История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович - Страница 27

души». Стендаль имеет дело с психологией «целых чисел». Он прослеживает

главные, сознательные, творческие линии психической жизни. Чехов

сосредоточен на «дифференциалах» сознания, его меньших, подсознательных,

невольных, разрушительных и растворяющих силах.

Как искусство чеховский метод активен, – более активен, чем, например,

прустовский, потому что основан на более четком и сознательном отборе

материала и на более сложном и тщательном его расположении.

Но как «мировоззрение», как «философия», этот метод глубоко пассивен и

«лишен сопротивляемости», поскольку представляет собой полную сдачу на

милость «микроорганизмов» души, ее разрушительных микробов.

58

Отсюда общее впечатление, производимое творчеством Чехова, –

впечатление, будто бы у него был культ слабости и бездействия. На самом деле

у Чехова не было другого способа проявить сочувствие своим персонажам,

кроме как показать подробно процесс их подчинения своим микробам .

Сильный человек, который не терпит поражения в этой борьбе или вообще ее

не пережил, всегда вызывает у Чехова меньше сочувствия и играет у него в

произведениях роль «злодея», – насколько слово «злодей» вообще применимо к

чеховскому миру.

Сильный человек в этом мире просто бесчувственное животное, с

толстой кожей, не чувствующей «уколов», которые являются единственно

важным в жизни.

Рассказы Чехова построены так, что конструкция у них не

повествовательная – ее скорее можно назвать музыкальной, только не в том

смысле, что его проза мелодична – она не мелодична, Чеховский метод

построения рассказа сходен с методами музыкального построения. Рассказы его

одновременно текучи и точны. Чехов строит свои рассказы по чрезвычайно

сложным кривым, но эти кривые точно рассчитаны.

Рассказ Чехова – серия точек, через которые можно точно провести

кривые, которые он разглядел в запутанной паутине сознания. Чехов

замечательно прослеживает первые стадии эмоционального процесса,

указывает первые симптомы отклонения – еще не различимые для постороннего

взгляда и даже для того, в ком идет процесс, – первые симптомы, когда

нарождающаяся кривая, кажется, еще совпадает с прямой. Легчайшее

прикосновение – сначала почти не привлекающее внимания читателя – дает

намек на направление, в котором пойдет рассказ. Потом оно повторяется как

лейтмотив, и при каждом повторении становится яснее отклонение кривой,

которая заканчивается совсем в другом направлении, чем начальная прямая.

Такие рассказы как Учитель словесности, Ионыч, Дама с собачкой –

превосходные примеры этих эмоциональных кривых. В Ионыче прямая линия –

это любовь доктора к мадмуазель Туркиной, а кривая – его погружение в

эгоистическое самодовольство успешной провинциальной карьеры.

В Учителе словесности прямая – опять любовь героя; кривая – дремлющее

в нем недовольство эгоистическим счастьем и умственные запросы.

В Даме с собачкой прямая линия – отношение героя к своему роману с

«дамой» как к банальной и преходящей интрижке, кривая – его непреодолимая

и всепоглощающая любовь к ней.

В большинстве рассказов Чехова эти конструкции осложнены богатой и

мягкой атмосферой, созданной изобилием эмоционально-значительных деталей.

Таким образом достигается поэтический, даже лирический эффект: как и в

лирике, интерес читателя сосредоточен не на развитии событий, а на

«заражении» настроением автора. Чеховские рассказы – лирические

монолиты, их нельзя разъединить на эпизоды, потому что каждый эпизод четко

обусловлен целым и без целого лишен смысла. В архитектурном единстве

Чехов превосходит всех русских писателей реалистической эпохи. Только у

Пушкина и Лермонтова мы находим равный или даже больший дар построения.

Чехов считал Тамань Лермонтова лучшим из всех рассказов, когда-либо

написанных, – и это мнение не лишено оснований. Тамань предварила

чеховский метод лирической конструкции. Только воздух Тамани яснее и

холоднее, чем мягкая, «сочно-осенняя» атмосфера чеховского мира.

Несколько в стороне от остального зрелого творчества Чехова стоят

повести Моя жизнь и В овраге. Моя жизнь – история толстовца, и нельзя не

заметить, что Чехов старался приблизиться здесь к более ясному и

59

рациональному стилю Толстого. В рассказе есть прямота повествования и

разреженность атмосферы, редкие у Чехова. Несмотря на сравнительное

отсутствие атмосферы, это, возможно, самый поэтически наполненный его

рассказ. История убедительно символична. Герой, его отец, его сестра,

Ажогины, Анюта Благово выделяются с четкостью персонажей «моралите».

Общий и неопределенный характер самого названия помогает сделать рассказ

«жизнью каждого человека».

По поэтической мощи и значительности Моя жизнь может считаться

шедевром Чехова – пожалуй, превосходит ее только В овраге. В овраге – один

из последних рассказов Чехова – удивительное произведение. Место действия –

промышленный район недалеко от Москвы; сюжет – история семьи лавочника.

Рассказ поразительно свободен от лишних деталей, его атмосфера создается с

помощью нескольких описательных мазков, самим движением повествования.

Рассказ бесконечно богат эмоциональным и символиче ским значением. В обеих

повестях ( Моя жизнь и В овраге) есть редкие для Чехова убежденность и

острота нравственной оценки, которые ставят их выше его остального

творчества. Все произведения символичны, но в большинстве их символика

выражена не так конкретно, завораживающе туманно. Они близки к

Метерлинку, при всем огромном стилистическом различии между русским

реалистом и бельгийским мистиком. Палата № 6 – самый темный и жуткий из

чеховских рассказов – особенно примечателен этим завораживающим

символизмом именно в силу своей реалистичности. ( Черный монах –

единственный случай, когда Чехов отступил от чистого реализма, – полная

неудача). Но наибольшего развития чеховский символизм достиг в его пьесах,

начиная с Чайки.

Первая чеховская попытка использовать драматическую форму – На

большой дороге (1885). Это переделка его раннего рассказа. Пьеса не увидела

сцены: цензура сочла ее слишком «мрачной и грязной». Она была напечатана

только после его смерти.

В 1886 г. Чехов написал свою первую настоящую пьесу – Иванов. Иванов,

как и рассказ Именины, да и другие произведения этого периода – пьеса

промежуточная, в ней чувствуется, что рука еще не владеет материалом.

Иванов имел сценический успех и, вдохновленный этим успехом, Чехов почти

немедленно начал следующую пьесу – Леший. Но друзья, которым Чехов

показал Лешего, отнеслись к этой пьесе так холодно, что Чехов отложил ее и

забросил серьезную драматургию.

Он написал ряд одноактных комедий ( Медведь, Свадьба и т. д.) в стиле,

близком к его ранним юмористическим рассказам. Эти комедии были хорошо

приняты поклонниками чеховского комического таланта и стали пользоваться

широкой популярностью. Их по-прежнему часто ставят в провинции и особенно

в любительских театрах.

В 1896 г. Чехов вернулся к серьезной драматургии и написал Чайку. Я уже

рассказывал историю первоначального провала и после дующего успеха этой

пьесы. Потом Чехов вернулся к Лешему, который превратился в Дядю Ваню, за

ним последовали Три сестры и Вишневый сад. Это четыре знаменитые пьесы