Таис Афинская - Ефремов Иван Антонович - Страница 110

Одновременно она попросила Эрис собрать все любимые ее вещи, украшения и одежды. Редкости из Индии и Месопотамии Таис велела сложить в одну кладовую, поручив это верному Ройкосу. Семейство тессалийца состояло уже из семи человек, считая вторую жену-финикиянку. Таис давно заметила у македонцев и эллинов тягу к финикиянкам и раскосым скифкам из далеких восточных гор. И те и другие были великолепными женами, преданными, выносливыми и заботливыми хозяйками.

Старший сын Ройкоса, обученный наукам, состоял казначеем в доме Таис. Он получил приказание подсчитать и собрать все наличные деньги, золото и драгоценности, которых набралось немало.

Покончив с делами, Таис опустилась в кресло слоновой кости.

– Что ты задумала, госпожа царица? – необычайно мягко сказала Эрис, гладя и перебирая ее распущенные черные косы.

Таис молчала.

– Разве когда-нибудь царица бросала царство и уезжала из страны, которой правила? – сказала снова Эрис. – Не будет ли это малодушием, не соответствующим высоте положения и судьбы?

– Если царица не правит, то ее положение мнимое, – в тон ей ответила Таис, – не будет ли разумнее уступить место тому, кто не будет мнимым?

– В Мемфисе?

– В Александрии. Здесь не будет больше цариц, только наместник, который и так уже повелевает всем. Однако эти слова преждевременны. Я хочу поехать к Птолемею и рассудить с ним все обстоятельства.

– Давно ли царь изъявил высочайшую похвалу твоей деятельности здесь? Собранные тобой сведения о Нубии, Пунте и вообще Либии стали основанием для изучения географии всей страны в александрийском Мусее. Он хвалил и лодочников царицы Таис…

Черная жрица напоминала об отрядах молодых людей, призванных Таис нести спасательную службу в густонаселенных местах по берегу Нила. Очень много маленьких детей, живущих в непосредственной близости от огромной реки, тонуло или гибло от крокодилов. Легкие быстрые лодки с зеленым флагом на шесте плавали теперь дозором вдоль берегов, всегда готовые прийти на помощь детям и животным. Тех и других очень любила Таис, и они платили ей полным доверием.

Эрис почудился шорох в кустах сада. Загасив светильник, она выглянула вниз.

Темная безветренная ночь обступила маленький дворец, выбранный Таис для жилья в середине парковой части Мемфиса. Не колыхалась листва, не лаяли собаки, только летучие мыши носились взад и вперед. Обе подруги слышали их еле различимый писк. Слышать писк летучих мышей – мерило возраста у эллинов и египтян. Когда человек переставал слышать летучих мышей, наступал перелом жизни, начиналась старость.

– Я выйду посмотреть на галерею, – шепнула Эрис, – беспокоит меня красавец, который успел удрать!

– Не посмеет после гибели сообщников, – возразила Таис.

– Наверное, так. А все же я взгляну. Не зажигай света! – И Эрис растаяла во тьме.

Верхние комнаты дворца выходили на галерею, сообщавшуюся с открытой верандой на восточной и северной сторонах дома. Галерея отделялась от веранды раздвижными стенками из папирусных циновок, а от комнат – голубыми полупрозрачными занавесями, туго натянутыми меж деревянных колонн. В северной галерее горели лампионы, бросавшие в темную комнату, где сидела Таис, подобие лунного света.

Внезапно на занавесях возник четкий силуэт почти голого мужчины, притаившегося с короткой булавой в руках. Таис бесшумно встала, нашаривая что-либо пригодное для обороны, и взяла обеими руками ониксовую вазу, чуть ли не в талант весом. Позади первой тени так же беззвучно появилась вторая – Эрис, вот она извлекла страшный кинжал. Первая тень остановилась, слушая. Таис медленно приближалась, подняв вазу над головой. Замерла и Эрис. Человек с булавой постоял, затем издал тихий, чуть громче летучей мыши, свист. Позади Эрис появилась третья тень с длинным ножом. Дальнейшее произошло в мгновение ока. Первый человек левой рукой достал из-за набедренной повязки нож и одним взмахом распорол туго натянутую ткань, которая разошлась. Третья тень, увидев Таис, издала глухой предостерегающий крик своему сообщнику, но тот не успел обернуться, как получил удар в левое плечо кинжалом, вонзившимся по рукоятку. Таис крикнула: «Берегись!», черная жрица повернулась, второй убийца бросился на нее. Афинянка изо всех сил швырнула ониксовую вазу в знакомое лицо фракийца; убийца успел метнуть нож одновременно с броском Таис, и Эрис упала у ног своей жертвы, заливаясь кровью.

На Крик царицы сбежалась стража и почти вся челядь ее дворца, среди которой по настоянию Птолемея был искусный врач.

Зажгли десяток лампионов. Таис запретила переносить Эрис. Ее положили на ложе царицы. Первый убийца был сражен наповал, а второй еще был жив и силился подняться на четвереньки. Таис вырвала священный кинжал Эрис и занесла его над ним, но, осененная догадкой, остановилась:

– Трясите его! – приказала она воинам. – Может быть, он придет в себя. Облейте водой. Бегите за моим переводчиком!

Прибежал переводчик, знавший восемь языков. Но афинянка, забыв о нем, упала перед ложем подруги, по другую сторону которого хлопотал врач, останавливая обильно льющуюся кровь. Она взяла похолодевшую руку Эрис, прижимая ее к своей щеке.

Веки черной жрицы дрогнули, раскрылись незрячие синие глаза, в них зажегся огонек сознания, и серые губы тронула улыбка.

– Как эллинка!.. – едва слышно шепнула Эрис.

Горестный вопль царицы заставил всех в комнате опуститься на колени.

– Эрис, подруга любимейшая, не уходи! Не оставляй меня одну!

Только сейчас полностью ощутила она, насколько драгоценна эта «мелайна эйми это, кай кале» – «черная, но насквозь прекрасная», как называли Эрис ее друзья. Эрис была дороже всего на свете, дороже самой жизни, ибо жизнь без божественно стойкой, спокойной и умной подруги показалась Таис немыслимой.

Все приближенные царицы почитали Эрис, несмотря на ее внешнюю суровость. Она любила хороших людей и хорошие вещи, хоть никогда не старалась приобрести дружбу первых и покупать вторые. Не имела она и ложной гордости, никогда не хотела унизить других или требовать себе особенных знаков почитания и внимания.

Непобедимая простота, полное отсутствие недостойных желаний и зависти давали ей крепость переносить любые трудности. Эрис понимала с первого взгляда прелесть явлений и вещей, ту, что обычно проходит мимо большинства людей. Ее удивительная красота перестала служить оружием с тех пор, как она покинула храм Кибелы-Геи, хотя поэты воспевали, а художники всячески старались заполучить ее моделью, афинянка удивлялась, как немного людей понимало истинное значение и силу прекрасного облика Эрис. В сравнении с Таис она производила впечатление более взрослой, как будто ей было открыто более глубокое понимание дел и вещей, чем всем другим людям. И в то же время в часы веселья Эрис не уступала афинянке, в глубине души оставшейся прежней афинской девчонкой, падкой на безрассудные, озорные поступки. Эта дивная ниспосланная Великой Матерью, или Афродитой, подруга уходила от нее в подземное царство. Таис казалось, что сердце ее умирает тоже, что вокруг уже собираются тени мертвых: Менедем, Эгесихора, Леонтиск, Александр…

Сдерживая рыдания, Таис шептала трем всемогущим богиням, моля вернуть ей Эрис. Словно в ответ на ее мольбу, еще раз открылись синие глаза, озаряясь теплым светом любви.

– Не печалься, мой друг, я буду ждать!

Эрис даже в тяжелом своем состоянии не забыла про обещание дожидаться Таис в Аиде, на полях асфоделей перед Рекой, чтобы перейти ее вместе с подругой, рука в руке.

И тогда Таис больше не могла сдержать отчаянный приступ горя. Ройкос решил послать за главным жрецом Нейт в страхе, что царица умрет от потрясения.

Старик жрец вошел, едва дыша, но не теряя величественной осанки. Он склонился над бесчувственной Эрис, взял ее руку и долго держал. Потом тронул за плечо царицу. Таис подняла искаженное горем лицо и встретила спокойный и печальный взгляд своего друга.

– Мне думается, она будет жить, – сказал жрец. Таис задохнулась, не в силах вымолвить ни слова. – Я послал за нашими врачами в помощь твоему эллину. Помнится мне, ты как-то упоминала о веществе из гор около Персеполиса. Сохранилось ли оно у тебя?