История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович - Страница 37

проявляется в ряде описательных и элегических эпи грамм, полных

прекрасной сдержанности и пластической выразительности. То же

влияние, в более преобразованной и освоенной форме, видно в

лучшем лирическом стихотворении этого периода (и одном из

величайших пушкинских стихотворений вообще) – в изумительном

Наполеоне (1821).

Чисто французский, вольтеровский, XVIII-вековый элемент

оставался в поэзии Пушкина еще некоторое время после его

знакомства с Байроном. Именно тогда он написал самую вольтеров -

скую из своих поэм – богохульную и сладострастную Гаврилиаду

(1821), которая доставила ему много неприятностей в следующее

царствование и была впервые напечатана только через много лет

после его смерти (Лондон, 1861). Написанная совершенно в стиле

антирелигиозных стихов Вольтера или Парни, она отличается от них

тем, что она несерьезна, – это не антирелигиозная пропаганда, на

которую она и не рассчитана, а просто пена непочтительной,

чувственной и необузданной юности.

Средний период творчества Пушкина совпадает с писанием

Евгения Онегина, его самого длинного, самого популярного и

влиятельного и, пожалуй, самого характерного произведения. Это

«роман в стихах», в восьми песнях, которые называются главами. Он

был начат весной 1823 г. и закончен осенью 1830-го; несколько

завершающих штрихов были добавлены в 1831 г. Начальный импульс

шел от Дон Жуана, но кроме общей идеи – написать длинную

повествовательную поэму стансами, с сюжетом из современной

жизни, в полусерьезной, полушутливой тональности – Евгений

Онегин имеет мало общего с байроновским эпосом. Он не имеет

достоинств Дон Жуана – ни широкого, как море, размаха, ни

сатирической силы. Достоинства его совершенно иного порядка. Он

менее разбросан, и хотя, когда Пушкин его начинал, он еще не знал,

как его кончит, это история с началом, серединой и концом. Его

единство – не заранее заданное и обдуманное единство, но нечто

подобное органическому единству жизни отдельного человека. Он

отражает периоды жизни поэта между его двадцать четвертым и

тридцать вторым годом. Переход от буйного юношеского

воодушевления первой главы к смирению и приглушенному трагизму

восьмой происходит постепенно, как рост дерева.

Первая глава, написанная в 1823 г., венчает пушкинскую юность.

Это самое блестящее из всех его произведений. Оно искрится и

пузырится, как шампанское – заезженное, но неизбежное сравнение.

Это описание жизни молодого петербургского дэнди (Пушкин

пользуется этим английским словом), которую вел сам Пушкин перед

ссылкой. Это единственная глава из всех восьми, где веселость

преобладает над серьезностью. Следующие главы написаны в том же

стиле, но он становится сдержаннее и мягче по мере того, как

проходят годы. Смесь юмора (не сатиры) и поэтического чувства,

беспредельное богатство и разнообразие эмоциональных оттенков и

переходов напоминают Тристрама Шенди (автора которого Пушкин

высоко ценил), но свобода, непосредственность и мощная энергия

поэмы Пушкина были для Стерна недостижимы.

Евгений Онегин – венец первых зрелых лет Пушкина и самое

полное выражение его так называемой «субъективной» манеры, в

отличие от объективной и безличной, характерной для более поздних

лет. Из всех его произведений тут меньше всего видна сдержанность:

поэт разрешает себе отступления – лирические, юмористические,

полемические. Он не выставляет напоказ экономию художественных

средств. Больше, чем где-либо, он полагается на впечатление,

производимое атмосферой. Но его чувство меры и безошибочное

мастерство присутствует в Онегине так же, как и во всех его

произведениях. Многие русские поэты подражалиманере Онегина, и

все с сомнительным успехом. Она требует двух качеств, очень редко

встречающихся в соединении, – безграничной, неисчерпаемой

жизненной силы и безошибочного чувства художественной меры.

Говоря о глубоком влиянии Онегина на последующее развитие

литературы, я не имею в виду прямое метрическое потомство этого

«романа в стихах». Речь идет о типе реализма, впервые им

введенного, о стиле обрисовки характеров, о типах людей и о

построении рассказа, которые можно считать источником

позднейшего русского романа. Реализм Онегина – тот особый

русский реализм, который поэтичен, не идеализируя реальности, ни в

чем не поступаясь реальностью. Этот же реализм оживет в романах

Лермонтова, Тургенева и Гончарова, в Войне и мире и в лучших

вещах Чехова – хотя его законность вне совершенной поэтической

формы, приданной Пушкиным, внушает сомнения. Обрисовка

характеров в Онегине – не аналитична, не психологична, а поэтична,

зависима от лирической и эмоциональной атмосферы,

сопровождающей персонажей, а не от препарирования их мыслей и

чувств. Стиль портретирования унаследован от Пушкина Тургеневым

и другими русскими романистами, но не Толстым и Достоевским. Что

касается характеров, то Онегин и Татьяна – прародители большого

потомства в русской литературе; герои Лермонтова, Гончарова и

Тургенева все носят черты фамильного сходства. Наконец,

конструкция рассказа, столь отличная от пушкинской прозы, стала

нормой для русского романа. Простой сюжет, логически

развивающийся из характеров героев, и несчастливый,

наталкивающий на размышления приглушенный конец стали

образцом для русских романистов, особенно опять-таки для

Тургенева. Многие приемы Онегина можно считать романтическими,

но дух этой поэмы иной. Как во всех зрелых произведениях

Пушкина, в нем господствует суровый моральный закон Рока. Без -

ответственное потакание собственным прихотям и эгоизм исподволь,

неотвратимо, без театральных эффектов губят Онегина, в то время

как спокойное самообладание и смирение Татьяны венчают ее тем

неоспоримым моральным величием, которое всегда ассоциируется с

ее именем. Создав Татьяну, Пушкин избежал почти неизбежного – не

сделал добродетельную женщину, холодно отвергающую любимого

человека, ни ханжой, ни пуританкой – и в этом его величие.

Добродетель Татьяны искупается печалью, которой ей не превозмочь,

спокойным и безропотным решением отвергнуть единственно

возможный для нее рай и жить без всякой надежды на счастье.

Отношения Татьяна – Онегин часто возрождались в русской

литературе, и противопоставление мелкого и слабого мужчины

сильной женщине стало почти заезженным у Тургенева и других. Но

классическое отношение Пушкина – сочувствие без жалости к

мужчине и уважение без «награды» к женщине – никогда не

возродилось.

Во время работы над Онегиным Пушкин написал много других

поэтических произведений, разного значения, но на том же уровне

совершенства. Ближе всего к Онегину стоят повести в стихах из

современной русской жизни – Граф Нулин (1825), блестящий и

остроумный анекдот в стихах, по манере более реалистичный и

иронический; и Домик в Коломне (1830) – поэма в октавах, нечто

вроде русского Беппо, последний опыт в «свободном» онегинском

стиле.

Байроническая повествовательная форма была использована в

поэмах Цыганы (1824, опубликована в 1827) и Полтава (1828,

опубликована в 1829). Эти поэмы несравненно выше двух первых

байронических. От влияния Байрона в них не осталось ничего, кроме

идеи написать повесть в стихах с лирической окраской и с резкими

переходами от эпизода к эпизоду. Цыганы – одно из величайших