Знак Z: Зорро в книгах и на экране - Шарый Андрей Васильевич - Страница 7

Исследователи творчества Джонстона Маккалли полагают, что он был знаком с романами баронессы Орци и хотя бы отчасти воспользовался их фабулой. Это, надо признать, подтверждает и сюжет романа о Зорро. Для автора бульварных журналов начала прошлого века такое заимствование простительно, тем более что «Проклятие Капистрано» ни в коем случае не назовешь литературной халтурой. Маккалли блестяще интерпретировал идею о боевом фирменном стиле положительного героя. Изображение лисицы в романе не появляется ни разу, однако, учитывая бытовавшие в Калифорнии индейские обычаи, этого зверька вполне можно считать тотемным животным Диего Веги. Милая привычка маркировать тела поверженных врагов кровавой печатью тоже коренится в архаических верованиях язычников. Только в поздних киноверсиях Зорро комическим образом оставляет свою характерную отметину на камзолах или штанах противников — поначалу-то он целил в щеку, в лоб или вырезал Z-эмблему на обнаженной груди врага в качестве расплаты за жестокость негодяя. Век назад такие нравы садистскими, очевидно, не считались.

Едва ли Маккалли ставил перед собой задачу соткать достоверное историческое полотно, но он хорошо представлял себе Калифорнию начала XIX века. И по мере сил соблюдал точность в деталях; в тексте романа критики находят, например, даже подтверждение тому, что Маккалли удосужился для описания батальных сцен изучить основные приемы классической школы испанского фехтования. Писатель верно подмечает, что калифорнийские ранчо были организованы по принципу феодальных европейских владений, в которых патернализм сочетался со строгой социальной иерархией. Переселенцы берегли испанские традиции, как фамильное серебро. Принадлежность к аристократии определялась благородством рода, богатством, положением в обществе и закреплялась точным следованием католической морали и ритуалам поведения своего класса. Скажем, незамужней дочери не позволялось оставаться наедине с посторонним мужчиной, рядом обязательно присутствовала ее мать или дуэнья. Глава семьи был до такой степени авторитарен, что определял даже время, когда подросший сын мог начинать бриться. Эти замашки нашли отражение и в историях о Зорро. Диего, например, приступил к ухаживаниям за Лолитой по настоянию отца; все главные герои книги озабочены своим происхождением. Диего — юноша «отличной крови», замечает Маккалли. Дружеские в целом отношения Диего Веги и сержанта Гонсалеса охарактеризованы как «любопытные», с учетом разницы в социальном положении молодых людей. Делая предложение Лолите, Диего говорит ее отцу дону Карлосу Пулидо: «В ваших жилах течет благородная кровь, сеньор, самая благородная кровь в этих краях. Естественно, когда мужчина из рода Вега решает свою судьбу, он ищет женщину прекрасных кровей». Не раз и не два автор напоминает, что настоящие кабальеро в своих помыслах и поступках подчиняются зову голубой крови, а люди низкого происхождения такого зова вовсе не слышат. О слугах-индейцах герои Маккалли высказываются с пренебрежением, девушки низших сословий существуют для кабальеро лишь в качестве мишеней для эпизодического чувственного наслаждения. Зорро, естественно, демонстрирует полный набор правил из кодекса рыцарского поведения испанской аристократии: он крайне редко убивает противников; он никогда не сражается с раненым, безоружным или поверженным соперником; он неизменно с уважением относится к Церкви и ее представителям, как и к людям благородного происхождения, особенно к тем, кто старше его самого; он отменно галантен по отношению к женщинам. В обеих своих ипостасях Диего-Зорро изысканно вежлив, никогда не теряет спокойствия, следит за языком, не бранится, отпускает в адрес разъяренных противников колкие шутки, распаляющие бессильную злость этих негодяев.

Шотландское происхождение Маккалли не помешало ему разобраться в особенностях еще одного ключевого для колониального «латинского» общества явления — в социальной практике мачизма. Освоение Нового Света деформировало и обострило кастильское представление о мужественности. Сформировался особый архетип мужчины-конкистадора, завоевателя, «взламывающего» девственное американское пространство; это психологический тип мужчины, который находится в постоянных поисках борьбы и насилия. Для такого экземпляра презрение к опасности и смерти есть оборотная сторона отношения к женщине как главному объекту подчинения. В Мексике этот особый тип мужской брутальности (когда чувство абсолютного превосходства смешано с комплексом неполноценности) получил наименование chingon. Зорро Джонстона Маккалли — не только квинтэссенция мужского начала; черная маска разбойника скрывает глубокий комплекс неуверенности в себе. «В тот момент, когда я надевал шляпу и маску, изнеженный дон Диего умирал во мне. Мое тело наливалось силой, новая кровь текла по моим венам, мой голос становился громким и сильным, в меня вселялся огонь», — так в конце романа сеньор Вега говорил о причинах своих превращений.

«Мужчина способен глубже познать женскую суть, в то время как женщина, напротив, не может познать сокровенность мужчины, ибо она не в силах осознать сущность мужественности, — разъяснял потаенную суть мачизма испанский философ Педро Каба. — Женщина вступает в контакт с мужским началом только через любовь, а мужчине свойственно ощущать общность с себе подобными через зов крови, через волю творца». «Жажду приключений» философ Каба считал общим уделом мужественных героев, а также женщин, у которых ущербное женское начало. В середине XX века мадридский священник-консерватор отец Айяла так писал о практике мачизма: «Каждому определено свое: отец — глава семьи, мать — ее сердце и душа. Отец должен быть знающим и умеющим, мать — любящей». По такому лекалу скроена семья калифорнийского аристократа Карлоса Пулидо. «Знающий и умеющий» дон Карлос, не поведя бровью, продаст свою дочь любому выгодному родовитому жениху.

Через несколько месяцев после выхода в свет романа Маккалли американские суфражистки добились полного равенства женщин в избирательных правах с мужчинами, так что в «Проклятии Капистрано» в ту пору прослеживался — теперь не столь актуальный — социальный подтекст. Теперь изменился сам смысл понятия маскулинность, которое во многом растеряло социальное значение и превратилось в жупел слегка карикатурного сексуального вызова, да и в Европе реальности Нового Света воспринимаются по-своему. Мачо вчера — это latin lover, латинский любовник сегодня; по-русски мы назовем такого парня «орел». И Дуглас Фербенкс в 1920-е годы, и Тайрон Пауэр в 1940-м, и Ален Делон в 1970-х, и Антонио Бандерас в конце XX — начале XXI века играли Зорро с заметной долей мачистской иронии, однако у этой иронии различные оттенки. Столетие назад сеньорита Пулидо закатывала глаза, стоило благородному незнакомцу чмокнуть ее в ручку; в 1998 году актрисе Кэтрин Зета-Джонс для возбуждения недостаточно и того, что Зорро изящными движениями шпаги срывает с нее одежду.

Калифорнийский кабальеро начала XIX века пребывал в уверенности, что женщина способна реализовать себя только «в лоне семьи». Поэтому мужчина воспринимал женщину либо как домохозяйку, либо как дьявольское искушение; женщину нужно было обязательно «объезжать», словно породистую лошадь. Именно так относится к Лолите Пулидо бесцеремонный капитан Рамон, грубо добивающийся от красавицы любви-подчинения. Так же, по сути, воспринимает Лолиту Пулидо и галантный Зорро, готовый защищать возлюбленную до последнего вздоха, однако в той же степени, как и Рамон, уверенный в превосходстве любого настоящего мужчины над любой женщиной. Сама Лолита если чего и ждет от мужчины, то завоевания. Она открыто требует от апатичного дона Диего выполнения петушиного набора ухаживаний: вздохов, взглядов, ночных серенад под балконом; фактически только отказом хотя бы формально соответствовать этому коду социального поведения кандидат в женихи и плох. А тому, кто, как Зорро, умело проявит способности завоевателя, сеньорита готова навсегда отдать свое сердце: «Пулидо не умеют любить дважды». Это доказано и семейной историей: мать Лолиты, сеньора Каталина Пулидо, живет в верности и покорности мужу, как и подобает даме из благородного общества.