Черная стрела (др. изд.) - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 10

Наконец долговязый перестал прислушиваться, поднес ложку ко рту, лизнул ее и снова принялся мешать в котле, напевая.

Кому опасен город, тот бродит по лесам, — хрипло пропел он, возвращаясь к тем самым словам своей песни, на которых остановился.

Сэр, никому на свете мы не желаем зла,

Но в ланей королевских летит порой стрела.

Время от времени он черпал из котла свое варево и, как завзятый повар, дул на него и пробовал. Наконец он, видимо, решил, что похлебка готова, вытащил из-за пояса рог и трижды протрубил призывный сигнал.

Спящий проснулся, перевернулся на другой бок, отогнал бабочку и поглядел во все стороны.

— Чего ты трубишь, брат? — спросил он. — Обедать пора, что ли?

— Да, дурачина, обед, — сказал повар. — Неважный обед, без эля и без хлеба. Невесело сейчас в зеленых лесах. А бывали времена, когда добрый человек мог здесь жить, как архиепископ, не боясь ни дождей, ни морозов: и эля и вина было вдоволь. Но теперь дух отваги угас в людских сердцах; а этот Джон Мщу-завсех, спаси нас бог и помилуй, просто воронье пугало.

— Тебе лишь бы наесться и напиться, Лоулесс, — ответил его собеседник. — Погоди, еще вернутся хорошие времена.

— Я с детства жду хороших времен, — сказал повар. — Был я монахом-францисканцем, был королевским стрелком; был моряком и плавал по соленому морю; приходилось мне бывать и в зеленом лесу, приходилось подстреливать королевских ланей. И чего же я достиг? Ничего! Напрасно я не остался в монастыре. С игуменом Джоном жить было выгодней, чем с Джоном Мщуза-всех. Клянусь богородицей, вот и они!

На поляне, один за другим, появлялись рослые, крепкие молодцы, у каждого был нож и кубок, сделанный из коровьего рога; зачерпнув варево из котла, они садились в траву и ели. И одеты и вооружены они были поразному; одни носили груботканые рубахи, и все оружие их состояло из ножа да старого лука; другие одевались, как настоящие лесные франты: Шапки и куртка из темно-зеленого сукна, изящные стрелы, украшенные перьями, за поясом — рог на перевязи, меч и кинжал на боку. Они были очень голодны и потому неразговорчивы; едва прорычав приветствие, каждый жадно набрасывался на еду.

Их собралось уже человек двадцать, когда в кустах боярышника вдруг раздались радостные голоса, и на поляне появились еще пятеро: рослый, плотный человек с сединой в волосах, с загорелым, как прокопченный окорок, лицом, и за ним четверо с носилками. Нетрудно было угадать в первом начальника: за плечами его висел лук, в руке он держал рогатину.

— Ребята! — крикнул он. — Веселые мои друзья! Вы тут ели всухомятку и свистели от голода! Но я всегда говорил: потерпите, счастье еще улыбнется нам. И оно уже начало улыбаться. Вот первый посланец счастья — добрый эль!

И под гул одобрительных возгласов носильщики опустили носилки, на которых оказался большой бочонок.

— Но торопитесь, ребята, — продолжал пришедший. — Нам предстоит дело. К перевозу подошел отряд стрелков. На них красное с синим; каждый из них

— мишень, каждый отведает наши стрелы, ни один не выйдет из лесу живым. Нас здесь пятьдесят человек, и каждому из нас нанесена обида: у одного похитили землю, у другого — друзей; одного обесчестили, другого изгнали. Мы все обижены! Кто же нас обидел? Сэр Дэниэл, клянусь распятием! Неужели мы ему позволим спокойно пользоваться похищенным у нас добром? Сидеть в наших домах? Пахать наши поля? Есть мясо наших быков? Нет, не позволим! Его защищает закон; перья судейских писак всегда на его стороне. Но я приберег для него у себя за поясом такие перья, с которыми ему не совладать!

Повар Лоулесс пил уже второй рог эля; он приподнял его, как бы приветствуя оратора.

— Мастер Эллис, — сказал он, — вы помышляете только о мести. Ну что ж, вам так и подобает. Но у нас, у ваших бедных братьев по зеленому лесу, никогда не было ни земель, ни друзей, и нам оплакивать нечего; мы люди маленькие и помышляем мы не о мести, а о прибыли. Самой сладкой мести в мире мы предпочтем благородное золото и мех с канарским вином.

— Лоулесс, — последовал ответ, — чтобы вернуться в замок Мот, сэр Дэниэл должен пройти через лес. Мы позаботимся о том, чтобы этот путь обошелся ему дороже всякой битвы. Все знатные друзья его разбиты, и никто ему не поможет. Мы окружим старого лиса со всех сторон, и он погибнет. Это жирная добыча! Ее хватит на обед нам всем.

— Много я уже едал таких обещанных обедов, — сказал Лоулесс. — Но готовить их — дело трудное, добрый мастер Эллис, можно обжечься. А чем мы занимаемся в ожидании этого жирного обеда? Мы мастерим черные стрелы, мы сочиняем стишки, мы пьем чистую холодную воду — пренеприятный напиток.

— Ты неверный человек, Уилл Лоулесс. От тебя все еще пахнет монастырской кладовой. Жадность погубит тебя, — ответил Эллис. — Мы забрали двадцать фунтов у Эппльярда. Мы забрали семь марок у гонца вчера ночью. Третьего дня мы забрали пятьдесят у купца…

— А сегодня, — сказал один из молодцов, — я остановил возле Холивуда жирного торговца индульгенциями. Вот его кошелек.

Эллис пересчитал содержимое кошелька.

— Сто шиллингов! — проворчал он. — Дурак, у него наверняка гораздо больше было спрятано в туфлях или вшито в капюшон. Ты младенец. Том Кьюкоу, ты упустил рыбку.

Тем не менее Эллис небрежно сунул кошелек себе в карман. Он стоял, опираясь на "рогатину, и разглядывал своих товарищей. Они жадно глотали похлебку из оленины, запивая ее элем. День выдался удачный, им повезло; однако их ждали срочные дела, и они не мешкали над едой. Те, кто пришел первым, уже отобедали и либо повалились в траву и тотчас заснули, как сытые удавы, либо болтали между собой, либо приводили оружие в порядок. Один весельчак поднял рог с элем и запел:

Привольно весной под сенью лесной!

Как запах жаркого хорош,

Как весел и дружен приятельский ужин,

Когда "ты оленя убьешь!

Дождешься дождей, холодных ночей,

Короткого зимнего дня, -

С гульбой попрощайся, домой возвращайся,

Сиди до весны у огня.

Мальчики лежали и слушали. Ричард снял свой арбалет и держал наготове железный крючок, чтобы натянуть тетиву. Они не смели шевельнуться; вся эта сцена из лесной жизни прошла перед их глазами, будто в театре. Но тут внезапно наступил антракт: раздался пронзительный свист, затем громкий треск, и обломки стрелы упали к ногам мальчиков. Над тем самым местом, где они притаились, высилась труба; ее-то, верно, и избрал своею мишенью невидимый стрелок — быть может, это был часовой, которого они видели на сосне.

Мэтчем тихонько вскрикнул; даже Дик вздрогнул и выронил крючок. Но людей, сидевших на полянке, стрела эта не испугала; для них она была условным сигналом, которого они давно ожидали. Они все разом вскочили на ноги, затягивая пояса, проверяя тетивы, вытаскивая из ножен мечи и кинжалы. Эллис поднял руку; лицо его озарилось неукротимой энергией, белки глаз ярко сверкали на загорелом лице.

— Ребята, — сказал он, — вы все знаете свое дело. Пусть ни одна душа не выскользнет живой из ваших рук! Эппльярд — это был всего только глоток виски перед обедом; а сейчас начнется самый обед. Я должен отомстить за троих: за Гарри Шелтона, за Саймона Мэлмсбэри и… — тут он ударил себя кулаком в широкую грудь, — и за Эллиса Дэкуорта. И, клянусь небом, я отомщу!

Какой-то человек, раскрасневшийся от быстрого бега, продрался сквозь кусты и выбежал на поляну.

— Это не сэр Дэниэл! — проговорил он, тяжело дыша. — Их всего семь человек. Стрела долетела до вас?

— Только что, — ответил Эллис.

— Черт побери! — выругался прибежавший. — То-то мне показалось, что я слышу ее свист. Вот я и остался без обеда.

В один миг весь отряд «Черной стрелы» покинул поляну перед разрушенным домом; котел, затухавший костер да оленья туша на кусте боярышника — вот и все, что от них осталось.

ГЛАВА ПЯТАЯ

КРОВОЖАДНАЯ ОХОТА