Музыка и медицина. На примере немецкой романтики - Ноймайр Антон - Страница 85

Брукнер до конца жизни не уставал жаловаться на пренебрежение к нему и на нападки некомпетентных критиков; однако постепенно стал почитаемой венской знаменитостью. В 1886 году он был награжден Рыцарским крестом ордена Франца-Иосифа; в 1890 году стал получать денежное содержание от императора, а также от ландтага Верхней Австрии, что значительно улучшило его материальное положение и позволило свободно заниматься творчеством. Но наиболее ценным он считал присвоение ему титула почетного доктора Венского университета, поскольку в его глазах это событие официально уравняло его в социальных правах с коллегами-музыкантами. После этого академические критики уже не могли упрекать его в недостатке образования. Между прочим, Брукнер получил очень неплохое общее образование и имел много знакомых в академических кругах. Если же в его библиотеке помимо литературы религиозного содержания и нескольких книг о теории музыки было всего 2 книги светского содержания, то это свидетельствует лишь о том, что современная ему литература не имела для него никакого значения. Высокий уровень образованности Брукнер наглядно продемонстрировал во время вступительной лекции перед студентами Венского университета 25 ноября 1875 года по случаю вступления в должность преподавателя. В своей внешности, одежде, привычках и во всем образе жизни он остался верен простоте и патриархальности. Поэтому понятно, что он выделялся в среде большого города, проникнутого утонченным столичным духом, и был любимым объектом для карикатуристов, среди которых выделялся своими остроумными шаржами доктор Отто Белер. Глядя на портреты работы Каульбаха, Уде или Тильгнера, можно отметить «смешение черт австрийского крестьянина и римского императора». Наряду с крупными ушами бросается в глаза узкогубый рот и внимательные глаза с острым взглядом. Имея рост 175 см, он был выше Брамса и Вагнера и, по свидетельству Франца Шалька «его довольно высокая, массивная фигура контрастировала с быстротой жестов и походки». Несмотря на бытовавшую в то время моду, он всегда был коротко острижен, не носил бороду, довольствовался лишь маленькими усами. Всегда вызывала веселье и его одежда: рубаха с открытым широким воротом, свободный черный костюм одного и того же фасона, что было принято у органистов, и широкополая черная шляпа. Он считал такую одежду свободной и удобной. Что касается пристрастий в еде, то это были, в основном, простые незатейливые блюда. Брукнер не страдал отсутствием аппетита и часто заказывал в ресторанах двойную, а то и тройную порцию.

ПЕРВЫЕ ПРИЗНАКИ БОЛЕЗНИ СЕРДЦА

В течение последних пяти лет жизни Брукнер работал почти исключительно над своим последним крупным произведением — 9-й симфонией. Наброски и отдельные эпизоды появились уже в 1887–89 гг., но с апреля 1891 года он полностью ушел в работу над этой симфонией. В этот период появились его последнее сочинение, относящееся к жанру духовной музыки, 150-й псалом, и светское хоровое произведение «Гельголанд». В 1885 году начались первые признаки болезни, выражавшиеся в отеке ступней, что мешало ему при ходьбе и игре на органе, а с 1890 года его жалобы на состояние здоровья участились и он начал бояться того, что не окончит 9-ю симфонию. Из-за растущей нервозности и частых катаров верхних дыхательных путей Брукнер был вынужден испросить отпуск на 1890–91 учебный год в консерватории, а в 1891 окончательно вышел на пенсию. В 1892 году он оставил свою деятельность в придворной капелле. Только лекции в университете он еще продолжал читать, хотя и с перерывами, вплоть до 1894 года.

Летом 1892 года он предпринял последнюю поездку в Байройт на Вагнеровский фестиваль, где внезапно почувствовал сильное недомогание. Его лечил профессор Альфонс фон Ростхорн из Праги, случайно оказавшийся в то время в Байройте. Лечение прошло успешно и Брукнер поспешил назвать профессора «спасителем своей жизни». О каких симптомах шла речь, можно узнать из письма Брукнера к патеру Оддо Лойдолу написанному в августе 1892 года после возвращения композитора из Байройта в Штирию: «Я сейчас в Штирии в качестве пациента, болит желудок, печень, отекают ноги. Следует, наверное, полечится в Карлсбаде». Принимая во внимание его болезненное состояние, врачи с большими сомнениями разрешили ему присутствовать на первом исполнении 8-й симфонии 18 декабря 1892 года в большом зале Венского «Общества друзей музыки». Брукнер все же получил возможность насладиться восторженным ликованием публики и нескончаемыми овациями, к которым присоединился и сам Эдуард Ханзлик.

В письме от 14 марта 1893 года к старому другу Отто. Китцлеру мы читаем: «Представь себе: с середины января я страдаю водянкой; ноги страшно опухли, вода подступила к груди, отсюда — ужасная одышка! Профессор Шреттер отправил меня в кровать и в течение нескольких недель я питаюсь одним молоком (без хлеба); он тиранит меня: никакого пива и т. д., никаких волнений и т. п. Профессор Шреттер говорит, что опасности для жизни нет; если я буду его слушаться, то доживу до глубокой старости. Я вынужден оставить службу в Придворной капелле так же, как и в консерватории из-за болезни горла. Возможно, волнение способствовало моему горькому недугу…» Шреттер в 1890 году возглавил основанную им III медицинскую университетскую клинику в Вене. Он имел легендарную славу как клиницист и его основной интерес распространялся на заболевания органов грудной области. Опытный врач рекомендовал Брукнеру для излечения от скопления жидкости в области груди постельный режим, советовал избегать волнений и предложил меры по обезвоживанию, организма, которые заключались не только в строгом ограничении приема жидкостей, включая столь любимое Брукнером «пильзенское», но и в так называемых «молочных днях». Удрученный подобными способами лечения, Брукнер 11 февраля 1893 года писал брату Игнацу: «Спасибо за мясо, оно, наверное, очень вкусное. Но мне его нельзя, так как лежу я, прикованный к постели водянкой, и питаюсь только молоком». Возможно, Брукнеру прописали еще и дигиталис, который считался тогда стандартным средством для лечения болезней сердца.

Пациент понемногу отдыхал, хотя настроение у него было не из лучших. 10 марта 1893 года он писал своему будущему биографу Августу Геллериху: «Вода ушла из груди, но ноги еще отекают! Чувствую себя покинутым всеми». Но, тем не менее, он пытается все же шутить в письме: «А еще у меня слишком много воды в животе… Но ничего: уж лучше в животе, чем в голове». И действительно, наступило временное улучшение состояния, что позволило ему на Пасху, в соответствии со старой привычкой, съездить в монастырь св. Флориана и оттуда совершить вылазку в Штирию. Но уже в начале мая он жаловался своему ученику Виктору Кристу, что он «все время недомогает» и что «должен был три недели провести в постели», а из письма к Винсенту Финку в Линц мы узнаем, что врачи еще ужесточили режим лечения, так как «…вследствие моей опасной болезни мне нельзя будет больше сочинять».

Кратковременное улучшение позволило ему поехать в середине августа в Штирию, где он вскоре снова слег. В письме регента Штирийского хора, Франца Байера, от 21 сентября 1893 года читаем следующее: «Господин доктор Антон Брукнер уже некоторое время лежит больной и требует тщательного ухода. Врачами ему запрещена любая умственная работа». Только в конце сентября он смог вернуться в Вену, где 9 октября 1893 года получил письмо от брата Игнаца, в котором тот открыл ему, что болезнь опасна для жизни и что врачи скрыли этот факт, опасаясь за его состояние: «Я прошу, во имя Господа, береги себя, как только можешь, не ожидая ничего. Я, как брат, обязан написать тебе правду. Господин прелат (из монастыря св. Флориана — Прим. авт.) сказал, что место твоего последнего успокоения должно быть под большим органом, поскольку твой творческий путь начался с него». В начале ноября последовал новый кризис с приступами тяжелого удушья, что дало Брукнеру основание окончательно усомниться в возможности выздоровления. Ухудшение состояния и намек брата Игнаца на необходимость документально закрепить пожелание быть погребенным под большим органом монастыря св. Флориана, по всей вероятности, явились решающими причинами того, что 10 ноября 1893 г. было составлено завещание. Возможно, этому способствовал еще и «…жизненно необходимый эгоцентризм и самоизоляция гения, полностью осознающего цену сее как художнику». Успехи Брукнера и почет, оказываемый ему в последние годы, укрепили уверенность в себе и повысили самооценку, хотя в обращении с окружающими он остался по-прежнему скромным. Его твердая убежденность в том, что «я — это „Я“ и мои произведения имеют большое значение» вынудила его поискать надежное место для своих рукописей, так как он опасался доверить их брату или сестре ввиду их недостаточной компетентности. Итак, в начале ноября состоялось протоколирование завещания, перенесенное с конца октября по причине ухудшения самочувствия мастера. Приводим текст завещания полностью, так как он содержит некоторые особенности, характерные для Брукнера: