Заговор генералов - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 51

– Назвал убийства бессмысленными и идиотскими.

– Значит, уже не из паханов. Не их словарь. На военного, говоришь, не очень похож?

– Интонации есть, но скорее – самодовольство, чем бахвальство.

– Ага. Сидит, понимаешь, мужик перед супермонитором и ведет посреди ночи беседы на тему, как честному «важняку» не влезть в дерьмо, поскольку некоторые силы имеют на него, этого честнягу, определенные виды. Так примерно?

– Не примерно, а точно, – вздохнул Турецкий.

– Ну а раз так, то и искать нечего. Это наши соседи, Саня. А среди них ищи того, кто знает, чем ты занимался в Гармише. Еще есть ко мне вопросы?

– Только один.

– Ты делаешь успехи. Давай.

– Поскольку ты, в отличие от меня, читаешь газеты, напомни, когда произошла эта история со снятием Коновалова?

– Не беспокойся, ты был уже в Гармише. А что, у Кости нет повода позвонить ему?

– Надо найти, – засмеялся Турецкий. – Кажется, горячо, Славка. Я всегда утверждал, что хороший обед идет тебе на пользу.

– Ну, если быть справедливым до конца, то скорее – тебе самому. Поэтому – твой ход.

Грязнов вытер салфеткой рот, поднялся, предлагая жестом другу произвести расчет с официантом, легонько помахал согнутой ладонью и добавил:

– Встретимся у выхода. Зайду к директору на пару слов.

Турецкому пришлось ожидать его недолго. Славка вышел, закуривая и довольно потирая ладони.

– Вот видишь, поскольку тебя на месте не оказалось, мои архаровцы отправились за Воробьем-Воробушком и привезут его не к тебе, а ко мне, на Петровку. Со мной пойдешь или предоставишь удовольствие другу?

– Раз это для тебя удовольствие, то с наслаждением. Только одна просьба, Слава, одновременно запиши на пленку, а Артюша пусть оформит ему подписку о невыезде.

Грязнов озадаченно уставился на Турецкого:

– А задержать разве не целесообразнее?

– Нет. Но обыск у него дома провести надо, хотя нам там ничего не светит. И – под подписку. Пусть удирает, если хочет и не боится.

– Неужели ты думаешь?…

– Ага, как ты любишь говорить. Правда, я еще не решил: стоит ему говорить, что у нас надежнее? В смысле, расшифровывать обещание «доброжелателя» доставить виновных в самом лучшем виде. То есть в готовом для идентификации виде.

– А это не круто, Саня? – с сомнением проговорил Грязнов.

– Он рискует меньше нашего: если чист, какие претензии?

– Ну да, а в противном случае…

– Предоставим дело судмедэксперту Градусу.

– Так, может, ты все-таки?…

– Нет, Славка, занимайтесь сами, у меня тоже забот хватает. Там небось уже все телефоны разнесли. Нам время потянуть надо, вид сделать, что мы раздумываем, как принять совет «доброжелателя», ну а следствие, если его еще можно назвать таковым, течет себе понемногу, но вяло и неохотно. И скоро, вероятно, окончательно заглохнет. Парочка таких намеков, и, глядишь, снова позвонит «доброжелатель».

– Ты с Костей еще не говорил на эту тему?

– Когда же? Минуты свободной не было… И еще просьба, Слава. Денис, я слышал, вернулся? Пусть его ребята заберут мою «семерку» и хорошенько ее прокачают. На предмет лишних деталей. А то уже стало надоедать.

– За это не беспокойся, сделают. Ну, я пошел. Звони…

Капитан милиции Ивасютин Андрей Гаврилович проводил воспитательную работу со старшим лейтенантом Тимохиным.

– Слушай, Витя, ты с этим, будь он проклят, покойником, хоть о них плохо не говорят, всем нам такого леща подкинул, что… словом, я тебе не завидую. Погоди, не рыпайся, выслушай! Полковник обещал шкуру с тебя спустить. Еле уговорил его разрешить провести с тобой беседу и прийти к общему знаменателю, понял?

Тимохин как-то неопределенно кивнул, пожав плечами.

– Слушай дальше. Вот именно из-за этого твоего, – Ивасютин скопировал тимохинское движение плечами, – полковнику влил сам заместитель министра с такой силой, что, окажись ты не в отгуле, мы бы все тебя искали понимаешь где? Можешь не отвечать, поскольку, я знаю, ты совсем не дурак. Указывать тебе на просчеты не вижу смысла, ты в милиции не новичок. И обязан был не ждать, а сразу, вместе с теми, кто его доставил к нам, двигать дальше, не вешая на наш отдел жмуров.

– Так ведь… – встрял Тимохин, но начальник угро резко перебил его.

– Дай Бог, чтоб твои сомнения кончились для полковника только нервами, а не выводами по службе. Потому что… ну, ты и сам должен понимать… Когда с горы катится лавина, хуже всего тем, кто внизу. Будем надеяться, что обойдется. Вон и меня в группу к «важняку» включили, значит, чем смогу, помогу нашим из дерьма выкарабкаться. Куда мы по твоей милости попали.

– Да я ж… – совсем понурился Тимохин.

– Вот именно, пока ты раздумывал, тот Комаров, считай, дуба и дал. Как там у них записано, знаешь? По причине непрофессиональных действий, проявленных дежурным, и так далее. Тебе очень нужна такая формулировочка? Подумай. А нам всем? Вот и делай выводы…

Тимохин, казалось, вообще уже ничего не мог понять: какие он должен делать выводы? Почему? В чем его обвиняют – анализа не сделал на содержание алкоголя? Так то ж и дураку видно было…

Но Ивасютин настаивал на своем.

– Ты должен все осознать, отразить в рапорте на имя полковника свое полное раскаяние. А мы тебе укажем в приказе. Со всеми вытекающими, понял? А через пару неделек компенсируем, так сказать, моральный и материальный ущерб. Не бойся, внакладе не останешься. Поэтому бери бумагу и начинай сочинять, как ты оказался не прав. В приказе распишешься сегодня же. И уходи болеть. У тебя уже несколько дней высокая температура. Грипп, понимаешь, по Москве гуляет. Может, оттого ты и опростоволосился, что котелок не варил. Понял меня? Бюллетень организуй, чтоб документ был оправдательный. В общем, учить тебя, что ли?

Старший лейтенант милиции Виктор Тимохин посмотрел на старшего товарища, явно желающего ему добра, подумал немного и, придвинув к себе лист белой бумаги, написал сверху справа: «Начальнику ОВД „Сокольники“ полковнику Валуеву…»

Ивасютин поднялся, похлопал Тимохина по плечу и подмигнул ободряюще:

– Напишешь, занесешь ко мне, я лично передам полковнику, – и, нагнувшись к уху старшего лейтенанта, негромко добавил: – Одно дело, когда сам себя колотишь в грудь, и совсем другое, если это делает начальство. Поэтому не стесняйся. А я сейчас схожу к полковнику и доложу, что ты все осознал. Не подведи меня.

– Спасибо, Андрей Гаврилович, – искренне сказал Тимохин. И, окончательно теперь решив, что доказывать свою правоту нет никакого смысла, стал думать, как поточнее сформулировать мысль, высказанную капитаном. Да и вообще, начальству всегда видней…

Пока старший лейтенант Тимохин сочинял по указанию начальства покаянное объяснение тому, в чем он никакой своей вины не видел, Ивасютин, будучи в угрозыске вовсе не новичком, предпринял некоторые действия. По его мнению, они могли бы затруднить расследование убийства Комарова, то есть дела, в котором все концы и без того были утоплены. Он исходил из того, что «важняк» наверняка потребует от него, Ивасютина, большего служебного рвения, нежели просто соображений на общие темы и равных им советов. И тут прохладцей не отделаешься, да и «заряжать» этот Турецкий умеет, как никто другой. Особенно, рассказывали очевидцы, когда он действует в паре со своим дружком, нынешним врио начальника МУРа Грязновым.

Кстати, совсем нелишне заиметь и собственное мнение по поводу странного убийства того пьянчуги-санитара, которым с утра уже занимались коллеги, пока их шеф то совещался в верхах, то вояжировал по городу. Но после краткой беседы с полковником Ивасютин успел расспросить своего сыщика, бегавшего в больницу в связи с заявлением главного врача, и сразу решил, что дело это новое надо квалифицировать как бытовое, как несчастный случай, связанный с пьянством. Хотя из собственного опыта понимал: все не так просто, как кажется, и связь с предыдущим делом просматривается прямая. Но теперь уже не в его, Ивасютина, положении следует делать, а пуще того, убеждать руководство в своих выводах. Пусть все течет, как течет, а он, начальник отдела угрозыска ОВД, просто вынужден большую часть своих служебных дел переложить на плечи подчиненных. Таков приказ.