Искра жизни - Ремарк Эрих Мария - Страница 72

— Успокойся, Лео!

— А что ты собираешься делать, Бергер? — спросил Розен.

Бергер протер воспаленные глаза.

— Я поступлю в ученики к аптекарю. Оперировать такими руками? Когда прошло так много времени? — Он сжал кулаки под курткой, которую натянул на себя. — Это невозможно. Я стану аптекарем. А ты?

— Жена развелась со мной, потому что я еврей. Больше я ничего о ней не слышал.

— Тебе ведь не захочется ее разыскивать? — спросил Мейергоф.

Розен задумался.

— Наверно, она поступила так под нажимом. Что ей еще оставалось делать? Я сам ей это посоветовал.

— Может, за все эти годы она стала такой безобразной, что для тебя уже больше нет никакой проблемы, — проговорил Лебенталь. — Может, ты будешь рад, что от нее избавился.

— За это время мы тоже не стали моложе.

— Девять лет. — Зульцбахер закашлялся. — Каким это все будет, когда встретишься с кем-нибудь после столь долгой разлуки?

— Радуйся, что хоть кто-то останется для свидания.

— Столько лет спустя, — повторил Зульцбахер. — Узнает ли кто-нибудь друг друга?

Среди шарканья ног мусульман им послышались более твердые шаги.

— Внимание, — прошептал Бергер. — Осторожно, Пятьсот девятый.

— Это Левинский, — проговорил Бухер. Он тоже научился узнавать людей по походке.

Подошел Левинский.

— Что вы тут делаете? Жратвы сегодня не будет. У нас есть свой человек на кухне. Иногда ему удавалось своровать хлеба и картошки. Сегодня готовили только для бонз. Поэтому стянуть было невозможно. Вот немного хлеба. А это несколько сырых морковок. Конечно, этого мало, но нам тоже ничего раздобыть не удалось.

— Бергер, — обратился к нему Пятьсот девятый. — Раздай это.

Каждый получил по полгорбушки хлеба и морковке.

— Ешьте не торопясь. Надо жевать и пережевывать, пока не съешь. Бергер, дай им сначала морковь, а несколько минут спустя хлеб.

— Когда ешь в тайне ото всех, чувствуешь себя преступником, — заметил Розен.

— Тогда не ешь, дурень ты, — ответил ему лаконично Левинский.

Левинский был прав. Розен это понимал. Он хотел объяснить, что эта мысль пришла ему только сегодня, в эту странную ночь, когда они размышляли о будущем, чтобы забыть о голоде, и что она связана именно с ожиданиями, но он не стал ничего говорить. Все это показалось ему чересчур сложным. И малозначительным.

— Они решились, — с трудом выдавил из себя хриплым голосом Левинский. — Зеленые тоже решились. Они хотят участвовать. Их мы оставим. Специальные дежурные, старосты блоков и помещений. Позже проведем отбор. Между прочим, среди них двое эсэсовцев. К тому же врач из лазарета.

— Сволочь он, — сказал Бергер.

— Нам известно, что он из себя представляет. Но он нам полезен. Через него мы получаем информацию. Сегодня вечером поступил приказ об отправке.

— Что? — произнесли Бергер и Пятьсот девятый в один голос.

— Транспорт. Решено вывезти две тысячи человек.

— Они собираются ликвидировать лагерь?

— Вывезти две тысячи человек. Пока.

— Значит, все же транспорт. Как раз этого мы опасались, — сказал Бергер.

— Не волнуйтесь! Рыжий писарь в курсе дела. Если они будут составлять список, вы в него не попадете. Сейчас у нас везде есть свои люди. Кроме того, стало известно, что Нойбауэр не спешит. Он все еще не дал ход приказу.

— Они будут действовать безо всякого списка, — сказал Розен. — Если им не удастся набрать необходимое количество, они сгонят людей в одно место, как они это делали у нас. А список составят задним числом.

— Не надо волноваться. Пока еще есть время. В любой момент все может измениться. Не стоит волноваться, — сказал Левинский.

Розен дрожал от страха.

— Если возникнет опасность, мы спрячем вас в лазарете. Врач сейчас закрывает на все глаза. Мы уже держим там несколько человек, жизнь которых оказалась под угрозой.

— Вы что-нибудь слышали насчет того, собираются ли отправлять женщин? — спросил Бухер.

— Нет. Они не станут этого делать. Женщин здесь и без того очень мало. Левинский встал.

— Пойдем со мной, — сказал он Бергеру. — Я хотел тебя забрать. Для того и пришел.

— Куда?

— В лазарет. Спрячем тебя на пару дней. У нас там есть комнатка рядом с тифозным отделением; нацисты его как огня боятся. Все уже подготовлено.

— А в чем дело? — спросил Пятьсот девятый.

— В крематорской команде. Они ее завтра уничтожат. Правда, это слухи. Причислят они его к этом команде или нет, никто не знает. Я думаю, да. — Он повернулся к Бергеру. — Ты слишком много насмотрелся всего внизу. Осторожности ради пойдем со мной. Переоденься. Оставь свои вещи здесь при каком-нибудь мертвеце и возьми его вещи.

— Иди, — сказал Пятьсот девятый.

— А староста блока? Вы можете это организовать?

— Да, — неожиданно воскликнул Агасфер. — Он будет помалкивать. Мы это провернем.

— Рыжий писарь в курсе дела. Дрейер в крематории дрожит за свою шкуру. Он не станет искать тебя среди мертвецов. — Левинский с шумом втянул воздух через ноздри. — Здесь их тоже хватает. На всем пути сюда спотыкаешься о них. Пока сожгут все трупы, наверняка пройдет четыре-пять дней. Тогда появятся новые. Вокруг такая неразбериха, что никто больше ничего не знает. Главное, чтобы тебя не нашли. — По его ищу пробежала ухмылка. — В такие времена это всегда самое главное. Подальше от опасности.

— Пошли, — сказал Пятьсот девятый. — Поищем покойника без татуировок.

Света было недостаточно. От тлеющего и беспокойного красного заката на западном горизонте было мало толку. Им приходилось низко наклоняться над руками мертвецов, чтобы выяснить, есть ли у них на руках наколотые номера. Наконец, нашли одного, примерно такого же роста, как и Бергер, и сняли с него все пещи.

— Пошли, Эфраим!

Они присели у края барака, невидимого охранникам.

— Поскорее здесь переоденься, — прошептал Левинский. — Чем меньше людей об этом знает, тем лучше. Давай сюда свою куртку и штаны!

Бергер разделся. Он был похож на призрачного арлекина на фоне неба. Принимая неожиданный набор белья, он получил и доходящие до икр дамские подштанники. Он еще натянул на себя с глубоким вырезом блузку без рукавов.

— Завтра утром включите его в список умерших.

— Да. Начальник блока эсэсовец, его не знает. А со старостой блока мы уж как-нибудь разберемся.

Левинский незаметно ухмыльнулся.

— Вы все это здорово провернули. Пошли, Бергер.

— Значит, все же транспорт, — произнес Розен, выглядывая из-за спины Бухера. Зульцбахер был прав. Не надо было затевать говорильню о будущем. Это приносит беду.

— Ерунда! Нам дали поесть. Бергер вне опасности. Нет уверенности, исполнит ли Нойбауэр полученный приказ. Ты что, требуешь гарантий на годы?

— Бергер вернется? — спросил кто-то из сидевших сзади Пятьсот девятого.

— Он вне опасности, — горько заметил Розен. — В транспорт уже не попадет.

— Заткни глотку! — резко бросил Пятьсот девятый и обернулся. Сзади него стоял Карел. — Разумеется, он вернется, Карел, — сказал Пятьсот девятый. — Почему ты не в бараке?

Карел пожал плечами.

— Я думал, у вас есть немного кожи, чтобы пожевать.

— Вот здесь кое-что повкуснее, — проговорил Агасфер. — Он отдал свой кусочек хлеба и морковку. Агасфер приберег это для Карела.

Карел стал очень медленно есть. Мгновение спустя, почувствовав на себе чужие взгляды, он встал и ушел. Когда он вернулся, больше уже не жевал.

— Десять минут, — сказал Лебенталь и посмотрел на свои никелевые часы. — Высокое достижение, Карел. Мне на это потребовалось бы десять секунд.

— Нельзя ли выменять часы на еду, Лео? — спросил Пятьсот девятый.

— Сегодня ночью нельзя ничего выменивать. Даже золото.

— Можно есть печень, — заметил Карел.

— Что?

— Печень. Свежую печень. Если ее сразу же вырезать, она съедобна.

— Откуда вырезать?

— Из мертвецов.

— Откуда ты это знаешь, Карел? — спросил Агасфер через некоторое время.