История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович - Страница 71

В нем ясно видны все недостатки писателя: отсутствие воображения;

крайняя субъективность психологической обрисовки и вследствие

этого безжизненность всех персонажей, не построенных на

самоанализе; отсутствие поэтичности и истинного вдохновения и –

непреодолимая душевная мелкость. Можно сказать, что все в Обрыве

неудачно, кроме основанного на детских воспоминаниях автора

портрета патриархальной, деспотичной и доброй бабушки, широкого

и экономного в одно и то же время жизненного уклада в ее

обширной, почти деревенской приволжской усадьбе, нависшей над

«обрывом». Бесцветный герой – Райский – слабое и обобщенное

отражение авторского «я». Гордая и страстная героиня – Вера –

печальная неудача автора, а нигилист Марк Волохов – просто плоская

и нелепая фигура.

Обломов – совсем другое дело. Это великая книга. Избитая точка

зрения учителей и профессоров литературы – что Гончаров «великий

стилист и великий объективный живописец реальности» – до

смешного неверна. Все как раз наоборот. Проза Гончарова – это

золотая середина, как и аксаковская и тургеневская, но в то время как

у Аксакова и Тургенева соблюдено чувство меры в аристотелевском

понимании, у Гончарова – умеренность в обычном английском

смысле слова. В его прозе нет ни прекрасной полноты и щедрости

Аксакова, ни грации и нежности Тургенева. Что касается

объективности, то Гончаров был так же неспособен заглянуть в

другого человека, как до него Гоголь. У него был глаз и была

способность к самоанализу. Он умел видеть и регистрировать

внешнюю жизнь и умел извлекать из своего внутреннего «я» более

или менее сублимированные отражения. Величайшее из них –

Обломов. Обломов более чем персонаж: это – символ. То, что он

написан только с помощью скромных, чисто реалистических средств,

еще усиливает этот символизм. Совершенно очевидно, что он был – и

немедленно был признан – воплощением части русской души, точнее,

части души русского дворянства – ее лености и неспособности к

действию. У него высокое нравственное чувство, он открыт для

широких замыслов, но неспособен ни к труду, ни к дисциплине.

Часть романа, первой появившаяся в печати, – Сон Обломова – это

широкая, обобщающая картина жизни русского поместного

дворянства, та почва растительного комфорта, без труда

приобретенного богатства и полной безответственности, которая

взрастила Обломова. Сон Обломова содержится в первой части

романа, наиболее всем знакомой и чаще всего комментируемой. Мы

видим Обломова в его петербургской квартире – видим, как он

проводит день, частью в постели, частью в халате. Медлительный,

сознательно-неторопливый рассказ еще усиливает впечатление

безнадежности и невозможности выбраться из обволакивающей

вязкой лени. На то, чтобы встать с постели, Обломову требуется

целая глава. Цитируя мисс Харрисон, скажем, что его просторный

халат доминирует над всем романом как «ибсеновский символ»

«невозможности физического и психологического приведения себя в

порядок». Слуга Обломова Захар полностью гармонирует со своим

хозяином. Затем вводится контраст – практичный и энергичный

Штольц (показательно, что он – полунемец), апостол труда и

действия. Тут-то и выявляется умственная и нравственная

несостоятельность Гончарова: Штольц безнадежно неинтересен и

лишен объемности. Конечно, все бессознательные симпатии автора

на стороне Обломова, но Гончаров – бюрократ и литератор, стараясь

наградить своего героя – Штольца – всеми положительными

добродетелями, которые мог придумать, только проявляет

собственную мелкость. Во второй части у Обломова роман, из

которого ничего не выходит, потому что он не в состоянии вырваться

из ярма своих неряшливых привычек и в конце концов вызывает

отвращение у своей многотерпеливой дамы. Как и все любовные

истории, написанные Гончаровым, несмотря даже на ее

автобиографичность, эта история очень несовершенна, и ее героиня

так же неубедительна, как Вера из Обрыва. Третья и четвертая части

не так часто цитируются и читаются в школе, однако они

несомненно – высочайшее достижение Гончарова. Обломов, все

более и более предающийся своему распущенному безделью, в

котором всегда таится отравленное жало недовольства собой, уходит

от общества. Его квартирная хозяйка, необразованная молодая

женщина Агафья Михайловна, любит его и становится его

любовницей. Она любит его искренно и трогательно, но подчиняется

своим родичам, бессовестным негодяям, эксплуатирующим любовь к

ней Обломова, чтобы шантажом и выманиванием завладеть всем его

имуществом. Несмотря на энергичное вмешательство как всегда

энергичного и делового Штольца, Обломов погружается все глубже и

глубже в тину своего нового окружения и умирает в объятиях Агафьи

Михайловны, к ее отчаянию и радости ее родственников. Атмосфера

неизбежного рока, постепенно сгущающаяся над Обломовым,

необратимое воздействие засасывающей его тины переданы с

истинно поражающей силой. Русская реалистическая литература

богата мрачнейшими историями, но нигде (за исключением великого

романа Салтыкова) не было превзойдено в этом отношении великое

достижение Гончарова в третьей и четвертой частях Обломова.

Гончаров, как Аксаков, и более, чем Тургенев, выражает

тенденцию русского романа обойтись без увлекательного сюжета.

В Обломове нет ни событий, ни приключений; они есть в Обрыве, но

рассказаны в такой плоской и инфантильной манере, что лучше о них

вовсе не говорить. У него существует лишь постоянное, постепенное

разворачивание неизбежного. Это то, что мисс Харрисон назвала

тенденцией русского романа к «несовершенному виду» – т. е. к той

форме русского глагола, где действие находится в процессе

осуществления. Эта тенденция, после Лермонтова, господствовала во

всей русской литературе; исключением были плебейские писатели –

Лесков и Писемский. Но нигде она так не всеобъемлюща и

оправдана, как в Обломове, ибо здесь эволюционный детерминизм

манеры (в сущности – отрицание действенности человеческой воли)

находится в полной гармонии с ленивым и бессильным

детерминизмом героя.

5. ТУРГЕНЕВ

Иван Сергеевич Тургенев родился 28 октября 1818 г. в Орле.

Отцом его был красивый, но обедневший дворянин, который служил

в кавалерии и обладал большой притягательностью для

противоположного пола. Он женился на барышне Лутовиновой,

состоятельной наследнице, которая была старше его. У нее было

очень несчастливое детство и юность, и она обожала мужа, который

никогда ее не любил. Это и то, что она была владелицей большого

состояния, сделало из госпожи Тургеневой озлобленного и

невыносимого домашнего тирана. Хотя она и была привязана к сыну,

обращалась она с ним невыносимо деспотически, а с крепостными и

слугами была попросту жестока. В доме своей матери будущий автор

Записок охотника увидел крепостное право в его наименее

привлекательном виде.

В 1833 г. Тургенев поступил в Московский университет, но

проучился там только год, потому что в 1834 г. его мать переехала в

Петербург, и он перешел в университет в Петербурге. Учился он у

друга Пушкина профессора Плетнева, и ему даже удалось однажды

встретиться с великим поэтом. Первые его стихи были опубликованы

в плетневском, бывшем пушкинском, Современнике (1838). Эта связь

с «литературной аристократией» очень важна: только у Тургенева из

всех его современников была живая связь с веком поэзии. Он

получил свидетельство об окончании в 1837 г. и потом уехал в