Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая - Вишневский Евгений Венедиктович - Страница 54

— Одежда местных националов, — рассказывал наш гостеприимный хозяин, отхлебывая чай из стакана с подстаканником, — это, доложу я вам, нечто особенное. Ну, то, что она удобна, тепла и легка, об этом и говорить нечего. Но она еще и очень гигиенична. Под меховую кухлянку нганасане, долгане, ненцы — словом, все националы, обязательно надевают и меховое белье, сделанное из шкуры еще не родившегося олененка (то есть вынутого из утробы матери). Причем белье это сшито так, что к телу человека оно прилегает нежным, пушистым и полым (а это главное!) ворсом. Мельчайшие и нежнейшие иголочки прекрасно прочищают поры человеческого тела, кожа все время «дышит» и освобождается от жира и грязи. Это же белье аккумулирует всю влагу, выделяемую телом. Потом на морозе это бельишко, разумеется сняв его, хорошенько встряхивают, с него облетает грязная корка сального снега (мельчайшие льдинки) — и белье вновь абсолютно чисто, сухо, практически стерильно. Надел его вновь — тепло, приятно, комфортно, гигиенично. Поэтому-то националы от веку никогда не мылись: в здешних условиях это, как правило, весьма хлопотно, а необходимости в том нет никакой.

После грандиозного скандала, который нынче утром устроил наш мэтр продюсеру Васе, тот где-то раздобыл нам вездеход (вообще говоря, это его работа) до «Медвежки», и мы на целую неделю отправились туда. Поехали мы втроем: Борис Борисович, Давлетыч и я. У продюсера Васи оказались какие-то дела в поселке (да и нечего ему было делать на полярке, если честно сказать), а вот Петя отправиться с нами на «Медвежий остров» категорически отказался (чудак, когда ему еще представится возможность пожить на настоящей полярной станции, боюсь, что никогда): он совершенно ошалел тут от безделья и рвется домой.

Полярная станция «Медвежий остров» своим существованием обязана Великой Отечественной войне. На острове построили тогда казармы и поставили артиллерийскую батарею. Мало того, во время того самого знаменитого боя нашего многострадального ледокола «Сибиряков» (иногда его даже называют полярным «Варягом») с немецким «карманным» ледовым крейсером «Адмирал Шпеер» (этот бой многократно описан в героической литературе) фашистский корабль из своего орудия главного калибра дал выстрел (всего только один) по острову. Снаряд тот, слава богу, никуда не попал, но сделал в скальном грунте здоровенную воронку, которая с той поры каждое лето превращается в озеро, полное пресной воды. Зимой-то проблем с водой нет: как и везде в Арктике, воду добывают здесь, выпиливая обыкновенной ножовкой кубы прессованного снега, а вот летом (хотя и длится оно тут всего месяц-полтора в году) прежде здесь воды не было вовсе.

И вот она — «Медвежка»: на узком длинном острове, черные скалы которого сваливаются в бледно-салатные торосы, прихотливо разбросаны разноцветные домики, а посреди них — оранжевая башня маяка. На главной площади станции возле домика кают-компании стоит большой полосатый столб со стрелками: до Северного полюса столько-то километров, до Южного — столько-то, до Сочи, до Монте-Карло, до Москвы, до Ленинграда и т. д. Стрелок этих с дюжину.

— А кто считал эти километры? — спросил я начальника Сашу.

— Мы и считали, — пожал он плечами, — по карте.

Обстановка на станции домашняя: повсюду чисто, удобно, красиво, уютно, не то что у нас в гостинице. На полярке четыре (!) цветных телевизора (с устойчивым приемом двух телепрограмм из Москвы), видеомагнитофон, приличная видеотека. Питание тут добротное и по-домашнему вкусное: кок Боря готовит со старанием и любовью.

Быт и повседневную работу полярной станции мы сняли довольно быстро — за два дня. Но главная наша цель здесь — снять белого медведя (а еще лучше — нескольких медведей). Нам выделили карабинера, полярника Володю с карабином, мне выдали ракетницу с ракетами, а еще каждому из нас дали по фальшфейеру и научили им пользоваться. Мы довольно долго бродили по острову и его окрестностям, залезали в страшные торосы, но ни одного медведя за три дня так и не встретили.

— Такое, видно, ваше счастье, — развел руками наш карабинер. — Медведей тут полно, к нам как-то на станцию за раз одиннадцать штук пожаловали. Но это бывает ближе к лету, когда открываются полыньи и образуется припай. Между прочим, третьего дня у нас тут медведь гостил — двое суток в сугробе у дизельной лежал и ушел в торосы, как только вы приехали.

— Не захотел сниматься, наверное, — сказал Давлетыч.

— Да нет, вони он не любит, а от вашего вездехода ветер как раз на него наносил.

— А почему их сейчас-то нет? — спросил я. — Сейчас-то никто не воняет.

— А бес его, этого медведя, знает, — пожал плечами Володя. — Может, потому, что собаки из поселка прибежали. Они любят на наших помойках копаться.

— Медведь, он собачек боится, — сказал я, проявляя эрудицию в полярных делах.

— Да никого он не боится! — махнул рукой Володя. — Вся неповоротливость его — сплошной обман. Только так он собачку «на зуб» берет, когда дело до серьезной разборки доходит. Не любит он их — это другое дело. Его и из карабина убить не так-то просто: десяток, а то и полтора выстрелов в голову (даже в ухо!) делать приходится, а уж что он за это время натворить может!

— Еще говорят, что он ракеты боится, — показал я на свое оружие.

— Как же, держи карман шире, — усмехнулся наш телохранитель. — Я сам видел, как он горящей ракетой, словно игрушкой, забавлялся, с лапы на лапу перекидывал. И дверь он любую выломать может и даже стену дома проломить. Вон на Челюскине случай был: медведь дверь высадил и в домик к метеорологам морду и одну лапу сунул да и снял скальп со спящего полярника (тот отдыхал после вахты). Снять-то скальп он снял, да в дверях его заклинило — ни туда ни сюда. А второй полярник схватил молоток — единственное оружие, которое в доме было, — да и давай лупить медведя по башке.

И убил, но сам поседел и заикой сделался.

— Так что же, выходит, никакой управы на него нет? — растерянно спросил я.

— Ну, вот разве только фальшфейер. Его он, как правило, боится. Причем не столько огня, сколько дыма и вони. Нам по технике безопасности вообще без фальшфейера из дома выходить запрещено: за это, бывает, даже лишают квартальной премии.

Вот с такими разговорами бродили мы по окрестностям острова, время от времени что-то снимая без особенной надежды на успех, потому что погоды категорически не было.

— Погода нынче никакая, — время от времени уныло повторял наш оператор.

Висела та самая белая муть, которая сливала небо со снегом, я уже писал о ней выше. Но, как ни странно, кадры, снятые тут, оказались едва ли не самыми красивыми в фильме.

Теперь, может быть, есть смысл сделать небольшое отступление с тем, чтобы еще раз поговорить о белом медведе. Это, безусловно, хозяин здешних мест, вечный бродяга, разгуливающий по торосам в поисках пищи. Все живое он может считать своей добычей, а если учует запах крови (а услышать его он может за несколько километров), тут уже держись! Вместе с тем знаменитое выражение: «Что ты ревешь, как белый медведь в теплую погоду?!» — полная ерунда. Этот зверь практически нем. Полуторатонный красавец лишь изредка шипит чуть громче рассерженной кошки, да и то только тогда, когда агрессивно настроен.

К сожалению, на «Медвежке» ни одного медведя мы так и не сняли. Правда, однажды на станцию он все-таки приходил, покрутился возле камбуза и ушел. Но было это ночью, когда мы спали, и лишь наутро на свежевыпавшем снегу увидели следы небольшого (года на полтора-два, как пояснил нам опытный Володя) хозяина здешних ледяных просторов.

А накануне отъезда нам натопили баню, и мы с удовольствием попарились, от души исхлестав друг друга настоящим березовым веником (веники припасены здесь на весь зимовочный цикл). При этом и весь процесс подготовки бани, включая «распиловку» прессованного снега и распарку сухих веников, мы сняли на пленку. Сняли также и сам процесс бани, и конечно же купание в чистых пушистых сугробах (накануне специально, как на заказ, выпал свеженький снежок).