Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Нагорный Алексей Петрович - Страница 54

— Хам, — сощурилась она. — Барахольщик. Деревня.

«А про деньги она верно заметила… — подумал Коля. — Надо будет это учесть. Остроглазая, стерва».

— Ну, глядите, — со значением сказал Коля и вытащил из мешка уголок цветного шелка.

Глаза женщины вспыхнули, как у кошки в темноте.

— Почем? — Она схватила край отреза, стала мять, изучать.

— Первеющий сорт, — гнул свое Коля. — Из царских запасов, между прочим.

— К тебе как попало? — Она подозрительно посмотрела.

— Имею связь во дворце, — сказал Коля. — Так что?

— Дам втрое против магазинной цены.

— Себе возьмите, — хмыкнул Коля. — Деньги нынче — бумага для сортира. И вообще, хотите обсудить — идемте куда-нибудь, не место здесь.

— И то, — кивнула она. — Вали за мной.

Поднялись на пятый этаж, вошли в квартиру. Коридор был уставлен сломанными стульями, дырявыми матрацами и ящиками. На стене висели два велосипеда.

— Хорошие машины, — с уважением покосился на велосипеды Коля. — Продайте!

— Не мои, — буркнула она. — Я сюда вселённая, понял? Как трудящаяся, одинокая женщина, стоящая на платформе советской власти, понял?

— А кто здесь до революции жил? — спросил Коля.

— Адвокат один, — равнодушно сказала она, но Коля заметил, как она с трудом, проглотила комок, и острый ее кадык двинулся сначала вверх, а потом вниз.

«Врешь, — с удовлетворением подумал Коля. — Этот „какой-то“ адвокат тебе не чужой». И вдруг Коля решился на очень рискованный шаг. Тихо и очень равнодушно он спросил:

— Муж ваш?

Она дико посмотрела на него, и Коля понял, что в следующую секунду она вцепится ему в лицо.

— Тихо, — Коля улыбнулся. — Нервничаете вы, не привыкли еще. Вот я и угадал. Хорошо, что я, а не легавый, ясно вам?

— Ясно. — Она глубоко вздохнула. — Спасибо тебе, учту. А почему же ты деньги мнешь и комом в карман кладешь? Словно вчера за лоток взялся?

— Ну, не вчера, — сказал Коля, — а с месяц будет. Нет еще привычки.

— А раньше чем занимался? — Она смотрела на него, не отводя взгляда.

«А вот этот случай мы не предусмотрели, — молнией пронеслось в голове у Коли. — Нужно что-то придумать. С ходу…»

— Соображаешь, чего наврать? — насмешливо спросила она.

— Соображаю, могу ли тебя обвести.

— Блатяк? — продолжала она. — Куликаешь?

— Был, — кивнул Коля. — По-свойски куликаю, само собой…

— Чего бросил? Завязал?

— Мусора в Москве на хвост сели, пришлось уходить, на время решил заначиться, другим заняться…

Она задумалась:

— С кем в Москве работал?

— С Берендеем Кутьковым, если слыхала о таком.

— Их всех взяли? — она хорошо разыграла недоумение.

— Не всех… — Коля тяжело посмотрел на нее. — А ты почем знаешь нашу жизнь? Или твой аблакат «Иваном» был?

— Почти угадал, — кивнула она. — Однако что это мы на пороге стоим? Хорошо еще, что квартира пустая, все соседи на службе. Ты проходи в комнату, не стесняйся…

Когда вошли, она тщательно закрыла дверной замок.

— Так спокойнее…

Коля огляделся. Вокруг торчали бесконечные полочки, а на них — статуэтки, чашки, хрустальные вазочки.

— Летошний год взяли мы с Кутьковым одну такую хазу… — сказал Коля. — Тоже всего было полно.

— Ну и что? — она поставила на стол бутылку с мутным самогоном и тарелку с солеными огурцами.

— Побили все на куски, — равнодушно сообщил Коля. — Берендей — он такой.

— Выпей и закуси, — она пододвинула ему тарелку и бутылку. — Сколько здесь? — Дамочка начала снова мять и щупать материал.

— Двадцать аршин… Чего-то мне неспокойно. Ровно бы, за стенкой кто-то есть.

— Никого нет, — ответила она быстро, и Коля понял, что врет.

«И карточку пантелеевскую надо на место вернуть… А как? — думал Коля. — Она ведь не выходит из комнаты. И не выйдет. А если в соседней кто-то есть, да еще в стене дырка, — мне фотку не положить, голову потеряю. Как же быть?»

Он опрокинул рюмку, захрустел огурцом.

— Консервы возьмешь? Сахарин? Муку? — спросила она.

— Этого у нас у самих в отвал. Нам бы… — Коля поискал глазами и снял со стены старинную, изукрашенную перламутром гитару с роскошным голубым бантом.

— Мальчик играет? — улыбнулся он. — Если бы девочка, бант розовым должен быть…

— Все-то ты знаешь, — посмотрела она недобро. — Не подавился бы — от излишка знаний.

— Мы не подавимся, мы — Берендея Кутькова выученики, — гордо сказал Коля и ударил по струнам:

Коля отложил гитару:

— Поняла, на что шелк сменяю?

— Тебе зачем? Сам нюхаешь или кому сбываешь? — спросила она.

— Коммерческая тайна. Я же не интересуюсь, откуда у вас, сочувствующей советской власти женщины, марафет? А?

— Язва ты, — усмехнулась она. — Черт с тобой, дам. Понравился ты мне. Люблю огромных мужчин.

Она томно потянулась. Коля испуганно вскочил, схватил мешок:

— Давай к делу, дамочка. Некогда мне.

— А я тебе разве не дело предлагаю? — Она придвинулась к нему.

Коля оцепенел. Он понимал, что в данной ситуации ему не миновать объятий адвокатши. Если ее оттолкнуть — развалится, лопнет, как мыльный пузырь, с таким трудом и риском налаженный контакт, а вместе с контактом провалится, не начавшись, операция по ликвидации Пантелеева. «Вот и решай… — лихорадочно соображал Коля. — Что делать и чем пожертвовать — чистотой взаимоотношений с Машей или поимкой Пантелеева…»

— Что-то ты темнишь, — сказала она. — Почему не хочешь? Не нравлюсь?

Коля подошел к прикроватной тумбочке, на которой стояли фотографии в рамочках, и незаметно уронил на столешницу фотографию Пантелеева.

— Нравишься, — повернулся он. — Не на того только нарвалась. Я, мать, не кобель, поняла? Сначала хахалей своих прогони, а потом видно будет! — И Коля яростно швырнул ей в лицо карточку Пантелеева.

Она послушно подобрала ее с пола и почти с нежностью посмотрела на Колю.

— Ревнивый, — сказала она грудным голосом. — Я о таком всю жизнь грезила. Муж у меня, видишь ли, дубина был. Совсем бесчувственный, не горячий совсем. А ты, я вижу… — она скрипнула зубами.