Неуловимые - Насибов Александр Ашотович - Страница 44

Накануне вечером Громек вернулся из командировки и был тотчас же вызван Мартой на свидание.

Вскоре гауптантурмфюрер фон Герхард и Хильда Бауэр катили в автомобиле.

— Сегодня днём, — оказала Марта, — я приняла приказание: включить рацию и быть на приёме с девятнадцати до двадцати часов.

— Это же вне расписания?

— Да. Но приказание повторили дважды: с девятнадцати до двадцати непрерывно слушать эфир.

— Значит, что-то непредвиденное, особо серьёзное… — Громек взглянул на часы. — В нашем распоряжения ещё пятнадцать минут.

Он замолчал. Молчала и Марта.

Машина неторопливо двигалась по улице, пробираясь на окраину.

Марта сидела неподвижно и, скосив глаза, с тревогой глядела на Громека. Как он в последнее время изменился!.. На лбу, раньше таком отладкам и чистом — пролегла резкая морщина. И румянец исчез с лица; полные губы — ссохлись, потрескались…

Громек, в свою очередь, наблюдавший за спутницей в смотровое зеркальце, увидел, как она вздохнула и опустила голову.

— Марта, — тихо позвал он, — Марта, я так давно хотел…

— Не надо!..

Громек нахмурился, выпрямился.

— Я боюсь, Иржи! — Марта заговорила взволнованно, торопливо. — Я ночи не сплю — кажется, будто за вами пришли, схватили, бьют вас… О-о! — Она застонала, откинулась на спинку сиденья, закрыла руками плаза.

Громек молчал, ошеломлённый тем, что сейчас услышал. Если б знала Марта, кем она является для него! Впервые в жизни он полюбил. И знает: это навсегда. Полюбил, несмотря на то, что не имел сейчас права думать о личном… Но что он мог поделать с собой, если даже в самые трудные минуты перед ним неотступно стоят глаза Марты — большие, широко открытые, чуть насмешливые и такие синие, что их не сравнить ни с чем!.. Как хотелось поглядеть сейчас в эти глаза, сказать: он восхищён её огромным мужеством, и нет для него никого дороже и ближе на свете, чем она, любимая, родная Марта…

Но Громек не обернулся. Пригнувшись к рулю и как-то весь сжавшись, он на большой скорости вёл машину, которая уже миновала окраины города и шла теперь по пригородному шоссе.

— Девятнадцать часов, — хрипло проговорил Громек.

Стемнело. Ветер со свистом мчался навстречу автомобилю. Громек молчал и не отрывал глаз от дороги. Марта сидела, прижав левой рукой наушник к уху, правой регулировала ручку настройки. Эфир молчал.

Но вот она схватила карандаш и поправила на коленях лист бумаги. Карандаш торопливо забегал по нему, и вскоре обозначилась колонка цифр.

Приём радиограммы был закончен. Марта свернула передатчик и быстро расшифровала сообщение. Это было задание. Громеку предписывалось немедленно установить контакт с группой беглецов из фашистских концентрационных лагерей, освобождённых при помощи людей из подполья, связанных с партизанами. Беглецы были укрыты в лесу, который находился близ города, где действовал Громек. Там они должны были выждать некоторое время, подкрепиться, собраться с силами, затем — переправляться на восток.

Громек должен был предупредить их, чтобы, уходя, они оставили кого-нибудь в лесу. Только что из лагерей бежала и направлялась в этот лес другая группа антифашистов. Её надо было встретить.

Дело было срочное, чешскому разведчику сообщили явку.

…Рано утром Громек вывел из гаража машину и помчался на север, где неясной зубчатой стеной темнел лес. В маленьком хуторе, километрах в семи от леса, разведчик остановил автомобиль и стал сигналить. С тяжёлой суковатой палкой в руках вышел хозяин хутора — старик лет шестидесяти.

— Что надо? — спросил он.

Громек объяснил: в радиаторе выминала вода, следует подлить свежей, а заодно и подкачать камеру. Пусть хозяин пришлёт работника; за все будет заплачено.

— Ладно, — проворчал старик.

Он постучал по палисаднику палкой. На крыльцо вышел парень лет двадцати пяти — коренастый, длиннорукий увалень.

— Эй, Стефан, ведро воды в машину, — распорядился хуторянин. — А потом подкачаешь колесо!

Громек протянул хозяину деньги. Тот спрятал их в жилетный карман и скрылся в доме.

Длиннорукий парень принёс воду. Иржи вылез из машины, и они вдвоём залили радиатор. Затем работник взялся за насос.

— Сегодня хорошая погода, на небе ни тучки, — сказал Громек.

Работник, словно не расслышав, продолжал действовать насосом.

— Хорошая, говорю, сегодня погода, на небе ни тучки, — повторил Громек.

Парень оставил насос, поднял голову, оглядел небо, по которому ветер гнал низкие клочковатые тучи с лиловыми краями, и ответил:

— Хорошая погода. А завтра будет ещё лучше!

— Да, — кивнул Иржи, — завтра будет лучше, чем сегодня.

Парень покраснел от волнения, выпрямился, хотел было что-то сказать, но Громек едва заметно качнул головой.

— Работай, — вполголоса оказал он.

Парень вновь взялся за насос.

— Езжайте прямо, километра два. Будет ложбина — поставьте там машину, ждите. Я подойду. Пойдём болотом. Есть и другая дорога — короче, но опасно: уже второй день там вертится какой-то тип…

Через два часа Иржи Громек был среди обитателей леса, передал все, что требовалось, и тотчас же ушёл.

Аскер вернулся в свой кабинет, опустился на стул, задумался. Теперь все стало на место. Пришло время вплотную заняться «Бешеным» я его школой. Кроме того, надо было найти возможность как-то помочь беглецам из лагерей. Не мог же он спокойно ждать, пока эсэсовцы схватят и перестреляют их! Что касается военного, проникшего к беглецам, то Аскер сильно подозревал, что им был чех. Шевельнулась мысль — это фон Герхард. Но Аскер отогнал её: фон Герхард находился в командировке. Впрочем скоро все станет ясно. Он не сомневался, что многое узнает в самые ближайшие дни.

Прозвучал телефонный звонок. Аскер снял трубку и услышал голос Хаммера.

— Хэлло! Это вы, Курт?

— О, с благополучным возвращением, Рудольф.

— Будь проклята эта собачья жизнь, — понеслось из трубки. — Завтра в ночь опять вылет.

— Значит, не увидимся? А так хотелось провести вечер вместе!

— Сегодня буду спать… Чертовски устал. Нам здорово досталась. Я едва унёс ноги. И сейчас одно желание — спать. Завтра, дорогой Курт! Утром приезжайте на стадион. А там увидим, что делать.