Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая - Вишневский Евгений Венедиктович - Страница 37

13 августа

Проснулся по обыкновению первым. Однако завтрак готовить нынче не на чем, а потому лежу в теплом спальном мешке (нежусь) и читаю «Дон Кихота». (Завтракать будем холодной вчерашней бастурмой и хлебом, запивать все это придется болтанкой из сгущенки или сухого молока.) Погода прескверная: холодно, моросит мелкий противный дождик, туман, горы почти наполовину закрыты плотными грязно-серыми тучами (видел, когда выбегал на минутку на улицу).

И вдруг совершенно явственно я услышал шум летящего вертолета. Разбудил Льва Васильевича. Лежим, слушаем вместе. Никак не может быть по такой погоде вертолета. Но звук тем временем рос и рос и вскоре стал совершенно явственным. Одеваясь на ходу, вылетаем из палатки и видим: низко-низко, почти задевая брюхом землю, ползет по нашей долине вертолет. Сумасшедшие ребята: лететь по такой погоде в горы — почти самоубийство. Ширина долины Фрамки местами не более пятидесяти метров, а размах лопастей вертолета метров пятнадцать, не меньше. Причем подняться выше чем на сто — двести метров невозможно: сразу же попадешь в толстое мокрое одеяло, в котором не видно ни зги.

Вертолет садится метрах в ста от нашего лагеря. Распахивается дверца, и первой выпрыгивает из машины врач из Косистого Валя. Она бросается к нам:

— Что у вас случилось? Обвал? Наводнение? Несчастный случай на охоте? Кто живой, кто мертвый, кто раненый?!

Все мы смущены таким поворотом дела.

— Живы-то все живы, — говорит Лев Васильевич, — и здоровы... Правда, двоих на озеро своим ходом отправили, в Бухту Ожидания...

Следом за врачом из машины вылез весь экипаж (это те самые ребята, что забрасывали нас сюда, — другие бы в такую погоду к нам не прорвались да и просто не нашли бы нас здесь).

— Это зачем же пешком? — удивляется Олег (второй пилот). — За четыреста километров пешком?.. Да вы что, спятили?! В Арктике так не делают. Тут сиди и не рыпайся, жди, пока спасут.

— Это смотря по тому, сколько ждать, — встреваю в разговор я. — Мы вот уже две недели ждем. А из вашего отряда — ни ответа ни привета. У нас уже вон весь керосин кончился. Мне так даже угостить вас нечем. И главное, непонятно, сколько еще сидеть придется: неделю, месяц, год. Так что волей-неволей пришлось нам парней отправить на полярку за связью.

— А разве у вас своей рации нет? — спрашивает радист Саня. — Как же вы без связи-то работаете? Да есть же, вон она, антенна!

— Рация-то есть, да что толку, — отвечает Наташа, — три сеанса кряду непрохождение волн.

— Это точно, — соглашается Саня, — волны не шли.

Тем временем я покинул компанию и бросился в складскую палатку за канистрой под керосин. Когда я вернулся к вертолету, ситуация была уже выяснена, вертолетчики и врач Валя сменили гнев и удивление на милость и сострадание к нам. Бортмеханик Валера в момент нацедил мне канистру керосина (что для них двадцать литров?!), и я кинулся к своим примусам.

На завтрак была жареная картошка, вчерашняя бастурма (ах, как хорошо, что вчера мы ее ели так лениво!) и салат из огромного красного помидора (свежего, этого года), который в подарок нам привезла с собой Валя. Ребята прихватили бутылку спирта (ту, что брали в долг) да Валя еще одну (для медицинских нужд). Мы по случаю большой радости выпили по стопочке, летчики же взять в рот хотя бы каплю категорически отказались, да мы и не настаивали на этом.

— Ах, зря, зря вы парней на озеро отправили, — продолжает сокрушаться Олег. — Как мы теперь искать их будем?

— Ну, искать-то их проще простого, — оправдывается Лев Васильевич, — все время вдоль реки летите, где-нибудь да увидите. Потом они переправиться на полуостров Туруза-Молла должны, туда, где вы нашу дюральку оставили и вещички.

— Как переправиться? — не понял Юра (командир). — На чем?

— Да на той же резинке и переправятся, — простодушно сказал я.

— На резинке?!!! — хором переспросили летчики — Через озеро на резинке?!!! — И все разом встали из-за стола.

— Разумеется, если будет подходящая погода, — суетливо уточнил Лев Васильевич, — иначе пойдут восточным берегом, в обход.

— Но ведь это еще сто пятьдесят километров, — уточнил Олег.

— Ладно, — сказал Юра, — поехали. Поели и довольно. Спасибо за хлеб-соль.

— Это точно, ехать надо, — подтвердил Олег, — пока погода совсем не испортилась.

— Куда уж ей дальше-то портиться? — буркнул бортмеханик Валера.

Все встали из-за стола.

— И молитесь всем богам, чтобы мы их до озера перехватили, — сказал Олег напоследок.

Пока Юра прогревал двигатель машины, ко мне подбежал бортмеханик Валера:

— Часа через три мы, я думаю, воротимся. Картошечки разжарь, ну и чего-нибудь горяченького сообрази. У вас сырого-то гуся ни одного больше нет?

— Есть один.

— Давай его сюда. Неизвестно, где и как нынче нам ночевать придется. А мясо в запасе всегда иметь полезно. На душе спокойней.

Вместе с вертолетчиками искать наших Одиссеев отправились Лев Васильевич и Люся. Вначале ее брать не хотели, но она так упрашивала начальника и летчиков, что они дрогнули и сдались.

Вертолет ушел через перевал на северо-восток. Теперь мы в лагере остались вчетвером: Наталья Ивановна, Наташа, врач Валя, ну и я. Сперва мы свернули весь наш лагерь: убрали «мужскую» палатку и после некоторого колебания (сеанс связи у нас только через два дня, а до этого мы уже наверняка будем в Косистом) повалили антенну и законсервировали радиостанцию. Все наше имущество и самое ценное — образцы — еще раз тщательно упаковали и накрыли, как тентом, «мужской» палаткой; приборы и вещи завернули в оленьи шкуры. Затем тщательно прибрали все в лагере: закопали помойку, сверху компактно уложили пустые бочки, придавив их камнями. Теперь у нас во всем лагере осталось только две палатки: кают-компания и «женская» (в ней, если не придет вертолет, придется нынче ночевать и мне), а в них — самый необходимый минимум вещей и предметов.

Но вот все дела переделаны (изжарена картошка и испечены пирожки с печенкой), больше делать нечего. Сидим и ждем. А погода стала еще гаже: с неба сыплется дождь со снегом, облака спустились так низко, что кажется, подпрыгни и дотянешься до них рукой, и в довершение неприятностей из распадков полезла густая мерзкая мгла. Очень тревожно на душе.

В двенадцатом часу ночи, в глубоких сумерках, когда стало совершенно очевидно, что вертолет нынче на Тулай-Киряку не вернется, улеглись спать (Вале достался Люсин спальный мешок).

— Это хорошо, что вы у нас ночевать остались, Валя, — грустно шучу я, — вы у нас теперь вроде заложницы. Муж-то ваш — диспетчер в аэропорту, так что он живо ребят сюда за вами пригонит, если они напрямик вернулись в Косистый. Как только первый просвет в тучах появится, они уже будут тут как тут, помяните мое слово.

Почти до самого утра я ворочался: сон не шел ко мне (да, похоже, и не только ко мне). Думы одолевали меня: отчего не вернулись к нам в лагерь вертолетчики? нашли они наших ребят? где они сейчас и что с ними? что принесет нам завтрашний день?

А визиту вертолета (в такую-то погоду!) да еще и с врачом Валей на борту мы обязаны вот чем. Оказывается, вчера вечером челюскинский радист, передавая нашу радиограмму в Хатангский райком партии, поставил перед нею знак «ЬЬЬ», то есть внутрисоюзный «SOS». Мы, правда, его об этом не просили, но он посчитал, что содержание радиограммы такого знака требовало. А по инструкции отряд, оказавшийся в бедственном положении и пославший внутрисоюзный «SOS» — «ЬЬЬ», имеет право через сутки послать и натуральный, международный «SOS». И тогда по соглашению стран Арктического бассейна любой самолет любой страны имеет право (и даже обязан!) прийти на помощь терпящему бедствие отряду. И никто этот самолет права задержать не имеет при пересечении им границ. Кстати, несколько раз на Таймыре такие случаи уже бывали. Разумеется, и в Штатах, и в Канаде такой возможности не упустят ни за что: едва заслышав «SOS», летят они в наши северные просторы с одеждой, едой, медикаментами и репортерами (а по дороге, как я полагаю, выполняют и кое-какую другую работу, более деликатного свойства); мало того, заслышав наш «ЬЬЬ», они уже на всякий случай начинают греть моторы у самолетов. А кому потом за это по шапке (из наших, разумеется, товарищей)? С начальника отряда взятки гладки: он действовал по инструкции. Ну, ежели он партийный, так по этой линии, может, какой выговор и схлопочет, а беспартийному и вовсе ничего (выговор — за политическую близорукость). А вот уж верхушка авиаотряда полетит вверх тормашками, только ахнуть успеешь. Да и райком партии, пожалуй, тоже.