Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Нагорный Алексей Петрович - Страница 51

Коля всмотрелся:

— Пестрая… А вообще ничего, материал хорош — на века.

Колычев с уважением посмотрел на Колю:

— Честно сказать, поражен точностью вашего суждения, Коля. Профессионал-искусствовед не сказал бы лучше. У вас меткий, острый глаз. Вам бы книжки по искусству надо почитать. Грабаря, например. Историю русского искусства. Прекрасная вещь.

— Куда нам, — вздохнул Коля. — На Маркса и классиков времени не хватает. Что будем с Ленькой делать, Нил Алексеич, будь он трижды неладен?

— Есть у меня одна зацепка, — сказал Колычев.

— Ну-ну? — заинтересовался Коля.

Колычев покачал головой:

— Коля, вы прекрасный молодой человек, но позвольте заметить вам нелицеприятно, что «ну» говорят лошадям. Вы удивительно совмещаете тонкость с бестактностью.

— Лицеев не кончали, — обиделся Коля.

— Очень плохо! Нечем гордиться!

— Значит, если я от сохи, я уже и не человек? — с вызовом спросил Коля.

— Почему же. Учитесь — и вы станете именно человеком. С большой буквы! У вас все данные для этого. Неужели вы революцию совершили только для того, чтобы по примеру некоторых примитивных личностей грабить буржуев? Или изымать излишки, как это теперь называется…

— Это называется экспроприировать экспроприаторов, — налегая на «р», пояснил Коля.

— Возможно, — кивнул Колычев. — Я в марксистской терминологии не силен. Но я убежден, что смысл такой революции, как ваша, прежде всего в том, чтобы дать знания всему народу! А будете сохой гордиться — вас сомнут, молодой человек.

— А вас? — Коля в упор посмотрел на Колычева. — Давно хотел спросить: вы с нами на самом деле или так, до поры до времени?

— Вопрос прямой и требует прямого ответа, — сказал Колычев. — Я принимаю сущность Октябрьской революции, потому что не могу не видеть, что царизм прогнил насквозь и разложился. Взятки, лихоимство, блат во всем, как у преступников… Такой строй обречен. Что касается белого движения — жизнь доказала, что в его основе была такая же тухлятина… Все это так и все же, скажу вам честно, Коля, я не все понимаю и не все принимаю в нашей действительности. К власти рвутся разного рода проходимцы и бездари, вроде Кузьмичева. Их назначают, дают власть! Неужели вы не видите, не понимаете, что Кузьмичевы — первые враги ваши? Наши, если угодно! И… не время и не место об этом сейчас говорить, Коля. Давайте о деле. Зацепка вот в чем: мы все уверены, что нужна связь Пантелеева, не правда ли?

— Так, — кивнул Коля. — Это азбука нашей работы.

— Но это значит, — продолжал Колычев, — что нам придется окунуться в мир уголовников, а вы, я знаю, отрицательно относитесь к такому общению.

— Золотари тоже работают не с медом, — сказал Коля, — а не пачкаются же?

— Резонный довод, — усмехнулся Колычев. — Так вот, я знаю адрес одной биксы. Еще с дореволюционных времен. Тогда она была в теле, молода, к ней многие обращались, чтобы достать хороших девочек… Сам я стар, а вот вы вполне можете попытаться.

— Достать девочек? — ухмыльнулся Коля.

— Не говорите глупости! — рассердился Колычев. — Эта дама — прямая связь Леньки!

— Откуда вы знаете? — загорелся Коля.

— Я был у нее, — сказал Колычев. — Кстати, вам вручили фотографию Леньки?

— Они давно размножены, вот, — Коля показал Колычеву фотографическую карточку бандита.

— А теперь взгляните на это! — торжественно произнес Колычев и показал Коле еще одну фотографию.

Это была великолепно сделанная визитка. Улыбающийся Пантелеев смотрел прямо в объектив.

— Как вам удалось? — восхитился Коля.

— Пустяки, — вздохнул Колычев. — У нее полный альбом этих фотографий. Но на всякий случай вы положите ее на место, хорошо?

— Сделаем, — сказал Коля. — Какой предлог для знакомства?

— Надо подумать. Она недоверчива, капризна, на контакт сразу не пойдет. Нужен продуманный подход. Одно знаю: такие женщины при всей видимости счастья и удачи на редкость одиноки. Попробуйте роль мужчины, которому она просто понравилась.

— Сколько ей лет? — нахмурился Коля.

— Сорок пять, я думаю. А какое это имеет значение? В ее возрасте женщины склонны к флирту с юношами…

— А Маша? — Коля с трудом скрывал негодование.

— Я же не предлагаю вам бросить жену! — возмутился Колычев. — Что такое театр, балаган, знаете? Вот и сыграйте!

— Скажите лучше — обмани, Кондратьев, солги, и все! — взорвался Коля.

— Ну, знаете… — Колычев завел глаза под лоб. — Ваша наивность не делает вам чести. Скажите на милость, ну что плохого, если вы два-три раза встретитесь с этой женщиной? Что она, съест вас? А может быть, вы так на нее повлияете, что она отойдет от ворья и станет на путь исправления?

— Подумаю, — сказал Коля и улыбнулся. — А хитрый вы, Нил Алексеич. Вы и черта при случае уговорите, это уж точно.

После обеда их вызвал Бушмакин, выслушал и долго молчал.

— Претит мне общение с преступным миром. Может, как-нибудь иначе попробуем? Найдем честного человека, который знает Пантелеева, дадим ему задание, а? — тихо заговорил он.

— Сами знаете, нереально это, — сказал Колычев.

— А что, по-вашему, реально? — рассердился Бушмакин. — Послать Колю в пекло? В притон разврата? Это же мерзость, чтобы не сказать больше!

— Придется идти, батя!

Коля крайне редко называл так Бушмакина. Но когда называл — Бушмакин знал: Коля все решил… В глубине души Бушмакин понимал, что не запачкает этот притон Колю, а просто-напросто — очень опасное мероприятие предложил Колычев, потому что знакомство с дамочкой — это только первый шаг, а куда приведут следующие шаги, — этого не предусмотришь. Ведь не кто-нибудь перед ними — Пантелеев. Безжалостный, озверевший от безнаказанности и крови волк. Он еще не обложен, не загнан за красные флажки облавы. Он еще в апогее своей бандитской славы, он беспощаден ко всем и особенно будет беспощаден к тому, кто попытается его разоблачить и ликвидировать.

— Ладно, уговорили, — сказал Бушмакин. — Только ты, Николай, не шибко старайся. А то дамочку эту от преступной среды отобьешь и незаметно сам отобьешься от законной жены. Знаю вас, мужиков… Сам такой был.