Пурпур и яд - Немировский Александр Иосифович - Страница 56

ТИГРАНОКЕРТА

С высокомерием взирала Тигранокерта на великую равнину, начинавшуюся под ее стенами: ни здесь, у истоков царственных рек, ни там, в их низовьях, не было города, могущего с нею соперничать. Во исполнение древних пророчеств в развалинах Вавилона гнездились скорпионы и змеи. Руины Ниневии стали логовищем шакалов. Забыты имена древних царей. Их славу и богатство унаследовал армянский царь Тигран.

Артаксата, столица предков, стала тесна Тиграну, как детские пеленки растущему богатырю. Отгороженная от его новых владений громадою Арарата, она стесняла его взор, уже проникавший к Римскому морю.

И тогда на холме в верховьях Тигра выросла новая столица. На пятьдесят локтей от земли поднялись массивные стены цитадели. Рядом на пустом месте появился дворец из пестрого мрамора и деревьев кедровых, еще ниже – парк с прудами и фонтанами. На противоположной стороне холма был построен театр на шестьдесят тысяч зрителей. Зрители театра и жители города появились с такой же сказочной быстротой, как дома и стены. Совершив поход в Киликию и Каппадокию, Тигран увел население двенадцати городов. Эллины, курды, каппадокийцы, пафлагонцы стали подданными Тиграна.

И на холме, еще недавно слышавшем блеяние овец и посвист пастушьей свирели, забурлила жизнь. Шумная, многоязычная толпа заполнила агору и прилегающие к ней улицы. Продавцы кожаных сандалий предлагали свой товар так же рьяно, как на своей родине. Так же пестрели ковры, брошенные прямо под ноги покупателям. Так же пахло бараньим салом от переносных жаровен. Необычным было лишь обилие воинов и соседство дворца. Ниши в стенах цитадели были превращены в казармы и стойла для коней. Оттуда доносилось ржание и нестройные крики. Когда ячменная водка кончалась, воины шли за новой и всегда забывали платить. Соседство дворца было еще более обременительным и опасным. Чуть ли не каждую неделю царские вестники объявляли о новых сборах и налогах, и еще чаще – о розыске беглецов, решивших променять гордый блеск Тигранокерты на свои дикие горы. Пойманных наказывали тут же плетьми, вбивая им в бока и спины чувство гордости, столь же необходимое для столичного жителя, как для царя царей обладание новой столицей.

Тигран принял посла Митридата в недавно пристроенном ко дворцу зале. Его стены были обиты пластинками горного хрусталя, а пол устлан жемчугом. Но Метродор, кажется, не был поражен царской роскошью. Он гордо нес голову, уже посеребренную сединой, и только у трона слегка ее наклонил.

– Мой повелитель приветствует тебя, царь царей Тигран Великий, и желает долгих лет царствования, счастья твоему дому, побед твоим колесницам!

Тигран уже был наслышан об этом эллине, достигшем при понтийском дворе такого влияния, что ему был дарован титул «отца царя».

– Мой господин, – продолжал Метродор, – просит помощи по праву союзника и родственника. Ведь римляне и твои враги, они…

Тигран сделал нетерпеливое движение:

– Я понимаю, что нужно Митридату. Но что мне посоветуешь сделать ты? Я хотел бы услышать не посла, а философа.

– Как посол, я прошу за своего государя, – решительно ответил Метродор. – Как советчик, говорю: откажи!

Тигран схватился обеими руками за трон. Перстни на его пальцах засверкали ослепительным блеском.

– Три года я служу Митридату и наблюдаю за ним, – продолжал Метродор невозмутимо. – Сначала я думал, как многие, что это Дионис Освободитель. Но, проведя с ним зиму под Кизиком, я понял, что он – Дионис Кровавый. Власть опьянила Митридата, как старое вино. Она плотной пеленой отуманила его взор. Царь находит друзей в льстецах, а в доброжелателях и советчиках усматривает врагов. Колеблется под ним земля, и, чтобы удержаться на ногах, он готов на любое преступление. Если ты поможешь Митридату, твоя Армения превратится в пустыню. Чужеземцы осквернят твои храмы, разрушат дворцы. Они уведут в рабство твоих сыновей. Города станут логовищами шакалов.

Тигран не перебивал.

ОДНО СЛОВО

Лукулл медленно обходил строй. На него смотрели суровые, обветренные лица. Но сегодня ему казалось, что губы едва скрывают насмешку. Неужели им стало известно содержание письма, доставленного гонцом? Интриги Помпея не оставляют его и здесь, на краю света. Вчера Помпей был объявлен владыкою всех морей. Сегодня он добивается командования над всеми легионами.

Взгляд Лукулла внезапно остановился на Клодии. Семь лет назад он обещал его сестре провести Митридата в триумфальном шествии, а этот царственный старец по-прежнему неуловим. Он ускользнул из лагеря, оставив сокровища. Но жен он приказал умертвить. Во всяком случае, они остались ему верны. А Клодия? Даже через моря и горы прошла молва о ее доступности. Давно ли Мурена протянул ему свиток со стихами: «Смотри, твоя супруга состязается с тобой в славе!» Слава Клодии – это бесславие его, Лукулла.

Но этому Клодию не откажешь в смелости. Он отличился в конной схватке у Кабиры. Потом, правда, не захотел идти за хлебом в Каппадокию, заявив, что это занятие, но достойное патриция. Патриции испокон веков были послами. Это назначение заткнет рты всем, кто уверяет, будто он, Лукулл, переносит свое отношение к Клодии на ее брата.

– Мы уже не родственники, – начал Лукулл, оставшись наедине с Клодием. – Я послал твоей сестре развод. Она предпочла мне, патрицию, какого-то веронца.

Юноша пожал плечами:

– Женщину можно ослепить происхождением, но чтобы одержать над нею победу, надо владеть оружием Катулла – ямбом.

Лукулл выдавил из себя улыбку. Она застыла на его обветренных губах.

– Оставим стихоплетам их сомнительные трофеи. Пусть они собирают дань с легковерных красавиц! Воинам должно думать о другом. Тебе известно, о чем я намерен тебя просить?

– Водя богов и намерения полководцев – тайна для простых смертных! – произнес Клодии насмешливо.

Немного помедлив, Лукулл достал из-за края тоги свиток, скрепленный консульской печатью.

– Это мое послание Тиграну. Митридат скрывается где-то в его владениях и, как я слышал, внушает всем ужас. Почему бы Тиграну не выдать тестя для нашего триумфа?

Клодии взял свиток.

– Ты еще не оставил мысли провести старика по форуму?

– Этот старец моложе любого из своих сыновей и внуков. В нем не остывает пыл ненависти. Рим не может быть спокоен, покуда его голова не слетит с плеч.

– Но сам Сулла должен был отпустить Митридата с миром. Я уже не говорю о Мании Аквилии Младшем…

– Пока дышим, надеемся, – перебил Лукулл. – Объясни Тиграну на словах, что война не в его интересах. Напомни ему о преступлениях Митридата, о том, как он поступил с матерью и женами. Обещай, что римский парод сохранит за ним все его приобретения.

Дорога в Антиохию была подобна речи софиста. Она петляла так, словно ее единственной целью было доказать, что чем дальше уходишь от исходного пункта, тем становишься к нему ближе. В конце концов Клодии отослал проводников и двинулся напрямик.

На третий день пути с перевала ему открылись черепичные кровли Антиохии, некогда столицы Селевкидов, а ныне одной из резиденций Тиграна. Самого царя в городе не оказалось. По словам придворных, он был занят покорением каких-то приморских городов.

Смирившись с перспективой длительного безделья, юноша занялся осмотром города. С утра, облекшись в тогу, он погружался в толкотню улиц. Знакомясь с городом, он вскоре сам стал его достопримечательностью. Антиохийцы, известные своим пристрастием к роскоши, впервые увидели, что такое римский щеголь. Каждая складка на парадном одеянии Клодия лежала так, словно ее приклеили. Пола, перекинутая через левое плечо, была распущена красивым полукругом наподобие веера. Завязки сандалий образовывали на ноге замысловатый узел.

Впрочем, вскоре выяснилось, что антиохийцев привлекла к послу не одна его внешность. Одни хотели выяснить у римского посла, когда же со своим войском появится Лукулл. Другие выражали свое сочувствие тем, что приглашали Клодия отведать их яств, преподносили подарки и вообще одаривали знаками внимания. Узнав о прибытии в Антиохию римского посла, соседние города тайно отправляли к нему своих представителей.