мне придется напомнить вам еще кой о чем, — продолжал аббат. — Срок вашего пребывания в Париже истек, вы задержались даже больше положенного. Жаль расставаться с вами, но…

— Мне пора уезжать, я знаю! — с горечью заметил испанец. — Ведь я чувствую себя ребенком, с которым не грех и позабавиться!

— Если вы смотрите на добрые намерения лорда Хоупа глазами ребенка, то глубоко заблуждаетесь, — возразил аббат. — Вспомните, что сделал для вас лорд, и задумайтесь над тем, что только на пути, им предначертанном, вы сможете добиться руки Терезы! Лорд задумал сделать из вас мужчину! Так будьте им!

— Где ты, тихая моя гасиенда? — вздохнул дон Лотарио. — Хорошо, я уеду. Париж и так стал мне ненавистен! Три месяца в Лондоне, а потом — в Берлин или… нет, никогда!

Он покинул аббата, не простившись. В его душе впервые шевельнулся дух противоречия, протеста против сил, бросивших его в далекий незнакомый мир. Он чувствовал себя игрушкой в чужих руках. Но уже сами эти мысли свидетельствовали о пробуждении в нем самостоятельности. На следующий день он отправился в Лондон.

VI. ОСТРОВ НА БОЛЬШОМ СОЛЕНОМ ОЗЕРЕ

— Куда он запропастился? Ведь должен же он быть на этом острове! Пора наконец вывести его на чистую воду!

— Пора, черт возьми! С тех пор как он стал корчить из себя отшельника, не выношу его больше! Похоже, он вовсе и не думает о нас! Ну, погоди, парень, от нас не уйдешь!

— Чертовски неудобная тропинка, клянусь Моисеем и пророками! Не отыщешь местечка, чтобы без опаски поставить ногу! Такое испытание не для меня. Дай-ка руку, брат Хиллоу! Вот так!

Путники продолжали карабкаться вверх. Это были наши старые знакомые — мормоны: доктор Уипки и кряжистый кентуккиец Хиллоу.

— Постой! — воскликнул вдруг Уипки, до этого беспрестанно кряхтевший и стонавший. — Здесь, пожалуй, можно перевести дух. А какой, в самом деле, чудесный вид открывается отсюда! Наш братец не так глуп. Впрочем, он мог бы заняться кое-чем получше, чем отыскивать такие красоты!

Доктор отпустил руку Хиллоу, оперся на свою палку и обвел беспокойным взглядом представшую перед ним панораму. Как уже упоминалось, оба мормона находились на острове. Под ногами у них, далеко внизу, виднелась весельная лодка, на которой дюжий Хиллоу доставил доктора Уипки. Их взорам открылся вовсе не бескрайний океан, а всего лишь большое озеро. Однако его можно было принять за море, потому что к северу и западу его берега отступали на много миль. Но в том месте, где располагался остров, озеро было узким, и отчетливо виднелся ближайший его берег — южный. Восточный берег находился всего в каких-нибудь двух тысячах шагов, и на нем особое внимание привлекали к себе явные признаки будущего города: белые стены, деревянные дома, а кое-где уже и красные черепичные крыши. К северу от острова, где высадились мормоны, из вод озера поднимались еще несколько островов, более крупных. Они были покрыты скалами, как и тот, где происходили описываемые нами события. На одном из островов скалы достигали немалой высоты, почти в две тысячи футов, а на том, куда Хиллоу доставил Уипки, они были, пожалуй, немногим ниже. К озеру — Большому Соленому озеру — со всех сторон подступала равнина, окруженная высокими горами. Более всего она простиралась к югу, там с недавних пор и осели мормоны, положив начало так называемому государству Дезерет, что в переводе с древнееврейского означает «Страна медоносных пчел». Равнину покрывала прекрасная трава, деревьев же, напротив, нигде не было видно, только кое-где встречались кусты хлопчатника. Скалы острова местами тоже поросли кустарником. Вдоль долины змеилась небольшая река — мормоны нарекли ее Иорданом, а строящемуся городу дали название Новый Иерусалим.

— К вашим услугам, господа! — услышали вдруг мормоны у себя за спиной знакомый голос. — Похоже, вы надумали разок порадовать меня?

— Черт побери, да вот же он! — обрадовался Уипки. — Здравствуй, Вольфрам! Как дела, мой мальчик?

— Неплохо! — кратко ответил тот, протягивая руку мормонам. — Что нового в городе? Надеюсь, все в порядке?

— Не мешало бы тебе самому в этом убедиться! — заметил Хиллоу. — Хватит торчать на этих скалах!

— Так скажи нам, чем ты тут занимаешься? — спросил доктор. — Или тебе по душе разыгрывать из себя Робинзона?

— Может быть, — ответил Вольфрам, — мне просто нравится одиночество, только и всего!

— Хм, так может рассуждать только эгоист! — с укоризной сказал Уипки. — Братья нуждаются в твоих услугах!

— Не знаю, что такое «эгоист», — добавил Хиллоу, — но ты, пожалуй, пригодился бы нам в городе.

— Сдается мне, я покуда сам себе хозяин и могу находиться там, где мне заблагорассудится. Скажите прямо, вам поручили вернуть меня?

— Поручили? Отнюдь! — возразил Уипки. — Мы явились по своей воле, как твои лучшие друзья. Смотри, чтобы тебя не изгнали из общины! Что будет тогда с твоей невестой?

— А что с ней может быть? Станет моей женой — только и всего!

— Как сказать! Ты так долго не появляешься, что она может и передумать, — предостерег Уипки. — Последнее время она и так поглядывала на тебя не слишком нежно — не то, что раньше. А если объявится кто-то другой, более ласковый…

— Хватит болтать, черт возьми! — в ярости воскликнул Вольфрам. — Ты решил разозлить меня? Если так, клянусь Богом, ты у меня искупаешься в соленой воде!

— Похоже, одиночество не научило тебя вежливости, — холодно и невозмутимо ответил Уипки. — Хоть ты и угрожаешь мне, послушай дальше. Скажу тебе все как есть. Женщин среди нас немного, поэтому, если ты сам не возьмешь в жены «невесту мормона», ее отдадут за другого.

— Еще не легче! — с горечью сказал Вольфрам. — Как бы вам ни было жаль, я женюсь на ней. И никому не советую становиться мне поперек дороги! Впрочем, это никому и не удастся, даже тебе, ученый доктор!

— Скажу по секрету, если ты не вернешься в общину и не возьмешься за ум, твоя возлюбленная достанется другому. Нам нужны жены, а француженка очень недурна.

— Оставь меня в покое! — сказал Вольфрам, презрительно улыбаясь.

Доктор вместе с Хиллоу отправились восвояси. Казалось, и кентуккиец не в восторге от этой встречи. Он был угрюм и недоволен тем, что такой молодой и крепкий парень тратит время на всякие чудачества, когда в Новом Иерусалиме каждая пара рук на счету. Между тем Вольфрам взобрался на выступ и оттуда провожал юглядом уходящих мормонов. Скрестив руки на груди, он с каждой минутой хмурился все больше, пока его брови окончательно не сошлись на переносице. Он был красив какой-то мрачной красотой, словно падший ангел.

— Он сказал «пригодился бы»! Как будто я мог там пригодиться! Они считают, что я мог быть там полезным! — сорвалось с его губ, искривленных в презрительной усмешке. — Глупцы! Что вы называете полезностью, в чем для вас смысл жизни? Тебе, Хиллоу, неважно, чем заниматься: валить лес в Огайо или Миссури или возводить город мормонов здесь, в Новом Иерусалиме. А ты, Уипки, лицемер и негодяй, и тебя не было бы среди нас, будь мы такими кроткими, благочестивыми и честными, какими, по твоим словам, должны быть! Вам угодно изгнать меня; ну что же, мне все равно, я даже буду рад! Вашей глупостью я сыт по горло! Дурачьте кого хотите, но только не меня!

Он уже умолк, а гримаса презрения все еще кривила рот. Лишь спустя некоторое время лицо его вновь сделалось серьезным и строгим.