История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович - Страница 75

пушкинской Татьяны, но это нисколько не уменьшает заслуг их

автора. Такие создания, как Маша ( Затишье), Наталья ( Рудин), Ася и

Лиза ( Дворянское гнездо), – венец не только русской, но и всей

художественной литературы. Главные черты тургеневской героини –

нравственная сила и смелость; она может пожертвовать всем на свете

ради страсти (Наталья), она может принести счастье всей жизни в

жертву долгу (Лиза). Но читателя особенно трогает в этих женщинах

не столько их моральная красота, сколько необычайная поэтическая

красота, сотканная вокруг них тонким и совершенным искусством их

творца. В этом Тургенев достигает своих высот, тут выражается его

единственное несравненное искусство, не столько даже в самых

знаменитых его романах ( Рудин, Дворянское гнездо), сколько в двух

повестях, Затишье и Первая любовь. В первой из них чисто

тургеневская, трагическая, поэтическая деревенская атмосфера

достигает своей кульминации, и богатство обертонов, определяющих

характеры, превосходит все, когда-либо им написанное. Это выходит

за рамки литературы, поднимается до поэзии – не по красоте

отдельных слов и частей, но по чистой силе внушения и насыщенной

значимости. Первая любовь стоит особняком среди остальных

тургеневских произведений. Атмосфера ее прохладнее и яснее и

больше напоминает разреженный воздух произведений Лермонтова.

Герои, Зинаида и отец рассказчика (традиция – считать, что Тургенев

изобразил здесь своего отца), обладают той звериной силой жизни,

которую Тургенев редко позволяет своим персонажам. Их страсти,

сильные и четкие, не подернуты смутной идеалистической дымкой,

они эгоистичны, но этот эгоизм искупается все той же

всеоправдывающей силой жизни. Первая любовь стоит одиноко во

всем тургеневском творчестве и не дает чувства отдохновения. Но

показательно, что рассказ ведется от лица мальчика – поклонника

Зинаиды – о муках подростка, ревнующего ее к своему сопернику-

отцу.

В зените своей популярности, в 1860 г., Тургенев написал

знаменитый очерк (первоначально прочитанный как доклад в

литературном обществе) – Гамлет и Дон Кихот.

Он считал, что именно эти два персонажа являются прототипами

избранной, мыслящей части человечества, которая делится на

интровертов, погруженных в самоанализ ( grubelnd) и потому

бездействующих, – Гамлетов, и восторженных, преданных одной

идее, отважных до того, что рискуют показаться смешными – Дон

Кихотов. Сам он и большинство его героев – Гамлеты. Но ему всегда

хотелось создавать Дон Кихотов, деятельных благодаря свободе от

рефлексии и вечных вопросов, но стоящих выше филистеров

благодаря своим высоким идеалам. Самый запоминающийся из

ранних тургеневских опытов по созданию Дон Кихота – Яков

Пасынков, герой одноименного рассказа.

В конце сороковых годов критика, заметившая постоянную

бездеятельность тургеневских героев, стала требовать от него героя

более активного и деятельного. Это он попытался сделать в

Накануне. Но попытка оказалась неудачной. Своим героем он сделал

болгарского патриота Инсарова, но вдохнуть в него жизнь ему не

удалось. Инсаров – молчаливый манекен, порою просто смешной.

Вместе с напыщенной и пресной Еленой, Инсаров сделал из

Накануне бесспорно самый плохой из всех романов Тургенева зрелой

поры. Лучшим же романом и самым главным в творчестве Тургенева

стали Отцы и дети, один из величайших романов девятнадцатого

столетия. В нем Тургенев с триумфом разрешил две задачи, которые

ставил перед собой: создал живой мужской характер, не построенный

на самоанализе, и победил противоречие между воображением и

социальной тематикой. Отцы и дети – единственный роман

Тургенева, где общественные проблемы без остатка растворились в

искусстве и откуда не торчат концы непереваренного журнализма.

Тонкое и поэтическое повествовательное мастерство Тургенева

достигает тут совершенства, и Базаров – единственный из

тургеневских мужчин, достойный стать наравне с его женщинами.

Но, может быть, нигде врожденная слабость и женственность этого

гения не проявились так ясно, как в этом, лучшем его романе.

Базаров – сильный человек, но он написан с восхищением и

изумлением, написан автором, для которого сильный человек есть

нечто ненормальное. Тургенев был неспособен сделать своего героя

победителем и, чтобы избавить его от несоответствующей трактовки,

какой бы он подвергся, если бы ему на долю выпал успех, позволяет

ему умереть, но не в результате естественного развития сюжета, а по

слепому указу судьбы. Ибо судьба, слепой случай, нелепая

случайность господствуют в тургеневском мире, как и в мире Томаса

Харди, но персонажи Тургенева покоряются этому с пассивным

смирением. Даже героический Базаров умирает безропотно, как

цветок в поле, молча, мужественно, но не протестуя.

Было бы неправильно утверждать, что после Отцов и детей

гений Тургенева стал угасать, но, во всяком случае, он перестал

развиваться. И что было особенно важно для его современников,

Тургенев потерял связь с русской жизнью и потому перестал иметь

значение как современный писатель, хотя навсегда остался

классиком. Его обращение к насущным вопросам дня в Дыме (1867) и

Нови (1876) только выявило яснее, что он потерял связь с новой

эпохой. Дым – самый плохо построенный из его романов; в нем

содержится прекрасная любовная история, которая нашпигована

разговорами, постоянно прерывающими ее течение; к персонажам

эти разговоры не имеют никакого отношения, это просто

диалогизированные журнальные статьи на тему о том, что вся

мыслящая и образованная Россия не более чем дым. Новь – полная

неудача, незамедлительно признанная таковой. Несмотря на то что

многое в ней написано в лучшей тургеневской манере (изображение

семьи аристократического бюрократа Сипягина принадлежит к его

лучшим сатирическим наброскам), роман в целом испорчен полным

незнанием положения в России и, как следствие этого, – совершенно

ложным представлением о проблемах, которым посвящен роман.

Изображение революционеров семидесятых годов здесь напоминает

рассказ о чужой стране человека, который никогда в ней не бывал.

Но, утратив способность писать для своего времени, Тургенев

сохранил творческий гений для создания изумительных рассказов о

любви, которые стали его главным вкладом во всемирную

литературу. Дым, если выстричь все разговоры, оказывается

прекрасной повестью, которая может выдержать сравнение с его

лучшими вещами пятидесятых годов, и таковы же Вешние воды

(1871). У них один и тот же сюжет: молодой человек любит чистую

прелестную девушку, но оставляет ее ради зрелой и похотливой

тридцатилетней женщины, любимой многими, для которой он лишь

игрушка мимолетной страсти. Образы Ирины (взрослой женщины в

Дыме) и Джеммы, итальянской девушки в Вешних водах,

принадлежат к самым прекрасным в Тургеневской галерее. Вешние

воды даны в форме воспоминания, и большинство других рассказов,

написанных в последний период, имеют местом действия

дореформенную Россию. Некоторые из них – чисто объективные

маленькие трагедии (как, например, одна из лучших Степной король

Лир, 1870); другие – отрывки воспоминаний, в какой-то мере

повторяющие темы и стиль Записок охотника. Есть и чисто автобио-

графические воспоминания, в том числе интересные рассказы о