Исчезнувший - Нибел Флетчер - Страница 120

19

Джилл вернулась к своему столу, без сил шлепнулась в кресло, опустила руки на машинку. У нее был вид умирающей страдалицы.

— Джин, — сказала она тихим детским голоском, — не будь я такой разбитой, я бы сейчас разревелась.

Я ее понимал. Вскоре после ленча мы были вынуждены запереться в пресс-бюро. Наша маленькая группа официальной информации — впрочем, в последние дни информации не было и в помине, — превратилась в осажденный аванпост, который выдерживал беспрерывные атаки прессы и был полностью отрезан от главнокомандующего. Все телефонные линии — пять на столе у Джилл и три у меня — были забиты вызовами с оплаченным ответом. Репортеры врывались к нам когда вздумается, игнорируя правило, по которому входить в пресс-центр разрешалось только по нашему приглашению.

Когда Джилл, наконец, повернула в замке ключ, в дверь сначала забарабанили, а потом забухали ногами. Мы очутились в осаде.

Я подошел к Джилл и погладил ее по плечу. Она жалобно улыбнулась.

— Спасибо, — сказала она. — Иногда я от души желаю, чтобы этот Стив Грир и на свет не родился. Не знаю, сколько еще дней я выдержу.

— Это я виноват, Джилл. Если бы у меня хватило ума — впрочем, тут особого ума и не нужно, — мы давно посадили бы в приемной еще одного помощника, чтобы он хоть часть ударов принимал на себя. А теперь уже поздно. Пройдет не меньше недели, прежде чем мы его натаскаем по вопросам, в которых и сами не разбираемся. — Я продолжал гладить ее плечо. — Шла бы ты в служебную комнату, прилегла хоть немного.

— Нет. Сейчас пройдет. Просто нервы сдали. Не беспокойся.

Через несколько минут она пришла в себя. Посмотрелась в зеркальце, подкрасила губы и откинула волосы с лица. Затем нажала одну из кнопок под мигающей лампочкой и сказала: «Пресса». В голосе ее звучала растерянность и настороженность, словно она была в арьергарде отступающей армии.

Но мы не отступали. Мы просто тонули в потоке бесчисленных запросов. Уж не знаю, где и как, плотину вдруг прорвало. Город захлестывали всевозможные слухи, и, казалось, каждый журналист, каждый радио— и телерепортер звонил к нам, чтобы справиться насчет какого-нибудь из этих слухов.

Эй-Би-Си спрашивала, правда ли, будто русская армада внезапно появилась в Южной Атлантике. «Нью-Йорк таймс» узнала, что экстренное совещание Штаба разведок США было внезапно отменено. Корреспондент «Ньюсуик» в Пентагоне требовал прокомментировать сведения о том, будто бы генерал Марвин Полфрей, шеф Разведуправления министерства обороны, обвиняет главнокомандующего флотов адмирала Фристоуна в том, что он скрыл от него жизненно важную информацию. Эн-Би-Си имела сведения, что Хиллари Калп в своей завтрашней речи по всем программам радио и телевидения собирается объявить, будто Грир и Любин сбежали в Россию. Лос-анджелесская «Таймс» спрашивала, верно ли, что агент ФБР Ларри Сторм уволен, потому что знал слишком много подробностей о деле Грира. Издатель маленькой местной газеты из Колорадо выдал самую идиотскую версию за весь день. Он якобы узнал из «не вызывающего сомнений источника», — кто же сомневается в своем источнике, когда речь идет о сенсации? — что Дэйв Полик из «Досье» убит теми же самыми заговорщиками, которые похитили Стивена Грира. Когда я ответил, что все это полнейшая чепуха, он сердито потребовал доказательств. И тут я сообразил, что и сам не знаю, где сейчас Полик, живой или мертвый.

Кроме того, звонили сотрудники Белого дома, которые обычно легко проникали к президенту, жаловались, что не могут до него добраться. Биржевая следственная комиссия подготовила доклад, в котором обвиняла Мори Риммеля и Брэди Меншипа в злоупотреблениях в связи со спекуляцией акциями «Учебных микрофильмов». Комиссия просила у президента разрешения начать дело. Могу ли я с ним связаться? Нет, не могу… Мигель Лумис, позвонив из дома Грира, сообщил, что Сусанна Грир из спокойной, сдержанно переносящей свое одиночество женщины превратилась в восторженную болтливую особу, и все это в течение часа. Видимо, она получила от Стива добрые вести, но на все вопросы Мигеля Сью отвечала молчанием. Не знаю ли я чего-нибудь? Нет, я ничего не знаю… Телефонистки Белого дома обычно не отвечали на идиотские вызовы, но какая-то чокнутая дамочка по имени Беверли Уэст обошла их и дозвонилась до меня. Она, мол, лично сообщила агенту ФБР, что Грир и Любин снимали квартиру в доме на Р-стрит, и какого черта президент прикрывает этих паршивцев и так далее, и тому подобное. Похоже, она была не в своем уме и так вопила, что я сообщил ее имя и адрес секретной службе… Затем позвонил Дэнни Каваног, председатель нашего предвыборного комитета. Он был вне себя от злости. Дэнни сказал, что ему позарез нужно поговорить с президентом, однако Грейс Лаллей его не соединяет. Губернатор Монтаны, один из столпов партии Роудбуша, готов переметнуться к Уолкотту из-за этого чертова Грира. Дэнни хотел, чтобы Роудбуш немедленно позвонил губернатору и постарался его уговорить.

— Грейс не желает меня и слушать, черт бы вас всех побрал! — орал он. — Что происходит? Может быть, и Роудбуш исчез тоже?

Я ничем не мог помочь Дэнни. Единственное, что я знал, так это что сегодня утром к президенту явился собственной персоной Джером Фрейтаг, директор УНБ. И то лишь потому, что Грейс мне сказала об этом, когда я попытался проникнуть к президенту. Он был невидим и неуловим.

Первый приказ от Роудбуша я услышал только в три часа пополудни, и тогда все завертелось.

— Президент хочет вас видеть, — сообщила мне Грейс, даже не пошутив вопреки обыкновению.

— Когда? — спросил я.

— Немедленно, — ответила она и бросила трубку. Видимо, сегодня нервы у всех были натянуты как струны.

Когда я вошел, президент оторвался от бумаг, указал мне на кресло и продолжал быстро читать. Ни слова приветствия, ни радушной улыбки. Он был серьезен, но отнюдь не удручен. Роудбуш нетерпеливо перелистал последние страницы документа.

— Сожалею, что не мог вас принять, Джин, — сказал он. — Произошло слишком многое и слишком быстро… Я вызвал вас потому, что сейчас прибудет наш приятель с того берега, Артур Ингрем. Я пытался от него отделаться. У меня действительно нет времени, но он был необычайно настойчив. Сказал, что дело не терпит отлагательства… Я хочу, чтобы вы присутствовали при нашем разговоре, а затем его записали. Разумеется, не здесь. — Он улыбнулся. — Используйте свою знаменитую репортерскую память.