Хроники тысячи миров (сборник) - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 67

Потом Кресс снова намертво заколотил дверь досками.

Затем поспешил подняться наверх, в дом, – а по его сознанию медленно расползалось чувство глубокого удовлетворения, накладываясь на страх, будто сахарный сироп – на блинчик. Кресс сильно подозревал, что это удовлетворение принадлежит не ему самому.

Он хотел уехать из имения. Улететь в город. Снять номер на ночь – или, допустим, на год. А вместо этого банально запил, сам не понимая, отчего и зачем. Неторопливо, планомерно, часами он нажирался в гостиной, периодически яростно выблевывая выпитое на ковер.

На какое-то время, похоже, он отключился. А когда проснулся, в доме было темно, хоть глаз выколи.

Кресс заворочался на диване. Он слышал звуки. Проклятые твари возились где-то в стенах. Они окружали со всех сторон. Слух его внезапно сделался немыслимо, неправдоподобно острым. Каждый треск половицы, каждый шорох казался шагом песчаного короля…

Кресс, зажмурившись, напряженно ждал: вот-вот он ощутит их ужасные прикосновения. Боялся шевельнуться, чтоб только самому не натолкнуться на кого-то из них.

Кресс всхлипывал и старался лежать как можно неподвижнее.

Тянулись минуты. Ничего не происходило.

Дрожа, он вновь открыл глаза. Тени постепенно смягчались, расплывались, отступали. Сквозь высокие окна лился бледный лунный свет. Зрение привыкало к полумраку.

Гостиная была пуста. Никого, никого, никого – только смутные отголоски кошмаров, которые он сам же спьяну и навыдумывал!

Кресс взял себя в руки. Встал с дивана. Включил свет.

Никого. Ни единой живой души.

Он прислушался.

Ничего. Ни скрипа, ни шороха в стенах. Всё – одна лишь игра воображения, порожденная страхом.

Потом к нему снова пришли воспоминания о Лиссандре и той твари в погребе, и подавить их не выходило уже никак. Кресса переполняли стыд и гнев. Что он натворил, зачем?! Почему?! Надо было помочь Лиссандре выжечь погреб, истребить там все живое. Зачем, почему? А то не знал он, и зачем, и почему. Матка заставила его. Матка вселила в него страх. Во говорила – она обладает псионическими способностями, даже несмотря на свои ничтожные размеры. А теперь она – большая, огромная. Она уже слопала Кэт и Иди, а сейчас там, внизу, еще два трупа к ее услугам. Матка будет жрать – и продолжать расти. И – подумалось кстати – она небось уже к вкусу человечины неплохо попривыкла.

Кресса затрясло, – но он снова, хоть и с трудом, взял себя в руки, и дрожь прекратилась. Матка не причинит ему вреда. Он бог песчаных королей, а белые к тому же всегда ходили у него в любимчиках.

Кресс вспомнил, как вонзал в матку меч. Сразу после этого к нему Кэт заявилась… Кэт? Да пошла она, эта Кэт!

Он больше не мог оставаться в доме. Скоро матка проголодается. Она же огромная, ей много времени не понадобится. Аппетит у нее, наверно, чудовищный. И тогда… что она сделает? Убираться надо, подальше, в городскую безопасность, и поскорей, пока матка еще надежно заперта в винном погребе. Да, но что там за пол? Пластик, а под ним – утрамбованная земля, а воины умеют и копать, и прорывать тоннели. Когда они выберутся на свободу… Крессу и думать про такое не хотелось.

Он метнулся к себе в спальню и принялся торопливо собираться. Упаковал три сумки. Одна-единственная смена одежды, больше не понадобится; ну а все остальное пространство он битком набил ценными вещами – драгоценностями, произведениями искусства и прочими дорогостоящими безделками, с какими слишком жаль было расставаться. Кресс осознавал – больше он сюда не вернется.

Вслед за ним по ступенькам бежал шаркун, – следовал за хозяином, впиваясь в него отчаянным, молящим взглядом. Тощий совсем стал. Кресс прикинул: черт-те сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз кормил зверюгу. Обычно шаркун и сам о себе неплохо умел позаботиться, однако в последнее время, судя по всему, с добычей у него здорово не ладилось. Когда тварь попыталась радостно ухватить Кресса за ногу, тот отпихнул беднягу – да еще и пнул со злостью, и шаркун, похрюкивая от обиды, поплелся прочь.

Неловко ухватив все сумки разом, Кресс поспешил на двор и захлопнул за собой дверь.

Минуту-другую он постоял, прижавшись к стене, – сердце в груди выплясывало. Между ним и глайдером – только несколько метров. Сделать этот десяток шагов ему было страшно. Ярко сияла луна, ясно виднелись следы учиненной перед домом бойни. Погибшие огнеметчики Лиссандры лежали там, где их застигла смерть, – одно тело обгорелое, искореженное; второе – под вспученной массой мертвых песчаных королей. И воины – куда ни глянь, вокруг – черные и красные воины. Кресс не без усилия припомнил, что они тоже мертвы. Больше похоже было, будто они попросту замерли в ожидании, как уже не раз делали прежде.

Чушь, разозлился на себя Кресс. Очередной пьяный кошмар. Он собственными глазами видел, как разносили замки. Черные и красные подохли, белая матка – в ловушке, заточена в погребе. Он несколько раз глубоко и трудно вздохнул, – и ступил на песчаных королей. Панцири захрустели под ногами. Он яростно втаптывал черные и красные тельца в землю, – ни одно не шелохнулось.

Кресс заулыбался. Неторопливо пошел по полю недавней битвы, прислушиваясь к звукам спасения и безопасности.

Хруст. Шорох. Хруст.

Он аккуратно поставил сумки на землю и открыл дверцу глайдера.

Что-то выползло из тени на свет. Светлая фигурка на сиденье глайдера – длиной примерно ему по предплечье. Жвалы тихонько клацнули, на Кресса уставились шесть глазенок, расположенных по всему телу существа…

Кресс обмочился и как можно медленнее отступил.

В глайдере вновь началось движение. Дверь он оставил открытой. Песчаный король выбрался и сторожко двинулся в его сторону. За ним последовали остальные, прятавшиеся раньше под сиденьями или в прогрызенной обивке. Теперь они вышли – все до единого. И окружили глайдер неровным кольцом.

Кресс облизнул пересохшие губы, развернулся и молнией помчался к глайдеру Лиссандры.

Остановился он примерно на полпути, – во втором глайдере тоже происходило шевеление. Твари, едва различимые в лунном свете, явственно напоминали гигантских насекомых.

Всхлипывая, Кресс ретировался к дому. Уже у входной двери он поднял глаза…

Не меньше десятка длинных белых силуэтов карабкались туда и сюда по стенам. Четверо, будто склеенные вместе, – у самой крыши заброшенной колокольни, где некогда свил себе гнездо ястреб-стервятник. Они что-то высекали в камне.

Что-то? Лицо. Очень притом узнаваемое.

Кресса передернуло, он бросился в дом – прямиком к бару с запасами алкоголя.

Изрядная доза выпивки принесла долгожданное сонное забвение. Но потом он проснулся. Вот так, пьяный ли, трезвый – проснулся, и все тут. Башка трещала, от немытого тела несло потом, и хотелось есть.

Он был голоден. Сильно. Как никогда в жизни.

Кресс знал – это не его желудок сейчас сводит голодной болью.

Белый песчаный король, пристроившийся на комоде в спальне, наблюдал, легонько шевеля усиками-антеннами. Большой. Вроде вчерашних, ночных, из глайдера. Кресс подавил в себе желание обратиться в бегство.

– Я… я тебя накормлю, – сказал он белой твари. – Я тебя накормлю.

Слова едва вылетали из пересохшего, точно наждачная бумага, рта.

Кресс вновь облизнул губы и выскочил из комнаты.

В доме было полным-полно песчаных королей, приходилось соображать, куда ставить ногу при ходьбе. Казалось, все воины попросту занимаются собственными делами. Они перестраивали дом, вбегали и выбегали наружу, лазили по стенам, вырезали на них изображения. Дважды – в самых неожиданных местах – Кресс натолкнулся на свои портреты. Лица – искаженные, измученные, перекошенные от страха.

Он вышел на двор – подобрать трупы, разлагавшиеся возле дома; возможно, они помогут унять голод белой матки? Тел не было, исчезли. Оба! Кресс вспомнил, с какой легкостью песчаные короли перетаскивали грузы, во много раз превосходившие их вес.